– На всякий случай я верну тебя в коляску, ладно? Неизвестно, что может произойти, ты понадобишься нам на своей шикарной «тачке».
Отец улыбнулся. Стас взял его на руки, худое и костлявое тело, чьи ноги весили вместе, быть может, килограмм пять и были похожи на палки увитой человеческой кожей. Николай не любил смотреть на свои изуродованные ноги, и его пальцы тут же потянулись к пледу, что остался в кресле. Стас подал плед, и Николай тут же накрыл ноги.
– Где же проклятое правительство, Стас? Где президент? Где врачи и ученые, что должны были разработать вакцину? Они говорили, что это обычный грипп, который бывает каждый год, но разве грипп способен на такое? Он способен превращать людей в… – он явно не мог подобрать подходящего слова, и поэтому ограничился сказанным.
– Я не знаю пап, – сказал Стас уже стоя на пороге в коридор.
– А я знаю, сынок. Это все они, правительство, военные, даже сам президент. Все они проводили какие-нибудь опыты, пока не произошел большой «бум», и все пошло наперекосяк. И сейчас они не хотят, чтобы их ошибка всплыла, и прикрываются выдумкой про обычный грипп, который не такой как все. Наверняка эти ублюдки в полной безопасности, летят в данную минуту в своих самолетах, эдакие избранные от рода человеческого, а стюардесса подает им дорогие вина и вонючих устриц, чтобы они не знал дискомфорта от того, что по их вине произошла такая катастрофа.
– Ты слишком много выпил, пап, – сказал Стас. Его левая рука держалась об косяк двери, было видно, что ему не терпится сбежать на поиски матери.
– Да, выпил, но и что с того?
– Мне нужно бежать, пап.
– Постой.
Николай отъехал в сторону одного из своих деревянных баров, где хранился весь его алкоголь, что он когда-то получил в подарок, купил или добыл еще каким-то образом. Дорогие вина, ликеры, водка, виски, там были все виды алкоголя. Стас всегда мечтал забрать оттуда хоть одну бутылочку втихую, но знал, что отец бережет свою коллекцию как зеницу ока, и знает каждый напиток поименно и чуть ли не год, когда в красивых бутылках оказалось все содержимое. Отец достал из самого дна бара белую тряпку, с черными полосками на ней. Он развернул ее, и Стас увидел пистолет.
– Возьми его, на всякий случай. Надеюсь, как им пользоваться ты знаешь.
Стас подошел вперед, протянул руку и взялся за рукоять.
– Да, знаю, – сказал он и снял пистолет с предохранителя, доказав свои познания делом, а затем вернул рычажок в обратную сторону, сделав пистолет безопасным (пока что). – Ходил с сокурсниками на стрельбище.
– Он полностью заряжен. Будь осторожен, сынок, надеюсь, тебе не придется его пустить в ход.
– Буду пап. Жди, мы скоро будем.
Стас выбежал из квартиры, оставив отца наедине с черноволосым ведущим лет сорока, с короткой стрижкой и дорогим костюмом.
Екатерина Фаррум заставляла сына каждое воскресенье посещать вместе с ней городскую католическую церковь. Одеваться в строгий, темный пиджак, который нелепо смотрелся на нем, идти пару кварталов и в зной, и в жару, чтобы послушать, как священник, облаченный во все черное, цитирует «самую важную книгу в его жизни» (со слов матери), и делает свое умозаключение после цитаты. Сначала Стасу было все равно, к тому же Библейские истории ему казались интересными, хоть и чересчур жестокими. Определенно юный Стас любил историю про Адама и Еву, и в корне был не согласен с Богом, когда тот изгнал их из Сада Эдема.
Каждый человек имеет право на ошибку, ведь так?
