Гонки на маршрутных такси

Вспоминая о своём преступлении по прошествии времени, Григорий Штрих неоднократно отмечал, что его поступками в тот вечер действительно руководил сам сатана. Художник мог ударить женщину каким-либо тяжёлым предметом, заколоть чем-либо острым, но он воспроизвёл сцену, которую успешно играли в театре Алик и Вероника Лунц. Только в отличие от актёра Лунца художник Штрих удавил актрису по-настоящему.

Однако Штриха ждало неминуемое разоблачение, если бы не ещё одно счастливое обстоятельство. Дверь с хитроумным запором, реагирующим только на тёплый отпечаток живого пальца хозяина или хозяйки, была открыта Вероникой до убийства.

И отверженный, незамеченный никем (опять же дьявольское везение), влюблённый благополучно покинул квартиру, оставив сотрудникам милиции неопровержимые, как ему казалось, улики виновности законного супруга.

Однако улик оказалось недостаточно, и обвинить Алика Лунца в убийстве собственной жены не удалось. Но то, до чего не смогли додуматься отечественные сыщики, успешно раскрутили иностранные. Искали они, правда, не убийц на почве ревности, а возможность заполучить мировое художественное сокровище – «Портрет купчихи Нечетовой». И Григорий Штрих, входящий к тому времени в художественный совет Российского Национального музея, был в этом плане им очень интересен.

С художником встретились, поговорили, не столько угрожали, сколько сулили, и в итоге добились от него согласия на участие в международной контрабандной махинации. Не сумев посадить Лунца в тюрьму, Штрих с удвоенной энергией принялся «помогать» ему стать вором и контрабандистом, и для начала устроил раздавленного горем вдовца в Российский Национальный музей.

До приезда на берег озера удача сопутствовала Григорию Штриху. Но в последний момент она улыбнулась Алику Лунцу.

Как так получилось? Лёжа на берегу озера, художник мог поразмышлять и об этом. Но он не думал ни о чём. Григорий Штрих просто лежал на спине и смотрел в небо. И лишь чёрные полосы на шее от сжимавших его горло рук и немигающий взгляд под бутафорскими стёклами очков свидетельствовали о том, что талантливый художник и убийца был мёртв.

***

– Господин Шумандер! Не считаете ли Вы произошедший инцидент неудачной провокацией русских?

Вопрос задала сухощавая журналистка с жидкими тёмными волосами, стянутыми сзади в пучок. Она поправила очки и ждала от чемпиона «Формулы 1» подтверждения своих слов.

Брифинг шёл уже второй час, а вопросы к Михаэлю Шумандеру, ставшему героем блестящей операции российских спецслужб, не заканчивались.

– Когда я увидел, как из-под обшивки салона микроавтобуса, на котором я выступал, извлекли картины, то у меня возникла подобная мысль…

Зал одобрительно загудел, а задавшая вопрос журналистка самодовольно улыбнулась.

– Но когда я просмотрел видеозапись, сделанную следователем, ведущим это дело… – Шумандер помрачнел. – Когда я убедился, что ни обвинять, ни даже бросать на мою репутацию какую-либо тень российская полиция не собирается, тогда я понял, что сделать меня соучастником этого преступления пытались отнюдь не русские.

– Кто же, если не они? – взвизгнула со своего места сухощавая леди.

– Они, – с нажимом произнёс Шумандер. – То есть русская полиция, начали своё общение со мной словами благодарности. Они благодарили меня за помощь следствию, хотя я всего лишь исполнил долг честного человека. А вот кто действительно помог вернуть украденную картину, так это российский журналист Михаил Шахов. Впрочем, в отношении меня он сделал гораздо больше. Когда похитители осознали, что картина уходит из их рук, они привели в действие заложенное в микроавтобус радиоуправляемое взрывное устройство. Если бы Шахов не уговорил меня… – Михаэль помолчал. – Если бы он не уговорил меня войти с ним в здание, где располагался следственный отдел, то я бы взлетел на воздух вместе с машиной.

Под впечатлением услышанного зал охнул.

– Так что журналист Шахов не только подсказал мне правильную линию поведения в сложившейся ситуации. Он фактически спас мне жизнь.

– Вот видите, Семён Борисович, – генерал Репин, сидя в кресле за своим столом, нажал кнопку на пульте дистанционного управления и остановил воспроизведение видеозаписи. – Российский журналист Михаил Шахов спас жизнь самому Михаэлю Шумандеру! – он многозначительно поднял вверх указательный палец. – А Вы хотите сделать из спасителя мирового автоспорта какого-то бандита! – Ефим Ильич с укоризной посмотрел на сидящего перед ним, загипсованного и перевязанного, Семёна Борисовича.

Следователь Штатский, едва выйдя из больницы, был полон решимости довести дело Михи Ферзя до суда, но столкнулся с неожиданными административными препятствиями.

– Но у меня есть заключение экспертизы, что бандит Ферзь и журналист Шахов – одно и то же лицо, – настаивал Штатский. – И свидетельские показания Анны Килькиной, которую мне запрещают допросить…

– Вам никто ничего не запрещает! – перебил его Репин. – Гражданка Килькина, помогавшая Шахову в рамках проведённой операции, в настоящий момент проходит психологическую обра… То есть, не обработку, а как её? Эту…

– Реабилитацию, – подсказал сидящий напротив Штатского Васнецов.

