Дважды рождённые

– Ну, так, продолжим наши занятия. Мы немного заигрались, – казалось бы пытался перейти на деловой лад Профессор. Искорки веселья в его глазах остались. Озорство не унималось, и вскоре, побеждая серьёзность, искорки разрослись в огоньки, потом где-то рядом с огоньками запрыгали чертенята, и озорная улыбка расколола натянуто-деловую маску. – А ну её, эту лекцию, – беспечно предложил Профессор, – уж развлекаться, так развлекаться. А ты, – он резко ткнул пальцем в сторону Игоря, – мучайся совестью. Опоздал – лекцию сорвал, – Профессор хитро подмигнул и стал потихоньку осыпаться. Точнее, сначала стал осыпаться его стул. Он потерял цвета, тени, остался серым контуром, а затем как-то очень быстро опал серебристыми осколками вниз. Следом за ним в той же череде метаморфоз осыпался Профессор. Затем серебряная пыль взвилась с порывом неизвестно откуда взявшегося ветра и стала завиваться по спирали. Вытягиваться вверх, образуя что-то вроде торнадо, только вверх ногами. Скорость вращения стала нарастать. Красно-жёлтые цветы не смогли удержаться на едко-зелёном фоне и оказались втянутыми в набирающий скорость водоворот. Вой ветра перерос в свист, затем в шипение. Игорь утратил связь и с этой сомнительной реальностью, так как всё закружилось у него перед глазами. Увидев вокруг себя блеск серебряной пыли, он понял, что и сам превратился в вихрь. Последним подарком зрения была размытая картинка вращения. Впрочем, и она тоже рассыпалась. Всё сместилось в свистящую и шипящую темноту.

Наш герой не запомнил тот момент, когда пропала темнота, пропал шум. В какое-то мгновение он осознал себя летящим, а если точнее, парящим. Осознание запоздало. Восторг от полёта пришёл раньше и держал в своих руках все нити от мыслей и ощущений. Игорь видел внизу свой серебристый Шелл, заснувший у старинного здания на изгибе проспекта. Сводящая с ума свобода полёта была настолько неудержимой, а лёгкость тела настолько беспредельной, что оставаться на месте не было никакой возможности. И Игорь стартанул. Резко, как-то неожиданно уверенно и сильно. Как будто делал это постоянно. Легко набирая скорость и уходя в высоту, он летел, уворачиваясь от проводов. Он слышал, как его зовут, и знал, что звук здесь был ни при чём. Чувство свободы и полёта опьяняло и наполняло смелостью и дерзостью. Игорь ещё прибавил скорости и, рассекая тем, что имел, плотный, прохладный поток, снизился почти до самой земли. Я не смогу передать вам то, что чувствовал мужчина. Но поверьте мне, никакая сила на свете не смогла бы его сейчас остановить. Плотный поток ветра, скорее всего придуманный им же самим, и чувство всесилия выдули все печали и заботы. Его захлестнула энергия движения, азарт виражей. Полёт был упоителен, но сквозь его энергию и восторг Игорь слышал призыв Учителя и летел на призыв. Он чувствовал приближение. Вскоре впереди, чуть выше себя, наш герой увидел серебрящееся тёмными переливами плотное облако. Оно летело неспешно и грациозно. В теле, напоминающем морского ската. Когда Игорь поравнялся с ним и замедлил движение, то понял в этом существе Профессора. Учитель не был точным подобием морского чудища. Вместо раздвоенной головы было что-то более напоминающее змеиную. Наш герой не смог бы объяснить, как узнал Профессора. Просто знал это. Он видел его по цвету скользящих потоков. Он ощущал его энергию. Он угадывал его ещё какими-то чувствами, которых объяснить не мог. Игорь воспринимал мощь Учителя, его возраст, мудрость. Магнетизм был настолько сильным, что наш герой принял неоспоримость власти, под которую попал. В нём проснулся голод, жажда впитывать опыт, силу. Молодой человек был похож на маленького щенка, очарованного и напуганного матёрым волком. Хотелось идти следом неотрывно, но было страшно подойти слишком близко.