Отец никогда не ходил с ними в церковь, даже в то время, когда мог передвигаться на ногах, а не в коляске. На вопрос юного Стаса, почему же ты не ходишь в церковь вместе с нами, Николай Фаррум отвечал, что в этом нет нужды, потому что он относится к тем людям, которые верят фактам, а не предположениям, одним словом он был атеистом. Будучи совсем юным, Стас не до конца понимал значение этого слова, но знал точно, что из-за того, что отец «атеист», они часто ссорились с мамой, когда та закатывала очередную проповедь про то, что тот не ходит с ними в церковь и когда-нибудь Бог обязательно накажет его за этот ужасный поступок. Так оно и случилось, и до конца не было понятно, наказал ли отца Бог, или все же неаккуратность одного из водителей, нарушившего правила дорожного движения.
Как-то в один из воскресных дней, летом 2005 года, когда Стас с матерью были в церкви, отец решил съездить за продуктами в местный торговый центр, дабы закупить продукты для своего фирменного бифштекса, который в узких кругах его друзей, и конечно же в кругу его семьи был очень популярен. Затормозив на красном свете, и отбивая пальцами ритм песни по рулю, играющей из встроенного радиоприемника, он наслаждался приятным деньком, который через пару секунд превратится для него в один из самых ужасных. Николай почувствовал громкий звон, звук торможения авто, а затем тяжеленный и сильный толчок сзади согнул его и ударил головой о приборную панель авто, из которой успела выскочить подушка безопасности. Потребовалось полтора часа, чтобы спасатели смогли извлечь тело из покореженного авто и увести его в поликлинику, где Николай был на волоске и в буквальном смысле вернулся «с того света», когда после остановки сердца, оно вдруг снова забилось через несколько секунд с помощью дефибриллятора.
– Бог дал твоему отцу второй шанс, – сказала тогда мать Стасу. – Он наказал его и дал ему возможность исправить свои грехи. Вот видишь, сынок, что бывает с теми, кто сомневается в существовании нашего Господа.
Когда отец вернулся из больницы, его жизнь сильно поменялась. Он стал пить, пить много, постоянно заказывая выпивку на дом, так как сам купить ее в местном алкогольном магазинчике был не в состоянии. В одном из таких состояний, когда выпивка бьет в голову и ты способен сделать все, что угодно, он заявил своей жене:
– Я был мертв целых три минуты, дорогая, и знаешь, что я видел? Не ангелов в белых халатах, не гребанных фанфар и «труб громогласных», а обычную, существующую, реальную тьму.
В тот день, по всей видимости, Бог допустил серьезную ошибку, превратив умеренного атеиста в агрессивного, что конечно же привело в ярость Екатерину, которая была в шаге на выставление своей подписи в бумагах о разводе. Тогда Стасу было двенадцать. И да, он все еще продолжал покорно ходить с матерью в церковь в воскресенье, каждую неделю, каждый месяц. Все это длилось до тринадцати лет, когда Стас посетил храм божий последний раз.
Отец был единственным кормильцем в семье до получения своего увечья, и один из немногих в городе, чей доход был, скажем так, выше среднего и ближе к высокому, в связи с чем удавалось откладывать на «черный день» немалую часть месячной прибыли. Занимался он частным бизнесом по всей стране, продавая одежду, аксессуары и прочую мишуру с инициалами или изображениями супергероев комиксов, героев фильмов, видеоигр и всех нынешних вымышленных кумиров молодежи. Печаталось все здесь же, в Кострове, в маленьком арендованном для этого помещении, где у него под руководством было человек двадцать. Удивительно, но сайт с каталогом одежды где изображен «Человек-Сверхъестественное» или же «Женщина-Загадка» привлек огромное число покупателей, и партия в тысячу товаров разлетелась в первые три дня. Это был успех. Затем расширения каталога, большая прибыль, большие возможности для расширения и торговая сеть, у которой появилось название «ФарСтор», уже продавала одежду по всей стране и имела двадцать три точки самовывоза в разных городах. За каких-то полтора года это был явный успех.
