Монастырек и его окрестности… Пушкиногорский патерик

Особое место в деревенской жизни занимают, конечно, колдушки – деревенские колдуны, преимущественно женского пола, специалисты по порче коров, овец и лошадей, а заодно, конечно, наводящие всевозможные болезни и прочие несчастия на людей. Обычно ими становились одинокие женщины, чаще всего не только безмужние, но и бездетные вдовы или старые девы, чья жизнь давно уже подходила к концу.

Впервые я узнал о существовании колдушек благодаря отцу Иову, которого иногда возил по различным делам в те далекие времена на своей раздолбанной «шестерке».

– Поедем сегодня корову отчитывать, – сказал однажды отец Иов и как будто даже слегка застеснялся, так странно прозвучали эти слова.

Пока мы ехали в Мехово, отец Иов успел рассказать много интересного, о чем я никогда не слышал прежде.

Оказалось, что на свете существуют специальные тайные молитвы, необходимые для изгнания злых духов и известные одним только священнослужителям, да и то далеко не всем, а только самым ответственным и серьезным. Обращаться с этими молитвами – заметил Иов – следует с величайшей осторожностью, потому что, попав в плохие руки, они могут принести много непоправимых бед.

И он рассказал в связи с этим нравоучительную историю про некоего священника из Опочки, который, выпив лишнего, попытался с помощью этих молитв вызвать страшного духа зла, в результате чего его самого превратили в поросенка, который плохо кончил, украсив вскоре собой обеденный стол.

Признаться, история, рассказанная Иовом, произвела должное впечатление, а герой ее удостоился минуты молчания, которая была, в свою очередь, прервана замечанием отца Иова о том, что многие поселковые прихожане, а особенно прихожанки, почти открыто занимаются колдовством, наводя порчу на людей и животных, о чем существует множество убедительных и не очень рассказов и свидетельств. Когда же я спросил его, верит ли он сам в этих колдушек, то он ответил, немного подумав, что Бог попускает в нашем мире и не такие вещи, как эти, поэтому он не удивился бы, узнав, что колдушки действительно существуют.

Потом он помолчал немного и добавил: «Жаль только, что мы никогда не умеем отличать посланное нам от Бога от того, что мы придумываем и выдумываем сами».

И эти слова показались мне не лишенными смысла.

Затем я также узнал от отца Иова, что среди колдушек попадаются весьма приятные и добрые особы, которые лечат болезни и помогают в семейной жизни, тогда как другие, напротив, норовят специально, словно одержимые, устроить гадость соседу, знакомому или просто случайно попавшемуся первому встречному.

Вскоре мы подъехали к нужному нам дому.

Взяв с собой чемоданчик с одеждой и нужными для отчитки вещами, отец Иов отправился совершать духовные подвиги, а я остался сидеть в машине и наблюдать, что происходит во дворе.

Отсюда было прекрасно видно, как отец Иов облачился в подобающие случаю одежды, надел ризу и епитрахиль и начал читать тайную молитву, одновременно размахивая кадилом, явно не понравившимся корове, которая всякий раз, когда облако дыма окутывало ее голову, мычала, отворачивалась и пыталась боднуться.

Потом я услышал, как раздалось громкое трехкратное «изыди!», после чего корова зашаталась, жалобно замычала и упала на бок, что было для присутствующих, похоже, совершенной неожиданностью.

Жалобные причитания хозяйки довершили печальную картину, тогда как злые бесы, должно быть, наоборот, радовались и смеялись.

– Вот и отчитывай им, – сказал отец Иов, вернувшись в машину. – Хоть из монастыря не выходи.

– Сдохла? – с сочувствием спросил я, хоть все и так было понятно.

– Хорошо хоть денег не взяли, а то было бы разговоров.

Некоторое время отец Иов молча сидел, переживая случившееся. Потом сказал:

– В конце концов, мы сделали все, о чем нас просили… Сделали или нет?..

– Сделали, – согласился я.

– Изгнали злого духа… Верно?

– Ясное дело, – сказал я, не догадываясь, куда он ведет.

– Ну, вот. Мы свое дело сделали. А то, что корова сдохла, так это им надо к ветеринару, а не ко мне.

