Нисхождение

Поначалу Лера ударила кулаком по кровати, затем сильнее, пока удары не участились, и она впала в истерику. Она завыла и горько заплакала, заставив моё сердце сжаться в крохотный комок. Мне стало так страшно, что я не придумал ничего лучше, чем просто крепко обнять её и прижать к себе как можно сильнее. Я ощущал её горячие слёзы, падающие на лицо и шею, как содрогалась грудь от тяжёлого дыхания.

В конце концов, плач разбудил Родю. Лера взяла его из кроватки и, покачивая, тихо стала напевать ему колыбельную, пытаясь успокоить не то себя, не то малыша. Еще тогда я заметил, что она так сильно прижала его к себе, что на костяшках пальцев образовалась белизна. В ту минуту я не придал этому особого значения.

Как позже оказалось – зря.

Три дня спустя Леру выписали из больницы, и мы вернулись домой. Об операции решили не говорить ни одной живой душе: ни родителям, ни друзьям, вообще никому.

Она никак не могла смириться с поставленным ей диагнозом и большую часть времени проводила одна или с малышом, практически не разговаривая со мной. Я старался не дёргать лишний раз, думая, что подобное состояние – это лишь вопрос времени. Да и побыть одной ей и впрямь не помешает.

Шли дни, а состояние Леры практически не менялось. Каждую свободную минуту своего времени она проводила с Родей, а если тот спал, сидела рядом с ним как сторожевой пес. И хоть меня это стало настораживать, а все мои попытки заговорить с ней ни к чему не приводили, я по-прежнему лелеял наивную надежду на время, которое её излечит.

На работе дела становилось труднее. Новое звание, больше обязанностей. Да и деньги позарез были нужны то на одно, то на другое. Майор был прав, говоря, что дети – это дорогое удовольствие.

Новый год мы встретили с её родителями и друзьями. Так получилось, что мой папаша и в этот раз каким-то макаром прочухал о рождении его внука и, пускай с почти полугодовалым опозданием, но отправил поздравительную открытку. Её я даже не открывал, сразу бросил в помойное ведро. На этот раз Лера меня не остановила.

За новогодним столом почти все заметили неважное настроение Леры, и каждый присутствующий счёл своей обязанностью приободрить её или же поинтересоваться всё ли в порядке. По её сдержанным ответам я все думал, что ещё немного, и она вот-вот сорвётся, закричит на всех и прогонит к чёрту.

Когда все расселись за столом, Дима, мой сослуживец, типун его за язык, произнёс тост за десять минут до боя курантов:

– Дорогие мои Лера и Артём. Вот всё не могу я вами налюбоваться, красавцы, ей-богу красавцы! Правильно говорю? – все согласно загалдели, и лишь Лера натянуто улыбнулась уголком рта. – Вот, и все присутствующие со мной согласны. Сразу видно в кого дитятко такое получилось! Красота – от матери, а ум – от батьки. Так давайте же выпьем за то, чтобы и следующие маленькие Соколовы, которые, я надеюсь, скоро появятся на свет, ничем не уступали нынешним! Намёк, Тём, ты понял! Работай в полную силу, хе-хе. За ваше здоровье!

Зазвенели бокалы всех присутствующих, за исключением Леры и моего.

– Лерка, чего не чокаешься! А ну, давай-ка! – настаивал Дима.

Лера подняла бокал так, словно это была гиря весом килограмм двадцать, и быстро чокнулась. Затем все начали разговаривать, обсуждая службу и всякие мелочи. Лера в это время тихонько поднялась из-за стола.

– Доча, ты куда? – обратилась к ней мать, нежно взяв за руку.

– Пойду Родю проверю.

– Да чего проверять? Спит же он. Посиди ещё, сейчас президент уже выступать будет…

Лера ничего не ответила и выскользнув из хватки матери, поспешила покинуть гостиную.

Мы с тёщей переглянулись. Её лицо было озадаченно, и она уже встала, чтобы пойти к дочери, но я вышел вперёд.

– Сидите, я поговорю.

– Артём. – Жестом она попросила меня наклониться и затем прошептала. Среди громкого смеха и разговоров я с трудом расслышал:

– С ней всё хорошо, не заболела она?

– Все хорошо, просто немного устаёт из-за ребёнка, – на ходу придумал я и поспешил покинуть зал.

Дверь в нашу спальню была приоткрыта. Из комнаты просачивался желтый свет настольной лампы, под которым Лера всегда читала перед сном. Раньше на ее прикроватной тумбочке лежало множество книг, от детективов до мистики. Их она читала все вместе по настроению. Теперь на этом месте лежали баночки с успокоительным и таблетки от мигрени. В последнее время она без конца жаловалась на головные боли.