– Вот именно – реабилитацию, – подхватил генерал. – Кстати, и Вы, Семён Борисович, по чистой случайности не стали жертвой преступления, направленного на устранение Анны Килькиной. Машиной Вас ведь не Шахов давил!

– Данная авария не имеет никакого отношения к преступлениям Ферзя, – методично проговорил Штатский.

– Правильно! – обрадовался Репин. – Потому что Шахов – это не какой-нибудь Ферзь, и в отличие от разыскиваемого Вами бандита готовился в то время к проведению запланированной нами операции «Находка». Вступал в связь с контрабандисткой Шульц, пил с ней водку, вёл наблюдение, ну и так далее. А гражданка Килькина изображала ревность, чтобы отвлечь внимание контрабандистки Шульц.

– А торговый павильон, где работала Килькина, Шахов тоже для отвлечения внимания разгромил? – саркастически усмехнулся Штатский, доставая здоровой рукой пачку сигарет из кармана пиджака.

– Семён Борисович, – Ефим Ильич сложил руки в замок и доверительно наклонился к Штатскому. – Я Вас прекрасно понимаю. Все мы люди служивые, подневольные… Белку в колесе не только ведь раскручивать, но и закрывать надо.

– Так точно, товарищ генерал, – сухо подтвердил Семён Борисович. – Разрешите, я закурю?

– Закуривайте! – чуть поморщившись, махнул Репин. – Так вот, – вернулся он к прерванной мысли. – Закройте дело Ферзя в связи со смертью обвиняемого.

– Не понял… – собравшийся было прикурить Штатский, не донёс пламя зажигалки до сигареты.

– А что тут понимать? – удивился Репин. – Погибший в ходе своей преступной деятельности Григорий Штрих и есть Ваш Ферзь!

– Штрих – Ферзь? – от неожиданности Штатский выключил зажигалку и вынул изо рта сигарету.

– А Вы сами рассудите, – мягко улыбнулся генерал. – Убийство Вероники Лунц, убийство двух своих подельников, попытка убийства Алика Лунца… А? Каков масштаб! – Репин удовлетворённо откинулся на спинку кресла.

– Но доказательства… – обескураженно пробормотал Семён Борисович.

– Доказательства будут, – снова наклонился к нему Репин. – Вот завершим обработку… То есть, тьфу, реабилитацию Анны Килькиной, она всё вспомнит и даст Вам на Григория Штриха исчерпывающие показания. А экспертное заключение… – генерал пожал плечами. – В экспертное заключение ошибочка вкралась, – он хитро подмигнул Васнецову. – Шахов… Штрих… Похожие, в общем-то, фамилии. Так что, спутать легче лёгкого. А если спутали, то надо переправить, – наставительно обратился он к Штатскому. – Исправить досадную оплошность, так сказать.

Поняв, что его партия Ферзю проиграна, Семён Борисович безмолвно закурил сигарету.

– Разрешите добавить, товарищ генерал, – встрял в разговор Васнецов.

– Добавляйте, Михаил Викторович, – кивнул Репин, переведя взгляд на Штатского.

– Марья Филипповна Чатова уже опознала Григория Штриха, как угонщика автомобиля ГАИ.

– Чатова? – презрительно скривился Штатский. – Эта сумасшедшая старуха?

– Эта сумасшедшая старуха, – возмутился Васнецов, – оказала нам неоценимую помощь в поиске похитителей Алика Лунца. Если бы не она, Ваш Ферзь, он же Штрих, отправил бы на тот свет ещё одного человека. Или Вы предпочитаете исключительно молоденьких свидетельниц? – Васнецов оскалился. – Ну, тогда Аннушка Килькина вне конкуренции!

– Что за бред Вы несёте? – с негодованием посмотрел на него Штатский.

– Эй, товарищи! Что Вы как гуси на свиноферме? – урезонил полковников генерал. – Каждый из нас выполняет свою работу, и наш долг помогать друг другу. Сегодня помощь потребовалась Семёну Борисовичу, завтра тебе, Михаил Викторович, следователь Штатский каких-нибудь версий подкинет. А вот так дрова ломать, как медведи, это только играть на руку преступникам. Товарищ Васнецов! – Репин перешёл на официальный тон. – Приказываю Вам в течение двух суток передать все имеющиеся у Вас материалы по делу Штриха-Ферзя в распоряжение полковника Штатского. У Вас есть вопросы, товарищ Штатский?

– Никак нет, – мрачный Семён Борисович не без труда поднялся со своего места, беря стоящий рядом костыль. – Разрешите идти?

– Идите, – Репин тоже встал и протянул Штатскому ладонь.

– Извините, – Штатский кивнул на загипсованную правую руку. – Последствия аварии…

– Ничего-ничего, – генерал опустил руку. – Рукопожатие – это дань римской поговорке. А я и так знаю, что Вы не имеете оружия против меня.

– Так точно, не имею, – многозначительно усмехнулся Штатский и поковылял к выходу.

– Все материалы по Ферзю будут у Вас послезавтра, – Михаил Викторович подошёл к двери кабинета и открыл её, провожая Семёна Борисовича.