Скат и внешне производил удивительное впечатление. Он был похож на пламя, заточённое в тёмно-фиолетовую глазурь льда. В темноте громадного мистического тела был виден бушующий огонь. И это при том, что Игорь осознавал: никакого тела как такового нет. Попытки найти форму уводили в неопределённость. Просто часть пространства, сотканного из нитей искр и ткани переливов.

Вскоре к ним присоединились другие ученики. Они являлись по-разному. Некоторые влетали с мощным виражом, другие же приближались осторожно, даже боязливо. Старались издалека взять контроль над скоростью полёта и его направлением. Переход от рисованных образов к тому, что виделось сейчас, был ударным. Игорь был поражён тем, в каких ликах являлись его сокурсники. Всё, что люди так тщательно скрывали в себе, пытаясь сгладить, перекрасить, подменить – всё это было сейчас отброшено, стёрто. Сущность была открыта для понимания, но настолько сложна и непостижима, что создавалось ощущение безграничной глубины характеров. Восприятие было выгнуто, бесконечно многослойно. Как если бы детская игрушка калейдоскоп оказалась вывернутой наружу всем своим разноцветием. Не было бы нужды заглядывать в дырочку, чтобы увидеть потаённое. Но при этом, вывернувшись, был закрыт другой мир, который давал о себе знать глубинными проблесками.

Игорь потерял себя. Его навыки осознавать окружающий мир здесь не работали. Старые уловки восприятия казались бесполезными. Новые были ещё не приобретены. Он летел рядом с Учителем и ловил всполохи, токи, отходящие от того. Он впитывал его знания. Они втекали размеренно, спокойно, медленно. Ученик чувствовал всем существом, что процесс этот измеряется не количеством полученного, а оттенками, запахами, душевным трепетом. То есть это был процесс ради процесса. То, что ценно само по себе. Как созерцание цветения ветки сакуры, как блаженство от вида текущей реки, как тепло от солнца на ласковом морском берегу. Знания и ощущения притекали медленно. Игорь понимал, что источник бесконечен. Что он мог бы нежиться в этом потоке без границ во времени. Что оттенки чувств и гамма эмоций не имеют пределов.

Молодой человек насыщал душу. Не сознанием, но чувствами. Он переживал воспоминания Учителя, участвовал в процессах былого, видел, как создавался этот материальный мир. Он наблюдал рождение неизвестного, страхи первых растений. Он жил чувствами невиданных существ – этих ещё несовершенных творений. Примитивных машинок, созданных изначальными частицами по заказу и схемам бестелесных людей. Игорь видел, как люди играли, погружаясь в эти примитивные тела. Ограничивали себя только теми органами восприятия, которыми они сами наделили свои создания.

Это была Игра. Забава, которой души отдавались с понятным для нас азартом. И с непонятной для нас целью: не выхватить новые ощущения, а, наоборот, попытаться воссоздать происходящее вокруг себя в полном диапазоне его сущности. Ограничив себя тем минимумом, который позволяли вмещённые в тело органы чувств. Используя малое, понять реальность, более глубокую и выходящую за рамки столь скудного восприятия материального творения.

Наш герой переживал жизнь растения. Он воспринимал мир сквозь щель чувств, отведённых для него. Он сходил с ума от открывающихся видов. Необъяснимые краски того восприятия, где нет места зрению и слуху. Где картина ощущений другая, куда более полная и яркая, чем тот же мир в восприятии человека. Игорь понял и сумел насладиться отсутствием возможности к передвижению в пространстве. То, что казалось ущербным, оказалось даром. Элементом, в котором нет потребности. Эмоциональная насыщенность восприятия самой тоненькой травки оказалась настолько яркой, что мысли о движении тела по поверхности земли казались нелепостью.

