Из записок мага

– Не обращай внимания, друг мой, – сказал Иккохтли. – Это уловка древних, они хотят напугать нас. Давай-ка перенесем наши мешки вон в тот угол…

И пещера рассмеялась над ними.

С большим трудом оттащили они сокровища Сатхлы и составили их у подножия статуи бородатого мужчины, который улыбался одной половиной лица, а другой лил драгоценные слезы.

Нопалцин устало сел на мешок и еще раз оглядел пещеру, на него давило такое количество золота, и он хотел только одного – уйти отсюда поскорее, потому что это было, в самом деле, страшное место.

Несколько коридоров разбегалось в стороны от залы, и возле входа в каждый стояло золотое изваяние, но темны были эти дыры, страшны и непознанны.

– Как же мы выберемся отсюда? – робко оглядываясь, спросил Нопалцин.

– Вы умрете, – ответила пещера.

Иккохтли вдруг замер и посмотрел на сверкающий потолок – к ногам юноши с него закапала кровь.

– О, Кецалькоатль! – шепотом воскликнул Нопалцин.

– Древние люди проснулись, мы разбудили их, теперь мы точно погибнем, – сказал Иккохтли, и пещера не ответила ему. – Наши воины поубивали друг друга там, наверху.

И пещера подтвердила:

– Погибли.

– Нам нужно уходить отсюда, – продолжил он, – пока и мы с тобой друг друга не убили.

– Но куда нам идти?! – в ужасе воскликнул Нопалцин, оглядываясь по сторонам. – Тут столько ходов!

– Никуда! – рассмеялась пещера.

– Ты сам выбрал путь, – сказал Иккохтли и указал на статую женщины с голубым ожерельем на шее.

– Погибла, – подсказала пещера и разоткровенничалась, – хотела многого. Путь смерти. Умрешь!

– Она красивая, самая красивая. Вот оно, лицо моей любимой. Наверное, я должен стоять здесь, рядом с нею в вечности.

– Иккохтли! – воскликнул Нопалцин, – нам пора. Ты уверен, что этот путь выведет нас на землю?

– Откуда мне знать? – нервно улыбнулся Иккохтли. – Я должен узнать, я не могу уйти, пока не услышу от него ответ. Так ответь, Господи, зачем я живу?!

– Умри! – крикнула пещера.

– Да замолчи ты! – в испуге воскликнул Нопалцин, зажимая руками уши.

– Умри! Умри! Умри! – засмеялась пещера.

Нопалцин испуганно закричал и всхлипнул.

Иккохтли с отчаянием посмотрел на статую женщины, затем на своего перепуганного до смерти друга, он колебался, но не долго. Крепко схватил он за руку живого человека и потащил в проход, защищаемый женщиной с голубым ожерельем на шее.

– Вы умрете! Умрете! – на разные голоса кричала пещера. – Умрете! Нет! Не туда!

Темен был проход, но обернувшись, Иккохтли увидел, что кровью налились глаза его друга, что злоба исказила его лицо, а из открытого рта торчат нечеловеческие зубы.

– Вы умрете! – кричала пещера.

И тогда вспомнил Иккохтли силу оленя, и кровь застучала в его висках, ибо одно у него было спасение от названного брата своего – бежать. И вселилась горячая кровь оленя в юношу. Он почувствовал, как наполняет она его тело возбуждением и легким страхом. Иккохтли-олень бежал легко и быстро, ноздри его раздувались, дыхание пульсировало в такт движениям ног, весь он, казалось…

И стал свет. Иккохтли без сил пал на землю, а рядом свалился его названный брат. Нопалцин сплюнул кровь, текущую из прокушенной щеки и непонимающе воззрился на Иккохтли.

– Ну, брат мой, – сказал Иккохтли, задыхаясь, – я знал, что такое быть охотником, теперь я знаю, и что такое быть оленем.

Тихи были джунгли вокруг них. Утро благословенное оживляло небеса.

– Вот и все, – сказал Нопалцин. – Теперь мы можем вернуться в Теночтитлан и постоять за честь нашего народа.

– Нопалцин, – тихо и серьезно обратился к нему Иккохтли, – если ты вернешься, смерть страшная и мучительная ожидает тебя, ты умрешь не на алтаре своего народа, не с оружием в руках, в час смерти ты будешь молить о ней. Запомни, вернувшись, ты станешь великим воином, но умрешь бесславно. Если останешься в Чалько, то будешь жить долго-долго, и величайшим из великих будут называть тебя, но никогда не сможешь ты смыть кровь народа со своих рук, – Иккохтли помолчал, затем добавил. – Я от многого отказался ради тебя. И какой бы не выбрал ты путь, до конца я буду с тобой.

Нопалцин с благодарностью посмотрел в глаза Иккохтли, вздохнул и тихо сказал:

– Мы возвращаемся.

6.

Толпа гнала мальчишку через Паунд-сквер к парку. Взрослые люди улюлюкали, потрясали тростями и котелками, а бедняга из последних сил улепетывал от разъяренных джентльменов. Они почему-то не любили, когда их грабят.

А он не любил вот таких погонь. Уж если тебя обворовали, так будь человеком, схватись за остатки своих волос и громко вырази негодование, зачем же бросаться в погоню, собирая по пути целую толпу охотников за неудачливым воришкой.

Мальчишка кубарем скатился в подворотню заброшенного дома на Эльвитер-стрит, и толпа остановилась перед воротами, недоумевая, стоит ли ломать их, чтобы добыть несчастного и забить его палками, или лучше поставить здесь охрану, а остальным сбегать за полисменом, которого и заслать в этот, как говорят, странный дом, где живут духи повесившихся на Рождество хозяев.

Пошушукавшись, толпа разошлась по своим делам, а в одиночку огорченный потерпевший не решился входить в проклятый дом. Он похлопал себя по опустошенным карманам и подался восвояси.

Мальчишка тоже не хотел заходить в этот дом, но ему пришла в голову мысль, что обворованный им джентльмен может послать за полисменом, и тогда ему точно не миновать работного дома. И эта мысль, раз появившись, никак не хотела покидать голову бедняги. Путь к спасению лежал за старой зеленой дверью без замка, над которой без ветра качался разбитый фонарь.

Мальчишка поежился на этот фонарь и сделал шаг по направлению к двери. Остановился, оглянулся, затем сделал шаг еще и еще, пока не оказался нос к носу с ней, с дверью.

Он сильно не хотел входить в эту дверь, настолько сильно, что даже полисмен начал ему казаться добрым, а обворованный им человек снисходительным джентльменом; но он вошел. Дверь недовольно фыркнула и впустила мальчишку в темноту забитых окон. Он прижался спиной к предательской двери и от волнения чихнул. Она приоткрылась, впустив в темноту снопик света и сквознячок.

– Слушай, ты или туда или сюда, ведь дует же, – послышался из угла мужской голос.

Мальчишка замер и задрожал, не в силах сделать ни шагу туда, ни тем более сюда. Дверь немного подумала и закрылась сама.

– Вот так вы всегда, – продолжал возмущаться голос. – Сначала заходите, куда не попадя, и только потом, потом, когда уже поздно, думаете. Эх, люди!

Мальчишка был трусом, иначе бы не стал вором, и как опытный вор он понимал: что бы это ни было, не стоит его злить.

– Я… – сказал он и икнул. – Я просто спасался от погони, и забежал сюда… спрятаться.

– Нашел место! – презрительно фыркнул голос. – Как тебя зовут?