Монастырек и его окрестности… Пушкиногорский патерик

– Где? Где мы чего нарушили? – закричал Пасечник, показывая пустые руки. – И не думали даже!

– И в голову не приходило, – подтвердил отец Фалафель. – Зачем нам нарушать?

– Вы лучше настоящих преступников ловите, – продолжал Пасечник, закатив, наконец, бутылку в кусты. – Вон их сколько вчера по телевизору показывали… Страшно на улице появиться!

На этот раз дверца газика открылась, и оттуда выглянул здоровенный детина в милицейской форме.

– Ну, чего орем? – спросил он, переводя сердитый взгляд с отца Фалафеля на Пасечника и обратно. – Или у вас с ушами проблемы?.. Слышали, что сказали, – время к обеду. А у нас еще маковой росинки во рту не было… В переносном смысле, конечно.

Потом он быстро осмотрелся и, открыв пошире дверцу, сказал:

– Залезайте, залезайте… Чего зря на виду у всех маячить?

– Мы свои права знаем, – проворчал отец Фалафель, но в машину вслед за Пасечником влез.

Кроме детины в машине находился еще один лейтенант, который, обернувшись к сидящим за его спиной монахам, весело сказал:

– Ну что, граждане монахи, я вижу, нарушать – это вы все готовы. А вот как загладить ваш ущерб, это еще надо подумать. Тем более что и обед, как говорится, не за морями.

– Я им говорил, – сказал детина.

– Ничего. Пускай еще подумают. Лишний раз оно не повредит.

– И то, – сказал детина.

– Что-то я не пойму, – сказал Пасечник. – Вы преступников ищете или чего наоборот?

– А ты угадай, – сказали одновременно детина и веселый лейтенант.

– Вот и я говорю, – и Пасечник засмеялся.

– Вот, допустим, этот твой мешок, – сказал детина, показывая на полиэтиленовый мешок, который держал отец Фалафель. – Что там у тебя?

– Ничего, – сказал отец Фалафель, прижимая мешок к груди.

– Монах, – сказал укоризненно лейтенант и показал на табличку, которая висела у двери. На табличке было выведено каллиграфическим почерком: «Поделись».

– Теперь дошло? – спросил детина и засмеялся.

– Давай, доставай, – сказал Пасечник, который сообразил раньше, чем отец Фалафель. – Видишь, у людей обед начинается.

– А-а, – догадался, наконец, отец Фалафель, открывая пакет и доставая из него початую бутылку водки. – Так бы сразу и говорили бы.

–А говоришь, «ничего», – пожурил его детина и добавил, – с приятными людьми и дело приятно иметь.

– Еще бы нет, – подтвердил веселый лейтенант.

Затем он вытащил откуда-то пластмассовые стаканчики и раздал их присутствующим.

– Ни-ни, – сказал Фалафель. – Мы не пьем.

– Оно и видно, – сказал детина и снова засмеялся.

– Будет вам, в самом деле, – сказал лейтенант, – Зачем компанию обижать?

– Ну, раз такое дело, – сказал Пасечник, – то мы, со своей стороны, тоже присоединяемся… Верно, отец?

– Да сколько хотите, – подтвердил отец Фалафель.

– Давно пора, – сказал детина, разливая водку. – А когда пойдете, не забудьте вон бутылку вашу в кустах… Взяли тоже манеру бутылками расшвыриваться. А ведь тут, между прочим, школа, дети гуляют.

– Учтем, – пообещал Пасечник и салютовал своим стаканчиком.

И обед начался.

58. Пожар 19 февраля 2011 года

1

Никто, конечно, не сомневался, что это Бог посетил обитель 19-го февраля 2011 года и забрал с собой послушника Виктора, который задохнулся в дыму и не смог выбраться из горящего помещения.

Стоящий на отшибе двухэтажный монастырский домишко вспыхнул так, словно его перед этим три дня поливали бензином. Загорелось ночью, сразу на всех этажах, и – как сообщили приехавшие полчаса спустя пожарные – случилось это от плохой электропроводки, которую давно уже было пора поменять на хорошую. Не обошлось, впрочем, и без героев. Послушник Андрей получил несколько ожогов, вытаскивая из горящего дома два газовых баллона, а отец Зосима сломал себе ногу, геройски выпрыгнув со второго этажа, чтобы спасти монастырский архив. Даже благочинный Павел таскал из трапезной ведра с водой, пока в изнеможении не опустился прямо на землю, тяжело дыша и размазывая по лицу черный от пепла пот. Что же касается отца наместника, то про него рассказывали, что в это трагическое время он, словно новый Наполеон, смотрел на пожар со второго этажа административного корпуса, откуда время от времени подавал советы и торопил суетящихся внизу трудников и монахов, тем самым, несомненно, поддерживая в них боевой дух и крепость веры.

Впрочем, ни боевой дух, ни крепость веры не сумели уберечь на сей раз ни послушника Виктора, ни самого двухэтажного уютного дома.

Прошло совсем немного времени, и какие-то нехорошие люди стали собирать по избам и квартирам деньги на восстановление сгоревшего дома, хотя никто их на это не уполномочивал. А какие-то другие, но тоже нехорошие люди, прикинувшись отцом Нектарием, собирали деньги для семьи покойного послушника Виктора и делали это не только в Пскове, но и в Москве, и даже в далеком Череповце, а это был, конечно, форменный непорядок.

Дошло, конечно, и до Нектария.

– И как это прикажите понимать? – говорил он, выходя после обеда из трапезной и жмурясь на еще холодное мартовское солнышко. – Чужие люди собирают, да еще большие деньги, а вы и того не можете собрать!.. А еще православные, прости Господи. Какие же это православные, если не можете денег собрать в память о сгоревшем товарище.

– Да уж, – говорил стоящий рядом Павел и негромко смеялся, показывая свои желтые лошадиные зубы. – Другие бы, небось, давно бы уже насобирали сколько надо.

– Так ведь это мошенники же, – говорил кто-то из стоящих рядом. – Их милиция ищет.

– Что милиция, какая такая еще милиция, – сердился наместник, который не любил, чтобы его сбивали с мысли. – Вас хоть милицией, хоть чем стращай, а денег от вас все равно не дождешься, хоть осиновый кол у вас на голове теши.

– Мы собирали, – робко возражал кто-то из монахов.

– Собирали, – с отвращением говорил Нектарий, разглядывая подавшего реплику монаха. – И где оно, собранное-то это?.. Разве же так собирают?.. Да так вы и ста рублей не соберете.

– И пятидесяти не соберут, – вновь подал голос Павел.

– Да как же собирать-то, батюшка? – спрашивал кто-то из толпы. – Научи.

– Как собирать, как собирать, – ворчливо говорил отец наместник, по-прежнему с отвращением оглядывая стоящих. – Доверие должно быть сначала, вот что. Чтобы человек видел, что ты такой, каким ему кажешься, а не такой, как какая-нибудь змея подколодная, которая тебя же укусит да еще и обманет… А ты не так. Ты с человеком постой, поговори, пожалуйся сначала, посетуй, введи его в курс дела, чтобы он проникся нашим положением, а уж потом только говори про деньги, а не так, как некоторые, которые еще ничего не сказали, а руки уже протянули и норовят последнее отнять, ну в точь, как разбойник лесной.

– Да как же тогда? – спрашивал вновь кто-то неугомонный.