Африканский самурай

К счастью для всех, кроме самого Аримы, переговоры прошли быстро. Всем было ясно, что ему недолго осталось удерживать эти места без столь нужного португальского оружия, и он сдался сразу.

Его наложницу – на вид еще совсем девочку – увели в слезах. Буддистские и синтоистские святыни обвязали канатами и повалили, а Арима, одетый в белые одежды, нелепо сиявшие среди серости и грязи, которыми была полна его цитадель, принял крещение в небольшом пруду во дворе замка. Мы пустились в путь через несколько дней, но прежде двое воинов Аримы привели потного, еле живого священника, которого они доставили по реке и через джунгли.

Отец Валиньяно принял отдувающегося и едва передвигающего ноги священника у ворот замка.

– Послание, – тяжело выдохнул тот. – От Омуры Сумитады.

Я стоял рядом с Валиньяно, одним глазом присматривая за страдающим священником, а другим оглядывая деревья за его спиной и прислушиваясь, не появятся ли враги Аримы. Я позволил себе лишь короткий взгляд на Валиньяно, ожидая, что он предложит священнику выпить воды и отдохнуть, но не услышал ни того, ни другого.

– Продолжай.

– Господин Сумитада рад известию о вашем прибытии в Японию, – жадно хватая ртом, воздух заговорил священник. – Он очень сожалеет, что не получил возможности поприветствовать вас лично, и надеется, что высокочтимому визитатору Индии известно, что ему и его братьям-иезуитам всегда рады во владениях господина Сумитады. В знак неизменной дружбы господин Сумитада предлагает ордену иезуитов порт Нагасаки в вечное пользование по собственному усмотрению.

Доставив послание, священник рухнул на колено, тяжело опираясь на поддерживавшего его воина Аримы. Это был потрясающий подарок. Владение портом означало не только полный контроль над торговлей, но и право взимать налоги со всех проходящих через него товаров. Это даже не опорный пункт – это настоящее золотое дно и явное свидетельство влияния иезуитов.

Валиньяно, стоявший рядом со мной, улыбнулся. Двое местных владык – Арима и Сумитада – подчинились его воле, и он получил важнейший торговый порт. Начало его миссии в Японию выдалось очень успешным.

Глава 4

В Бунго наш маленький отряд встретил румяный священник в шерстяной рубахе и штанах. Он сообщил Валиньяно, что договорился насчет корабля с человеком по имени Мураками, потом поклонился и вышел из шатра. Я выждал несколько секунд, чтобы убедиться, что никто не подслушивает у входа – увы, среди священников такое случалось.

Убедившись, что мы одни, я обернулся к Валиньяно.

– Мне трудно охранять вас, если вы все время держите меня в неведении относительно планов путешествия.

Валиньяно на секунду задержал взгляд на мне, решая, поддержать этот разговор или просто приказать мне подчиниться. Он вздохнул.

– Наш план из таких, которым ты обычно противишься.

– То есть опасный.

– Нет такой опасности, от которой Господь не может нас защитить.

– И все же для защиты вы берете с собой меня.

– Осторожнее.

Валиньяно ткнул пальцем в мою сторону, и я кивнул. Иногда он позволял мне быть откровенным, но не терпел проявлений безверия. Зачерпнув две кружки воды из чаши в углу шатра, он протянул одну из них мне.

– Мураками обеспечит нам безопасный путь до Сакаи.

– Значит, он – пират?

– Да, но, похоже, умный. Он понимает, что за ту же плату ему проще доставить нас, чем ограбить, особенно если это может принести выгоду в будущем.

– В Кутиноцу были моряки, вооруженные люди, опытные бойцы. Здесь только я. Люди Мураками быстро поймут, что из всех нас вооружен только один.

– Что ж, тебе просто придется выглядеть исключительно устрашающе. Ты ведь сумеешь?

Валиньяно скрылся во мраке дальней части шатра, потом появился вновь с зажженной свечой, которую поставил на стол рядом с чашей воды. Он начал рыться в вещах в поисках бумаги и пера. Разговор был окончен.

На следующий день мы взошли на корабль Мураками. Всего нас было тридцать человек. Те немногие, кто побывал в замке Арима вместе с Валиньяно и со мной, были рады прохладному морскому воздуху, счастливы оказаться подальше от сырости и насекомых.

Люди Мураками были босы и одеты в короткие кимоно. На них были пояса для кинжалов и прочего мелкого оружия, а лбы они повязывали толстыми полосками кожи. Остерегаясь носить тяжелые кожаные и металлические доспехи и причудливые шлемы самураев на случай, если вдруг окажутся в воде, они предпочитали риск в бою опасности утонуть под тяжестью доспехов.

Они вальяжно стояли на палубе, пока иезуиты грузили свое имущество, и даже не пытались предложить помощь. Когда я взошел на борт, они обернулись и уставились на меня. Мураками, проверявший канаты на носу корабля, присвистнул и подошел ко мне, безоружный, голый до пояса и одетый лишь в дорогие на вид кожаные штаны.

– Не хотел бы я ввязаться с таким в драку, – шутливо бросил он своим людям.

– Тогда не давай для нее причины, – ответил я.

Мой японский ошеломил пиратов. Мураками не отступил, но уставился на меня с открытым ртом, потом хохотнул и хлопнул меня по руке. Матросы тоже рассмеялись, и Мураками начал громко распоряжаться о подготовке к отплытию. Отец Валиньяно чуть заметно улыбнулся мне, потом отступил под сень одного из навесов, которые пираты поставили на палубе, чтобы защитить нас от солнца.