Игорь наблюдал процесс создания, улучшения и отбраковки новых и новых разработок. Он поражался гению, способному соединять чувства, дар восприятия с материальной сущностью. Вложенность энергетических перетоков, взаимное питание одного другим, всеохватывающее взаимное пожирание, перерождение, слияние, умение быть рядом и не сталкиваться. Бестелесный человек, обладая фантастическими возможностями, кропотливо переносил свою сложную структуру на тот крохотный мирок, который выбрал полигоном для своих изобретений. Если бы только биологическая энциклопедия могла себе представить тот ряд удачных и неудачных творений, она бы самоуничтожилась, осознав собственную скудность.

Он проснулся в Шелле и долго лежал, глядя в безжизненный экран. Состояние было ужасным. Молодой мужчина в полной мере ощутил сейчас верность названия, данного его машине, – «скорлупа». Пережив в одном полёте сотню жизней, потеряв понятие «расстояние», сейчас он осознал себя загнанным в ящик. Нестерпимо захотелось выйти, прыгнуть, побежать, почувствовать свободу. Мышечная напряжённость сковала тело и рвалась наружу. Игорь направил свой Шелл туда, где встретил Женщину. В то единственное место, где Шелл мог дать выход. В маленькое пространство, кусок мнимой, ограниченной свободы, но всё же в пространство.

Глава 3

Жило-было в моей душе чудное состояние,

Похожее на гладь воды, на утренний покой.

Я видел в нём и сласть, и дней зовущее сияние

И рад был тем, кто есть сейчас. И знал тебя такой.

Оно звалось Свободою. Но я вкусил стабильности.

Мне был довеском дан комфорт да сытая тоска.

И вот я заперт в скорлупе, где без вины в повинности.

Ах, Воля моя Волюшка, где ж силы для броска?

Как вырваться в простую жизнь из гиблой защищённости?

Как же рискнуть ступить ногой в дорожной пыли пух?

Сорваться с поводка, уйти к надеждам и влюблённости.

И, не жалея старых дней, пустить к ветрам свой дух.

На полу

Игорь ворвался в пустое помещение «реальки». Как же он жаждал действия. Он, как тигр по клетке, носился из угла в угол. Он искал выхода, но выход не находился. Энергия рвалась наружу и выплёскивалась в этом бессмысленном метании от стены к стене, от двери к двери. «Что это?! Что это?!» – орало всё внутри него. Он бы побежал по потолку, по стенам, если бы смог. Его душа ещё мчалась сквозь пространство, сквозь века и измерения. Она не остановилась от полёта. Ей было тесно. Ах, как же ей было тесно в казематах человеческого тела! Как же тесно было телу внутри непроходимых стен!

В голове мелькнула вздорная мысль: «А может, попробовать через шлюз прорваться наружу? И будь что будет». Но здравый смысл тут же пресёк это безумие: «Нереально, внешние двери не откроются человеку без Шелла. Если бы и открылись – какая радость сдохнуть от голода?». И тем не менее Игорь подошёл к двери, соединяющей реабилитационный зал и шлюз, и открыл её. Он смотрел на вскрытую капсулу оставленного Шелла и совершенно не чувствовал неприязни к этой железяке. Да, машина была его персональной одиночной камерой, но он испытывал к ней некое подобие жалости. Словно к доброму и преданному зверю, с которым предстояла разлука. Хотя о чём он? Они связаны, и связаны навсегда. Его самого нет в этом мире. Он – только начинка. Реален Шелл. Питание – идентификация Шелла, дом и защита – Шелл, выход в сеть – Шелл. Лекции и полёты – Шелл!