Я прижался к стене и через приоткрытую дверь увидел, как Лера сидела возле кроватки малыша и неотрывно смотрела за тем, как он тихонечко дышит во сне. Рядом с ним лежал плюшевый заяц с красным бантом, одна из первых купленных ему игрушек.

– Лера.

Я вошёл в комнату, но она не обернулась, продолжая наблюдать за Родионом. Я сел возле неё и посмотрел в её заплаканные глаза, уставленные в одну точку. От нее пахло духами с ароматом сирени. Этот запах теперь всегда напоминал мне о ней.

– Послушай, – продолжил я, так и не дождавшись реакции, – но они же не знают. Вот и говорят… Не со зла же, в конце концов. Все так говорили бы, ну.

Я все дожидался, когда она хотя бы повернется ко мне, хоть словечко скажет.

– Лер, ну поговори ты со мной. – Я коснулся её плеча. – Ну, муж я тебе или кто?

– Ты можешь оставить меня?

От её слов у меня побежали мурашки по спине.

– Слушай, – выдавил я из себя с трудом, – нам нужно поговорить. Так дело не пойдёт…

– В другой раз, – отрезала она. – А сейчас я тебя очень прошу – оставь меня.

Я сдался, посидел ещё с минуту в надежде, что все же она передумает и поговорит со мной, но, так и не дождавшись, тихо пошел к остальным.

Когда пробили куранты, Лера так и не вышла из комнаты.

Глава 3. Помешательство

Лера бросила работу и отныне всё свободное время отдавала малышу. За прошедшие месяцы с его дня рождения я не припоминал и дня, в котором не видел её рядом с сыном.

Как-то раз я предложил нам пройтись до ресторанчика, немного расслабиться, а Родю оставить под присмотром дочери нашей соседки, с которой мы уже давно успели подружиться. Её звали Машей, миленькая и воспитанная девочка. Каждый раз, пересекаясь с ней в лифте или на лестничной площадке, она вежливо здоровалась со мной и желала всего доброго. Уже потом я узнал, что она учится на филологическом. Ведь какая прелесть, подумал я тогда, оставить Родю со студенткой филфака! Но Лера посмотрела на меня как на безумного.

– Ни за что я не отдам Родю в руки какой-то девки! – возразила она тогда.

– Да ты чего, Лер! Милая девчонка, заработает заодно, да и ты от Роди отдохнёшь уже…

– Отдохну от собственного сына? Ты вообще себя слышишь?

Её было не переубедить.

Каждый день, возвращаясь с работы, я наблюдал одну картину: Лера открывает мне дверь с ребенком на руках и уходит с ним в спальню смотреть телевизор, пока я разогреваю ужин. После мы перекидываемся парой дежурных фраз о том, как прошел день, а затем она уходит в спальню, где укладывает его в колыбельную и засыпает.

Порой я чувствовал себя персонажем Билла Мюррея из «Дня Сурка», попавшего во временную петлю. Не менялось ничего, за исключением самого Роди, у которого выросли светлые волосы. А еще он научился ходить и смешно падать на мягкий ковер. Правда смешным это казалось только мне, для Леры это было соизмеримо с тяжелым ранением, полученным в бою, и она быстро бросала все и прижимала совершенно спокойное чадо к груди, сюсюкаясь с ним.

Со временем я стал немного ревновать жену к собственному сыну. Даже и подумать не мог, что в мире вообще возможно подобное! Но судя по статьям в интернете, такой феномен действительно существовал. Мне не хватало Леры, её заботы и ласки, не хватало секса в конце концов, которым мы не занимались со времен родов. Кроме того, прежде и довольно худая, теперь она походила на ходячий скелет – ничего не ела, кроме проклятых таблеток. Я был подавлен, но не сдавался, желая все это исправить.

Спустя год после рождения Родиона я вручил Лере конверт. Чтобы получить его, мне пришлось незаметно откладывать с получки некоторую сумму в течение полугода. Я был уверен, что на этот раз содержимое конверта сработает как ацетон, способный наконец отклеить мою жену от сына.

– Что это? – спросила она, взяв подарок одной рукой, а другой придерживая Родю. Ручки его сразу потянулись к бумаге.

– А ты открой, – сказал я с интригой в голосе.

Лера положила в кроватку малыша, словно хрупкую китайскую вазу, и открыла конверт. Я с волнением наблюдал за ее лицом, ожидая наконец заметить на нем улыбку, ту самую, которой она одаривала меня каждый день до рождения Родиона.