Разумеется, мать Стаса была против такого заработка, поскольку считала это «грехом», однако охотно пользовалась этими деньгами.
В тот день, когда Николай достиг почти «дна бутылки», и башенка денег, отложенных на тот же «черный день» превратилась в десяток бумажек, из-за довольно дорогой выпивки, Стас решил действовать. Он сел прямо напротив отца, в воскресенье утром, за десять минут до того, как нужно было идти в церковь, и предложил ему сыграть в нарды. Разумеется это было предлогом поговорить, и когда они начали открывать доску, в комнату зашла мать.
– Стас, одевайся, нам нужно выходить.
Стас поджал губы, он боялся сказать то, что у него вертелось на губах всю ночь и все нынешнее утро. Однако он собрался духом и все же произнес.
– Я не пойду, мам.
Екатерина застыла в дверях на полу развороте в коридор. Она медленно повернулась к сыну и смотрела исключительно на него, словно бы и не замечая рядом сидящего мужа.
– Что ты сказал? – отчетливо произнесла мать.
– Я не пойду в церковь, мам. Я хочу побыть с папой.
Отец наблюдал за тем, как сын и его жена глядели друг другу в глаза, не говоря ни слова на протяжении нескольких секунд. По всей видимости каждый из них не мог поверить в то, что говорит. Екатерина не привыкла слышать отказа в ее сторону от собственного сына.
– Стас, мы можем поиграть, когда ты придешь, – сказал Николай.
– Нет, я хочу это сделать сейчас, в эту самую минуту. И вообще я не хочу больше ходить в церковь.
Мать так и ахнула, когда ее сын произнес такие слова. Ее сумочка, что висела на ее руке, почти упала на пол, но она успела среагировать и поймать ее. Приложив ладонь с белой перчаткой к открытому рту, она сказала.
– Как ты смеешь говорить так…
– Кать не стоит сейчас… – начал было Николай.
– Это тебе не стоит вмешиваться в наш разговор. Твой сын, по всей видимости, набрался дури, просматривая этот телевизор. Я знала, что рано или поздно всем этим закончится, знала, что это будешь либо ты, либо этот телевизор.
– Мама! – громко крикнул Стас, прерывая размышления матери. – Дело не в телике, и не в чем-либо в другом. Дело в том, что все свое свободное время я уделяю только тебе, и твоим приказам, и просьбам. С понедельника по субботу я в школе, после школы я иду в кружок и занимаюсь там до самого позднего вечера, потому что ты мне так велела, а мне он совсем не нравится. И единственный свой ЦЕЛЫЙ свободный день, я тоже вынужден посвящать тебе хождению в церковь. Я не хочу этого, я хочу побыть с папой!
Сказать, что Екатерина Фаррум была в шоке, это ничего не сказать. Она по-прежнему держала ладонь с белой перчаткой у рта. Слезы скатывались по ее щекам.
– Твой отец истратил все наши деньги на выпивку, он…
– Разумеется истратил, потому что мы оставили его одного. Он каждый день сидит здесь в одиночестве и ему ничего не остается делать, кроме как пить. – Стас повернулся к отцу. – Ведь я прав, пап? Прав?
Николай словно бы подбирал слова, но они так и не вышли из его рта.
– Раз так, – сказала Екатерина, спрятав платок обратно в сумку, которым вытирала слезы, – я не буду возражать, оставайся со своим отцом хоть до посинения, но посмотри, что стало с ним, и призадумайся.
Она вышла из квартиры, громко хлопнув дверью.
– Зачем же ты так, Стас, – сказал отец. – Ты же знаешь, как она гордилась перед своими подружками тем, какой ты у нее целомудренный и правильный.
– Пап, – начал Стас. – Я люблю и тебя и маму, и просто хочу, чтобы все стало как прежде. Эта авария, она…
Стас почти был на грани, чтобы заплакать, но постарался сдержать слезы.