Наш герой со злостью толкнул дверь, но доводчик предусмотрительно погасил его энергию. Дверь мягко щёлкнула и закрылась. Игорь развернулся к ней спиной и сел. Тут же, на пороге. Он бессильно вытянул ноги и откинулся на спину. Дал телу слабость медленно сползать по скользкому ворсу настила. Наконец вытянулся в полный рост и долго лежал, глядя в потолок. Постепенно успокаивался. Эта комната поневоле становилась свидетельницей его самых сильных и страстных переживаний. Она начинала ему нравиться. Здесь было тихо, никто не лез «в душу», хорошо думалось и вспоминалось. О полёте, об Учителе, о ней. Реальность недельной давности – добрая, спокойная, сытая – сейчас казалась столь далёкой. Словно целая жизнь разделяла его и прежний мир. Да и он ли там был? Он уже не был тем человеком, который гладил розовый живот робота и считал обычный сон высшим удовольствием. И он знал, что уже никогда им не будет. Игорь повернулся на бок, положил руку под голову и уснул. Ему снились белые медведи. Не злые и кровожадные, какими они остались в документальных хрониках, а добрые и мягкие. Они подходили к нему, лежащему на ледяной необозримой глади, и обнюхивали. Обдавали тёплыми потоками воздуха. Он разговаривал во сне с самым большим из них. Звал его полетать вместе с собой. Медведь охотно соглашался. Кивал, сидя на льду, вытянув кожаные пятки в сторону человека. Но они никуда не летели, а разговор всё затягивался и затягивался.

Проснулся он уже глубокой ночью. Почувствовал, что замёрз. Вставать и уходить жутко не хотелось. Он, ещё сонный, пытался свернуться калачиком и согреть себя, закрывшись руками. Но, промучившись минут пятнадцать, проснулся окончательно. Понял, что пора идти в Шелл.

Нутро машины приняло его домашним теплом. В воздухе послышался какой-то пряный аромат, что случалось крайне редко. Игорь воспользовался близостью коммуникаций и заполнил брюхо железного зверя тёплой водой. Зверь, как бы извиняясь за свою неполноценность и роль тюремщика, включил режим джакузи. Стены сжались вокруг кресла пилота, внутри них включилась фоновая подсветка. Игорь опять уснул. Уже в тепле, вытянувшись в пузырящейся и мерцающей ванне. Видения больше не приходили. И медведи не превратились в играющих дельфинов. Он провалился в пустой безвременный сон.

Утро

Утро Ярины было настолько дивным, что Шелл транслировал внешний мир практически без мотивирующей доработки. Ну разве что соловья добавил и ветерок подогрел. Шерсть железного зверя поднялась дыбом и стала невидимой для пассажира. Через прозрачный пластик в кабину ввалилось Солнце. Ласковое, пробуждающее, жизнетворящее. Вместе с ним пришли длинные утренние тени, беспечное и безоблачное небо. Девушка проснулась, как обычно чуть опаздывая за утренней зарей. Она блаженно потянулась в кресле. Всё-таки утро и молодость – славное сочетание, заботы прошлого дня сжимаются до крохотной горошины, закатившейся куда-то в уголок восприятия, остаётся только чудесное утро и молодость.

Досмаковав остатки дрёмы, Яра включила музыку. Начала выполнять любимые упражнения её собственной разработки: «программы сладких потягиваний». Ей потребовалось не более десяти минут, чтобы окончательно проснуться. Девушка с удовольствием вспомнила вчерашний урок, на котором она впервые приняла в себя состояние полёта. Или отдалась состоянию полёта? Впрочем, никакой разницы. Воспоминания добавили ещё одну приятную нотку в это безусловно волшебное утро.

Завершив утренний моцион прохладным душем, она направила Шелл к ближайшему кафе. С планами найти тех, кого можно осчастливить своим присутствием.

Внезапно Яра почувствовала, как окружающий мир блёкнет и меркнет. Она поняла, что теряет сознание и проваливается в лекционную тьму. У неё едва хватило сил остановить машину.

