Ночные бдения

Она повернулась и медленно пошла, а я, как прежде, поплелся за нею вслед.

Мы шли молча, она впереди, я чуть в стороне, но так, чтобы видеть ее профиль, мы шли не быстро, но и без всякого намека на прогулочную медлительность. Дом бабушки стоял недалеко от нынешнего Люсиного обиталища, так что не прошло и десяти минут, как мы уже стояли у знакомого подъезда.

Люся повернулась ко мне лицом и, глядя прямо в глаза, безразлично спросила:

– Может, зайдешь?

– Ну, если ты приглашаешь… – ответил я, пожав плечами.

Мы легко поднялись, и, пока Люся рылась в сумочке, разыскивая ключ, я внимательно огляделся вокруг. Раньше, в детстве, мне никогда не приходилось бывать в этом доме, но я знал, что он был одним из самых бедных в городе, и в его крохотных квартирках жили в основном старики и алкоголики.

Когда мы вошли, я сразу отметил, как изменился вид квартиры: здесь больше не пахло чем-то противным, стены, шкафы были вымыты и блестели, на чистом полу причудливо разложены разноцветные половички, даже занавески, которые в прошлое мое посещение больше были похожи на половые тряпки, теперь, выстиранные, создавали какое-то подобие уюта.

Я довольно присвистнул и без опаски уселся на мягкий чистый диван. Люся радушно раскинула руки и, сверкая глазами, радостно спросила:

– Ну как?

Вместо ответа я одобряюще покивал головой, выражая свою оценку приведенной в божеский вид квартире.

– Я сама здесь все убрала и вычистила, – радостно сообщила мне Люся. – Полдня не выпускала из рук тряпку, и вот что из этого вышло. Правда ведь, неплохо?

– Это твоя квартира, да? – спросил я.

– Моя, – ответила Люся.

– Понятно. Но зачем было наводить здесь такой порядок, ведь ты скоро опять сорвешься с места и полетишь искать новых жертв для своих экспериментов? – я удивленно развел руками.

– А я пока не собираюсь уезжать, – легко хохотнула она и скрылась на кухне.

Вот тебе на! Пока?! Я почувствовал, как недовольство опять вскипает во мне. Да что это такое?! Чего эта глупая девчонка ко мне пристала, неужели она не понимает, что ни капли мне не нужна?! Но нет, ведь Люся – умница, с ее проницательностью, она не могла не заметить мое к ней безразличие. Я, определенно, начинал злиться. Зачем я опять здесь? Захотелось вдруг уйти и никогда больше не видеть ее лица. Надоело выслушивать бессмысленную болтовню, быть подопытным кроликом, надоело замечать ее надменные, полные насмешки, взгляды. С ней было интересно, сначала, но теперь мне хотелось бежать к своей невесте, обнять ее и держать до тех пор, пока из мозгов не выветрится образ внучки слепой колдуньи.

Люся вырулила из кухни, неся на подносе чайный сервиз. Я раздраженно смотрел, как она умело и ловко расставляет на журнальном столике чашечки, блюдечки и баночки с разными вареньями и соленьями. Я удивился: ей бы работать официанткой с такой ловкостью, хотя она, наверное, и работала, учитывая специфику ее жизни.

– Люся, а ты где-нибудь училась? – спросил я, чувствуя, как предательски тает моя решимость бежать от этого демона-искусителя.

– В школе, – с готовностью ответила она, подавая мне чай.

– Ну а помимо школы?

Люся неловко откашлялась и покачала головой.

– Я школу-то не до конца окончила, не говоря уже о чем-то другом, – опустив глаза, ответила она.

Я немного удивился, но не подал вида, чтобы не оскорбить ее.

– Я тоже только школу окончил и нигде больше не учился. Сразу же укатил на Север добывать деньгу.

– И что ты делал на Севере? – с интересом спросила она, уже не улыбаясь смущенно и не отводя в смятении глаз.

И вдруг мне до смерти захотелось рассказать ей о Севере, о тундре и бесконечных льдах, о ночах и днях, проведенных в маленьком, но таком дружном рабочем балке, рассказать о своей работе, о том, как добывают золото, о Пескове, о жизни в тяжелых зимних условиях. И я рассказал; я сидел и выкладывал ей все, чем жил последние пять долгих лет, а она слушала. Никогда бы не подумал, что Люся будет слушать всю эту чепуху с затаенным вниманием, с таким выражением интереса на лице, что хочется говорить все больше и больше, с таким невинным восхищением в глазах, что даже самый последний трус в силах почувствовать себя героем.