Следуя мимо островов, мы должны были прибыть в Сакаи через три дня. Был более короткий путь, вдоль побережья, но он проходил через воды, контролируемые кланом Мори – последним кланом, представлявшим угрозу для власти Нобунаги. Нобунага уже успешно применил португальское оружие против клана Такэда в сражении при Нагасино, и Мори были бы не прочь воспользоваться возможностью помешать укреплению связей между иезуитами и их врагом. Лучше было идти через острова, чем вдоль северного побережья, где хозяйничали Мори.

Мы шли под парусом весь первый день и заночевали на берегу. Отец Валиньяно в основном оставался под палубой на корабле или сидел в шатре на берегу. Я заглядывал к нему, когда мне казалось, что он готов будет меня потерпеть, но всякий раз он взмахом руки отсылал меня прочь. Он не ел, почти не спал. Валиньяно был не из тех, кто оставляет детали на откуп другим, и каждая мелочь следующего этапа нашего путешествия требовала идеальной подготовки. Мы направлялись в Киото без приглашения, чтобы навестить даймё Оду Нобунагу. Валиньяно нужно было найти способ получить приглашение и подготовиться к встрече. Если Япония объединится под властью одного человека и если этот человек открыто примет христианство, у Валиньяно появится возможность обратить всю страну одним махом.

Пока Валиньяно работал, остальные ранним вечером собрались у костра и ели рыбу с рисом, а пираты пили саке. Постепенно их лица раскраснелись. Я открыл ящик и выставил им несколько бутылок португальского красного вина. Они предназначались в подарок для японских феодалов и сановников, но пара бутылок роли не сыграет, а у меня на руках была целая орава иезуитов, которую нужно было охранять. Довольные пираты казались мне более спокойной компанией, чем недовольные. Пираты пустили бутылки по кругу, пили, морщились, потом прикладывались снова. Они предлагали выпить и мне, но я воздержался. Я всегда был на посту, и мне это нравилось.

Пираты кричали и делились историями до поздней ночи, а когда они, наконец, умолкли, на смену пришел хор цикад. Я спал у входа в шатер Валиньяно на татами, на котором, как ни старался, никак не мог уместить ноги.

Утром пираты двигались медлительно, все еще одурманенные выпивкой, но к полудню пришли в себя. Я позволил себе расслабиться. Хотя люди Мураками пользовались славой отчаянных бойцов, было очевидно, что приказам Мураками они следуют беспрекословно, а Мураками вовсе не хотел проблем. Он легко мог бы изменить курс чуть к северу и продать нас всех Мори за кругленькую сумму.

Когда я спросил у него, почему он так не поступил, он пожал плечами и ответил:

– Никогда не следует помогать стороне, обреченной на поражение.

– Значит, клан Ода победит Мори? – спросил я.

Он кивнул.

– Никто не знает, что будет дальше. Эти воды… – он широким жестом обвел море. – Сегодня они принадлежат одному владыке, завтра – другому. Сегодня этот даймё сражается плечом к плечу с другим даймё, а завтра они уже воюют друг с другом. На памяти ныне живущих так было всегда. Но, возможно, скоро этому придет конец. Возможно, скоро мы все будем принадлежать одному человеку. Знаю только одно – я не хочу быть тем, кто навлечет на себя его гнев.

– Но разве сейчас все не принадлежит одному императору? – спросил я.

Мураками ответил неопределенным жестом.

– Мы относимся к императору с величайшим почтением, но власть императору дает небо. Нобунаге власть дает меч. Даже самые благочестивые люди второго боятся куда сильнее, чем первого, когда этот меч приставлен к горлу.

Мураками улыбнулся и пошел проверить своих людей, вывешивавших за борт ловушки, чтобы поймать еду на ужин. Я посмотрел в сторону берега. Острова были почти безлюдны, и их немногочисленные обитатели переселились вглубь, подальше от берега, видимо, опасаясь Мураками и ему подобных. Время от времени попадались хижины из дерева, посеревшего под действием моря и ветра, нередко покосившиеся, но в основном были видны лишь поля, поросшие травой и цветами, пологие холмы и горы вдали. Люди Мураками не проявляли по отношению к нам никакой агрессии, и я просто стоял у поручня, наслаждаясь видом.

Мне все еще казалось волшебством видеть новое место, вдыхать новый воздух, слышать новые звуки. Сразу после захвата рабовладельцы привезли меня в Индию. Несмотря на ужас и истощение, я был очарован запахом, когда меня вели из порта, поражен гулом голосов в городе. Всю свою жизнь до этого я провел в тихой деревне и никогда не ожидал, что увижу что-то кроме нее, никогда не верил в существование других мест и не тратил время на размышления о них.

Отец побывал во многих городах и деревнях, и мне нравилось слушать его рассказы о местах, которые он повидал, о людях, с которыми он торговал, но они никогда не пробуждали во мне желания повидать эти места самому. Это моя мать всегда слушала его как зачарованная.

Воспоминания о доме редко посещали меня, и теперь, когда это случилось, я постарался поскорее их прекратить. Было время, когда я пытался вспоминать. Каждое новое место пробуждало во мне стремление описать его словами моего отца, попытаться рассказать о нем матери, но я уже давно утратил это желание. Я больше не мог общаться с предками. Наверное, я уехал слишком далеко от дома.

На скалистом уступе с подветренной стороны корабля на солнце лежала женщина. На ней не было ничего, кроме куска ткани, обернутого вокруг бедер. У нее были стройные и мускулистые ноги и плоский живот, а капли воды на коже переливались то голубым, то зеленым, то желтым. Рядом лежала кучка из полудюжины раковин, несколько кусочков коралла и одинокая морская звезда. Она приподнялась, чтобы посмотреть в нашу сторону, и я увидел ее неровные зубы, выкрошившиеся из-за необходимости поднимать раковины со дна моря, и глаза, налитые кровью от сосудов, лопнувших под давлением на глубине.