В центре черноты стоял железный стул, на который облокотился Профессор. Тонкая и иллюзорная серая подсветка по углам учебного зала скрадывала мрак. Создавала эффект деления пространства на пол и всё остальное. Клоунады не было. В лице и позе Профессора также не было ни намёка на шутку. Он выглядел необычайно серьёзным, суровым и непроницаемым.

– С прибытием, – сухо и резко начал он. – Внеочередное заседание.

Ни один звук не нарушил течения его слов. Тишина отсчитала секунды, и Профессор продолжил.

– Я слегка поторопился, выведя вас на прогулку. Моя вина. Отрицать не буду. Хотелось, чтобы вы научились сначала чувствовать, и только потом анализировать. – Он задумался, глядя в пол и тяжело опираясь на стул. – Я рад, что сейчас успел и вижу вас всех в целости и невредимости. Прошу простить меня за то, что подверг такому тяжкому испытанию. Не думал, что будет так. – Снова тяжёлая пауза. Профессор выдавал фразы обособленно, плохо скрепляя их друг с другом. – Я поторопился и сейчас должен рассказать вам немного о структуре того мира, который вы вчера увидели. Если, конечно, вы что-то вообще увидели, кроме собственного детского восторга. Впрочем, это нормально. Летать могут не все. Вы должны знать это. То, что вы это можете делать, – плюс вам, поэтому вы и здесь. Но гордиться не надо, вы не избранные. Говорю это для того, чтобы до вас дошло: есть и те, кто не может летать. Уныние, отчаяние, слабость, гнетущие страхи, духовная мерзость – всё это груз. Груз непосильный. Груз неприподъёмный.

Опять повисла давящая тишина. Профессор словно кусками накладывал свои мысли. Сдерживал в себе что-то важное. Ярина в этом необычайно нескладном вступлении почувствовала надвигающуюся бурю. Поэтому, когда та разразилась, девушка оказалась к ней готовой.

– Ты! Да, ты! – внезапно рявкнул Профессор кому-то из учеников, обдав класс волной страха. Он глядел чуть в сторону от Ярины. На кого-то невидимого в непроглядной черноте. – Ты, ты, я с тобой разговариваю! – Профессор внутренне одёрнул себя и насколько смог смягчил голос. Слова и фразы остались жёсткими. – Запомни раз и навсегда: в тот момент, когда ты убиваешь тело, сказка не начинается. Полёт не становится вечным и бесконечным. Мне надо было бы начать наши уроки с других экскурсий. Чтобы ты усвоил полную картину мира. Что же, учту на будущее. А сейчас просто расскажу, что происходит с теми, у кого получается самостоятельно избавиться от тела, не закончив своей Игры. Твоя душа зафиксирует боль, отчаяние, страх, слабость, безысходность. Этот груз десятикратно превысит ту грань, за которой ты не просто не сможешь летать, ты даже от земли будешь не в силах оторваться. Ты меня понимаешь?! Ты хотела сейчас расстаться с телом?! Я тебе могу рассказать, какой результат ты получила бы в случае успеха. Ты, уже бестелесная, прямо сейчас оказалась бы придавленной к земле тяжестью собственного душевного гнёта. Или греха – называй это как тебе будет угодно. Твоя душа ползала бы до тех пор, пока не стекла бы в какую-нибудь яму к таким же, как она. Ты обрекла бы себя находиться там, пропитываясь пороками других. Тщетно пыталась вылезти. Черпала бы от больных душ ещё больше отчаяния. И мечтала, спала и видела, чтобы встретить не занятую никем подходящую змею или жабу. Ты хочешь побыть жабой? А пришлось бы. Если бы очень повезло. Эти гады, хоть и были созданы для падших душ, но наплодились в недостаточном количестве. Ты должна знать, что в ямах и расщелинах за свободную жабу битва, как за кусок хлеба в голодный год. Ибо, только захватив незанятое другим тело гада и используя его сомнительную физическую силу, можно попытаться вылезти из подобных мест.