Мы, не умолкая, болтали два часа подряд, выпили весь чай и съели все варенье; град Люсиных вопросов вызывал на моих устах все новые и новые истории, но она слушала до тех пор, пока я не выдохся, пока я не рассказал ей все, что только мог рассказать.

Я замолк и посмотрел на Люсю: она сидела, чуть наклонившись вперед, и, упершись руками в коленки, придерживала голову руками. Ее печальные глаза выражали интерес и нежность. Да-да, я только теперь заметил, какие печальные были у нее глаза, так может быть лишь тогда, когда внутри сердце распирает тайная боль. Но о чем грустить бродяге?! Так думал я тогда. Теперь… теперь я могу лишь вспоминать.

Она провела рукой по своим темным коротко стриженым волосам и, видимо пытаясь скрыть смущение, спросила, не хочу ли я еще чаю.

– Нет, спасибо, – ответил я и легонько поцеловал ее в висок в то место, где под тонкой кожей пульсировала голубая жилка. Люся удивленно отпрянула и выжидающе посмотрела мне в глаза, я был поражен ее упрямой настойчивостью, дрожащей в воздухе между нами; но такое действительно было со мной впервые, и я ничего не мог с этим поделать.

Люся осторожно, будто боясь обжечься, но все же ласково, погладила меня по щеке и тихо поцеловала, я воспользовался этой возможностью и углубил поцелуй. Уже тогда я понял, куда заведет нас эта невинная игра, но остановиться было выше моих сил, да я и не хотел… останавливаться.

Люся оторвалась от меня и горестно прошептала мне в губы:

– Ну что мне с тобой делать, а?

– Ну, сделай что-нибудь, – скорее не попросил, а приказал я, вновь касаясь ее губ.

Она крепко обняла меня за плечи и пододвинулась чуть ближе. Ну а что мог поделать с нею я? Оттолкнуть? Да я бы в жизни никогда не оттолкнул от себя ни одну хоть сколько-нибудь хорошенькую девушку. Но я не мог и остаться с нею, слишком многое связывало меня с другой, моей прекрасной невестой. Я разрывался на части.

И Люся это поняла. Она отодвинулась на другой конец дивана и тяжело вздохнула, пытаясь привести в порядок свои чувства. Я был ей благодарен, ведь она избавила меня от очень тяжелого выбора, но вместе с тем я ощущал опустошенность и напряжение.

– Может быть, тебе лучше уйти? – глухо спросила она.

– И ты выгонишь меня среди ночи? – мягко спросил я, сделав выбор. Может, он был не самым лучшим, но о другом я и помыслить не мог.

Люся кивнула и начала собирать грязную посуду, теперь она действовала не очень уверенно, и даже чуть не разбила блюдечко, неаккуратно стукнув его о краешек стола. Я взял из ее рук поднос и отнес на кухню, опасаясь, как бы она его не опрокинула. Наверное, лучше было бы уйти, воспользовавшись благородным предложением Люси, но что бы я тогда о себе думал, я бы себя презирал. Я раздраженно поставил поднос на кухонный стол и вернулся в комнату. Предмет моих мучений стояла у окна и наблюдала ночные огни города.

Я неслышно подошел к ней и встал рядом: ночной город был торжественно красив, это была та удивительная летняя ночь, которая так будоражила мое существо, ох, какой она была звездной!

– Ты разбираешься в звездах? – спросил я.

– Нет, – Люся огорченно покачала головой. – Я ведь не окончила школу, а потому и не изучала астрономию.

Я легонько обнял ее за плечи и прошептал на ухо:

– Для этого вовсе не обязательно быть астрономом. Видишь, там над девятиэтажкой – это Большая Медведица, – я пальцем показал ей на отчетливо вырисованное созвездие. – Видишь, в форме ковшика.

– А почему ее не назвали Ковшиком, – хихикнула Люся.

– Тебя не спросили, – в тон ей ответил я. – Но если серьезно, она ведь указывает на север, потому и Медведица, потому и Полярная.

Не успел я договорить, как одна маленькая звездочка (видимо, ей не сиделось на месте), оставляя за собой незримый след, погрузилась в темноту и пустоту Вселенной.

– Загадала желание? – спросил я Люду.

– Да, а ты?

– Нет, я опять не успел.