Игра знамёнами. Часть первая: «Крамола земная»

Его же «подвигу» кто-то из бардов, скромно пожелавших остаться неизвестным, посвятил маленькую виршу:

Кричал боярин: «Где подлый враг?»
«Сейчас его я – сотру во прах!»
Врага увидел – и в тот же миг
Боярин храбро нырнул в нужник.

Она в короткое время облетело всё войско, и приобрела в нём бешеную популярность.

Любой на месте Вышаты давно сгорел бы со стыда и покинул войско. И на какое-то время даже уехал из Столицы – отсидеться в имениях пока не утихнут перетолки. Этому же было – что с гуся вода.

«В бою» – отшучивался по этому поводу боярин, – «можно всяко – лишь бы не лечь в раскоряку». Тоже – словоплёт выискался!

Святослав с Молчаном преодолели наконец казавшийся бесконечным склон и выехали к небольшой росточи, за много лет промытой в яру весенними паводками. В неё оба всадника и направили коней.

У балки было довольно широкое устье с покатым каменистым дном. Затем её края сужались, а русло начинало беспорядочно вихлять из стороны в сторону. Так было оттого, что вешние воды смогли проточить себе путь в теле холма только через мягкие породы камня, залегавшие причудливыми извивами, а твёрдые им оказались не по зубам.

Крутые склоны промоины были практически лишены растительности, поэтому для засады подходили мало. Однако Черноградский князь на всякий случай оставался настороже.

Отправляясь сюда, он сильно рисковал.

Впрочем, у него не было другого выбора.

Очередной поворот остался позади. Гнедой вынес Святослава в маленький распадок между двух невысоких, но довольно обрывистых скал-останцов. Молчан, согласно уговору, остался ждать его позади.

Князю поначалу показалось, что в лощинке никого нет. Однако после того как он сморгнул, изгоняя из ока неведомо как попавшую туда соринку, с его глаз словно спала пелена.

Земляной змей! – опять колдовство? Прямо по центру распадка, промеж двух каменных лбов стоял всадник. Всем своим видом напомивший поросшую мхом скалу, пребывавшую здесь с начала времён.

Этому немало способствовала бурая масть его коренастого конька и серый цвет небрежно наброшенного на плечи плаща-накидки. Слабый ветерок слегка теребил роскошные пшеничные усы аршинной длины и не менее внушительную гриву волос.

Да, это был он.

Он пришёл.

– Здравствуй, Медоус! – поприветствовал князь всадника.

Тот какое-то время молчал, в упор разглядывая среднего Соколовича. Потом всё-таки разлепил сурово сжатые губы.

– И ты не хворай, Святослав. С чем пожаловал?

Черноградский князь задумался, как проще изложить этому могучему старику свои мысли.

После неудачной засады в Пустых холмах война в полочанских землях окончательно зашла в тупик. Полуденное войско было вынуждено продолжить затеянную для отвода глаз осаду двух лесных крепостей – бросить её теперь означало потерять лицо. Да и дорога, которую они прикрывали, являла собой кратчайший путь на Закатную Двину и саму столицу княжества. Однако взять их было очень нелегко. Для этого требовалась либо большая кровь, которую они себе позволить не могли, либо много времени, а, соответственно, и пенязей.

А их в казне уже почти не было. Война началась в крайне неудобное время – когда все собранные за год средства разъехались в разные концы полуденных земель, а до поступления новых было по меньшей мере полгода. Кое-как наскребли пенязей, чтобы сколотить обоз, но и тот потеряли в первом же бою. Какое-то время удавалось держаться благодаря награбленному в Менске. Однако затем войско захватывало только лесные крепости, добыча в которых не окупала пролитой крови, да малые веси, где брать было особо и нечего. Разве что провизию. Вои мало-помалу начинали роптать. В общем, всё сводилось к тому, что пришельцам предстояло отступить обратно к Буковым холмам, удовлетворившись уже достигнутым.

Однако чтобы хотя бы удержать за собой захваченную территорию, и на будущий год продолжить войну с тем же раскладом, что и сейчас, во всех захваченных городах и крепостях надо было посадить гарнизоны. Кроме того, в Менске требовалось оставить значительные силы, которые могли бы реагировать на удары всеславовых дружин. Которые, безо всякого сомнения, последуют, как только Соколовичи уведут свои войска обратно. Всем воям, которые останутся на захваченной территории, требовалось платить содержание. Желательно сразу на полгода вперёд. Но сделать это до осеннего оброка было нечем. А наладить сбор пенязей с местных жителей с рыжим волком под боком не представлялось возможным. Ввести чрезвычайный налог на войну можно было только с разрешения всей земли. Точнее совета старейшин – который ещё требовалось собрать. А на это опять-таки ушло бы немало времени.

Ситуацию могла исправить новоградская дань – её должны были привезти в Столицу этой весной. Причём она обещала быть куда больше обычной – до этого покойный Остромир дважды испрашивал позволения отложить её выплату, чтобы потом отдать сразу за три года. Однако именно эту казну коварный Всеволод разграбил во время своего дерзкого набега на Новоград, из-за которого и началась война. Поэтому оставалось только брать взаймы. Либо у ромеев, либо у жидов. Ни у тех, ни у других этого делать не хотелось. Отдавать-то придётся – с изрядным преизлихом. Да те ещё и наверняка вытребуют себе за это какие-нибудь привилегии. В ущерб великому столу и всем правдивым землям. Вот Соколовичи и не торопились отводить свои дружины от этих клятых лесных крепостей, всё-таки надеясь каким-то чудом решить дело за одну зиму.