Профессор замолчал, перегорая внутри негодованием. Когда он снова заговорил, голос его был тихим и, кажется, даже извиняющимся.

– Хорошие вы мои. Прошу вас, не делайте глупостей. У нас всё ещё впереди. Не заставляйте меня кричать на вас, – сказал он и затих, переводя дух. Тишина стояла гробовая. Затем продолжил: – Раньше у каждой души был шанс подняться после падения. Это было не так сложно. В те времена вокруг было больше тех, кто поддержит, не даст упасть. Сейчас же мы очень сильно «приземлены». Рядом с нами слишком мало по-настоящему близких, умеющих помочь подняться. В таком одиночестве и в такой страшной близости от земли цена ошибки стала очень дорогой. Многие из живущих в телах даже не осознают, насколько нуждаются в поддержке и участии. Вы ещё увидите это своими глазами. Я задал вам нелёгкий ребус. Но поверьте мне, тело может приносить много радости. Относитесь к нему как к данному вам на время подарку. Дорогому подарку, ибо многое было сделано, чтобы создать такое совершенство.

Тишина была ему ответом. Секунды оттикали нужную паузу.

– Хорошо. Инструктаж закончен. Жду на следующей лекции, – ровным голосом без намёка на эмоцию заключил Профессор.

Ярину снова выбросило в солнечный мир безупречного утра. Соловей в динамиках икнул и продолжил свою трель. Если бы кто-то мог видеть Яру этим утром внутри её Шелла до и после инструктажа, он бы не заметил никаких перемен в состоянии девушки. Ну, может быть, лёгкую досаду. Всё-таки утро и молодость – славное сочетание.

В кафе

Профессия грузчика одна из самых интересных. Так думал Игорь, выполняя очередное задание, поступившее из системы. Сегодня он работал с особым удовольствием. Он уменьшил участие Шелла до минимума и старался изо всех сил нагрузить своё тело, а не умную машину. Впрочем, а когда Игорь работал без удовольствия? И кто вообще работал без удовольствия? Конечно, не всем так повезло с профессией, как ему. По бонусам и получаемым начислениям работа была так себе, но в остальном – Игорь не мог себе представить места лучше. Может быть, он не пробовал работать по другой профессии? Возможно.

На его должность конкурс был стабильный. Три или четыре человека на место. Только уйди… Вот сегодня, к примеру, миссией его бригады была загрузка ресторанных трейнов. Начисление бонусов по двум показателям: время и плотность загрузки. Работа чем-то напоминала игру из серии «Тетрис». Один Шелл на один вагон. Коробки разноформатные, оценка пустот автоматически после загрузки. Лучший грузчик получает серьёзную прибавку к бонусам. И джакузи внутри Шелла по авторской программе. Чем не игра? Складывай коробочки и получай бонусы. Игорь был одним из лучших. До перехода на новый уровень оставалось не так уж и далеко. А новый уровень – это то, за что стоит побороться. Там и миссии куда серьёзнее тех, которые осваивал сейчас Игорь, и прошивка на Шелл выдаётся с увесистым набором дополнительных радостей.

Вообще-то, Игорь любил работать под музыку. Уверен, молодые ребята и те меломаны, что постарше, позавидуют возможностям нового времени: можно забыть про внешний шум; музыка как минимум пяти столетий в отличном качестве и нескончаемо разнообразная. Нашему герою нравились треки двадцать второго, двадцать третьего века. Это был перелом. Старинные этнические мелодии того времени уже могли записываться в приличном звуке, а разнообразие жанров было просто фантастическое. Потом тоже было неплохо. Но уже как-то не то. Стало повторяться, смешиваться.

Но всё хорошее когда-нибудь да заканчивается. Работа не стала исключением. График последних дней уже сложился в обыденный, привычный ритуал: работа, «реабилитационный центр», обед (когда успевал), лекции, «реабилитационный центр», ужин, сон, «реабилитационный центр», работа…