И не согласиться с ним было на этот раз просто невозможно.

2

Я уже рассказывал про Павлю, который, напившись, молился Господу о том, чтобы Тот извел под корень всех колдунов, от которых происходят в мире одни только несчастья, и что он, Павля, был готов Ему в этом деле всемерно помочь.

– Вот ты молчишь, Господи, – бубнил он, забравшись на чердак сарая и думая, что его никто не слышит. – Все молчишь и молчишь, а колдунам только этого и надо… Колдун-то – он придет и сглазит и тебя, и собаку, и Нинку, а ты сиди и молчи, потому что он сила, а ты кто?.. А-а… Вот то-то и оно… И все потому, что ты, Господи, молчишь, как будто мы чем-то провинились перед тобой.

Помолчав немного, Павля переходил, так сказать, к практической части своей речи, а именно к различного рода проклятьям, которые он раздавал всем колдунам, которых когда-нибудь встречал и когда-нибудь слышал.

– Будь ты проклят, сволочь, – с удовольствием говорил он, причмокивая языком. – Чтобы тебе на том свете в жопу горящих углей насыпали. Чтобы тебе покоя на том свете не видать. Чтобы ты на своих яйцах поскользнулся.

Переведя дух, продолжал:

– Чтобы твоя могила гнилыми хуями поросла.

И это был, конечно, высший пилотаж, хотя и развернутый на безопасном расстоянии.

Иногда, впрочем, Павля не выдерживал и, подойдя поближе к соседскому дому, где, по его мнению, жила одна из колдушек, начинал грязно ругаться и угрожал выпустить собак.

– Ты, небось, думаешь, что Павля – это так себе, – кричал он, не решаясь, впрочем, ступить на чужую территорию. – Да я вас, колдунов, насквозь вижу, мать вашу так! Вам бы только крови православной насосаться, это вы умеете, колдушки поганые!.. Вот спущу собачек, враз по-другому запоете!

– Я милицию вызову, – кричала соседка из форточки.

– Зови хоть Сатану, – кричал в ответ Павля, но слегка уже спуская тон на тормозах.

– Ты зачем хулиганишь, аспид ты ненасытный, – кричала в свою очередь тетя Нина, держась, впрочем, безопасного расстояния. – Или хочешь, чтобы тебя, как в прошлый раз, забрали, алкоголика?

«Прошлый раз», о котором говорила тетя Нина, случился лет так пятнадцать назад, но с тех пор служил весьма весомым аргументом против разбушевавшегося Павли.

– Убью! – кричал Павля, тряся попавшее ему под руку полено, тогда как решимость извести немедленно всех колдунов уже оставила его.

И вот он отступал, ворча напоследок, словно побитый пес, и грозя всему миру своим сухоньким кулачком.

Иногда он плакал, понимая, что не с его слабыми силами победить змеиное царство колдунов и колдушек, но чаще хрипло ругался разными замысловатыми ругательствами, в чем он был большим виртуозом, с чем были согласны все, его знающие.

Наконец, усталость брала свое, и Павля постепенно начинал сдаваться.

Завертев напоследок страшное матерное проклятие всем колдушкам и колдунам, он подымался на чердак сарая и здесь продолжал ворчать, словно старая собака, которую никто не принимал в расчет, хоть она всякий раз и предупреждала об опасности.

– За что терпим, Господи?– шептал он, заворачиваясь в брезентовый плащ. – За что, скажи, родненький?.. Или Христос приходил, чтобы колдушки проклятые нам на шею сели?

Голос его срывался, и, широко открыв глаза, он с напряжением всматривался перед собой, словно ждал, что ответят ему капризные Небеса.

Но ответа не было.

3

Что касается моих личных встреч с колдушками, то они ограничились знакомством с нашей соседкой по Бугрову, Анастасией Федоровной, которое длилось до ее смерти.

Была Анастасия Федоровна неразговорчива, неприветлива и невежлива, но почему-то к нам с Женей она прониклась расположением, да еще таким, что наши отношения с ней, по местным меркам, заходили очень и очень далеко – например, она звала нас зайти и попить чаю, что было для нее совершенно нетипично и потому вызывало всеобщее недоумение и разные подозрения.