Седмицу назад они даже подготовили штурм одного из городков. Того, что стоял на левом берегу Ушачей реки – к нему проще было подступиться. Однако едва только ударные отряды выдвинулись на исходные позиции, как на тылы полуденного войска нежданно обрушилось несколько сотен легкоконных воев. Это оказалось очень неприятным сюрпризом, поскольку разведка давным-давно знала расположение всех наличных сил полочанского князя. А с той стороны, откуда последовал удар, взяться им было попросту неоткуда. Неизвестные вои влетели на замёты и принялись крушить всё, что попадалось им на пути.

По ромбовидным щитам и рогатым шлемам полуденцы распознали в них дикую лютву. Воям, уже изготовившимся к атаке, пришлось разворачиваться и бегом возвращаться к своим становищам. Сеча была яростной, но короткой. Лютва обычно славилась первым наскоком. Враг побежит – они и гонят его, пока не перебьют без остатка. Противник не дрогнет – развернутся и отойдут. Повезёт, мол, в другой раз.

Так всё и вышло. Для атаковавших всё закончилось несколькими десятками побитых. Оборонявшиеся же потеряли почти вполовину меньше, да ещё и взяли одного, как позже выяснилось – весьма ценного пленника. Зато лютве удалось угнать немало лошадей.

Штурм меж тем оказался безнадёжно сорван. А потом выяснилось и другое неприятное обстоятельство. Верховный вождь лютвы – тесть полочанского князя Медоус – а это именно он прибыл к осаждённым крепостям по зову зятя, разбил свой лагерь в верховьях Ушачьей реки. И принялся оттуда невозбранно совершать набеги на занятые пришельцами веси. Таким образом, под угрозой оказались сообщения полуденного войска с захваченной им частью княжества.

Ситуация стала практически безвыходной.

Ну а великому князю, похоже, не было до всего происходящего никакого дела. Он был верен избранному для себя образу жизни и особо не задумывался над тем, что же будет дальше. Все решения за него принимал совет. Он только подтверждал их своим словом.

На очередном сборе, который состоялся сразу после неудачного штурма, снова решали, как будут выходить из положения. Вышата зачем-то принялся вспоминать старые байки про свирепость лютвы в бою и жестокость по отношению к пленникам. Кроме прочего, упомянул и про вероломство их старого вождя – Медоуса. Тогда-то Святославу и пришла в голову мысль встретиться с ним лично.

Организовывать всё пришлось в строжайшей тайне. У Черноградского князя ещё слишком свежо было в памяти то, как прекрасная задумка с засадой на рыжего волка провалилась из-за того, что о ней знало слишком много народу.

Теперь в курсе происходящего были только сам средний Соколович, Дружина и Полкан. Да ещё телохранитель Молчан. В надёжности этих воевод князь не сомневался. А к последнему давно уже привык относиться как к собственной безмолвной тени. Которая, в случае чего, защитит от опасности не хуже дюжины отборных гридней. И уж точно никогда не предаст.

Эти трое и помогли Святославу осуществить первую часть задуманного. Теперь ему самому предстояло выполнить вторую.

Причём крайне осторожно.

– Ты приехал один? – спросил Святослав у Медоуса.

Тот недоумённо воззрился на него, нахмурив косматые брови.

– Ты сомневаешься в моём слове, князь?

Святослав промолчал, но в глубине души всё-таки позволил себе усомниться. У него не было никаких причин не поверить слову обычного дикаря – их за клятвопреступление очень сурово карали собственные боги.

Но, в том то и дело, что этот дикарь был далеко не обычный. А – в отличие от собственных подданных – очень сильно испорченный цивилизацией. До такой степени, что его двор ещё несколько десятилетий назад стал для бардов правдивых земель настоящей притчей во языцех. Как место, где их всегда рады видеть. Кроме того, это дикарь был искушён долгими годами управления небольшим, но гордым народом, живущим в окружении хищных соседей. Да и сам был тем ещё хищником. Именно поэтому Святослав и решил с ним встретиться.

Сейчас же он не исключал вероятность того, что за скалами, между которых лежал распадок, могло укрыться несколько человек. С оружием. А что? – десятка полтора там вполне могли поместиться.

Конечно, вдвоём с Молчаном они могли бы одолеть и такое число. Обычных воев. Но они ведь бывают разные.

Тр-р-ра-а-а-ак!

Со стороны реки неожиданно донёсся громкий звук, похожий на треск ломающегося дерева. Святослав вздрогнул от неожиданности.

– Земляной змей! Что это?

На губах Медоуса появилась саркастическая улыбка.

– Не бойся князь – в его голосе послышалась лёгкая усмешка. – Здесь для тебя нет никакой опасности. Ни от меня, ни от твоего змея. – Это лёд на реке даёт знать, что скоро тронется с места.

Черноградский князь смутился. Как же он сам не догадался?

– Ты встретился со своим сыном? – спросил он Медоуса, чтобы побыстрее сменить тему разговора.