Там, где начинается синева

– Купите им ошейники и все, что им понадобится, – любезно сказал Гиссинг. – Не волнуйтесь, миссис Спаниель, для вас все будет хорошо. Осмелюсь сказать, что будет немного сплетен, но нам придется рискнуть. А теперь вам лучше вернуться в деревню и заняться приготовлениями. Я уезжаю сегодня вечером.

Поздно вечером, убедившись, что миссис Спаниель и ее выводок благополучно устроились, Гиссинг отправился на станцию со своим чемоданом. Он почувствовал острую боль, когда поднял москитную сетку и поцеловал прохладные влажные носы спящей троицы. Но он утешал себя мыслью, что это не просто вульгарное дезертирство. Если он хочет вырастить семью, он должен заработать немного денег. Его скромного дохода не хватило бы для такого внезапного увеличения расходов. Кроме того, он никогда не знал, что такое свобода, пока ее не ограничили. В течение последних трех месяцев он жил в постоянном присутствии; даже спал, прислушиваясь одним ухом к детским крикам. Теперь он был обязан самому себе нанести один большой удар во имя мира. Богатство, как он мог видеть, было ответом. С деньгами все было достижимо: книги, досуг для учебы, путешествия, престиж, короче говоря, власть над физическими деталями жизни. Он займется Большим Бизнесом. Он уже трепетал от ощущения власти и процветания.

Маленький домик, молча стоял в темноте, пока он шел по тропинке. Ночь была затянута сеткой с ткацким блеском светлячков. Он постоял немного, глядя назад. Вдруг из детской донесся испуганный крик.

– Папа, комар, комар!

Он чуть было не повернулся, чтобы бежать обратно, но сдержался. Нет, теперь хозяйкой была миссис Спаниель. Все зависело от нее. Кроме того, у него было достаточно времени, чтобы успеть на последний поезд в город.

Он сидел на усыпанном пеплом плюшевом сиденье курильщика в настроении, которое вряд ли можно было назвать веселым.

– Клянусь Юпитером, – сказал он себе, – я ушел как раз вовремя. Еще месяц, и я не смог бы этого сделать.

Была полночь, когда он увидел огни города, отделанные золотом на фоне павлиньего неба. Акры и акры синей тьмы лежали, тесно прижимаясь к пестрым сеткам света. Здесь действительно можно было бы взглянуть на это великое чудо тени и увидеть ее текстуру. Сладкий воздух лениво плыл по глубоким, тихим улицам города.

– А, – сказал он, – вот где начинается синева.

Глава 6

“Для людей с беспокойным сердцем

Города – это совершенные произведения искусства”.

Есть город такой высокий, что даже небо над ним, кажется, поднялось в осторожном отдалении, невообразимо далеко. Есть город, такой гордый, такой безумный, такой красивый и молодой, что даже небеса отступили, чтобы их безмятежная чистота не была слишком соблазнена этим храбрым трагическим заклинанием. В город, который является самым безумным из всех, Гиссинг приехал в поисках здравомыслия. В город, столь странно прекрасный, что он заставил замолчать даже поэтов, он пришел, чтобы обрести голос. В город великолепной показухи и тщеславия, он пришел искать смирения и покоя.

Все города безумны, но безумие благородно. Все города прекрасны, но красота их мрачна. Кто скажет мне правду об этом? Трагично? Тем не менее, потому что там, где амбиции, тщеславие и безумие умножаются на миллионный контакт, там есть бедствие. Благородно и красиво? Да, ибо даже глупость может иметь величие величия. Поспешный, жестокий, поверхностный? Согласен, но где на этом земном шаре ты найдешь другое? Я знаю все, что можно сказать против него, и все же в его огромной библиотеке улиц, обширной и разнообразной, как у Шекспира, красоты хватит на всю жизнь. О, поэты, почему вы были так слабы? Из-за того, что он кажется циничным и грубым, он взывает трубным призывом к разуму мечтателя; из-за того, что он безрассуден и безумен, он обращается к серьезному здравомыслию поэта.

Итак, в настроении, возможно, слишком сознательно возвышенном, Гиссинг медитировал. С его стороны было довольно дерзко обвинять город в безумии, потому что сам он, ликуя по поводу обретенной свободы, явно не был в здравом уме. Он рыскал по городу в приподнятом настроении, заглядывал в витрины магазинов, катался на автобусах, ездил в зоопарк, ездил на шатком старом пароходе к Статуе Свободы, пил послеобеденный чай в "Ритце" и все такое прочее. Первые три ночи в городе он спал в одной из маленьких транспортных башен, которые возвышались на сваях над Пятой авеню. На самом деле это была та башня, что рядом с собором Святого Патрика. Он ехал по авеню в такси, намереваясь отправиться на Площадь (просто чтобы немного развеяться после домашнего заключения). Когда такси проезжало мимо, он увидел светофорную башню, темную и пустую, и подумал, какое приятное место для сна. Поэтому он попросил водителя высадить его у Собора и, убедившись, что за ним никто не наблюдает, вернулся к маленькой башенке, поднялся по лестнице и почувствовал себя как дома. Ему так понравилось, что он вернулся туда на две следующие ночи; но он почти не спал, потому что не мог удержаться от удовольствия напугать ночное такси, внезапно мигнув на них красными, зелеными и желтыми огнями и увидев, как они в замешательстве останавливаются. Но после трех ночей он решил, что лучше уйти. Было бы неловко, если бы полиция обнаружила его.

Пора было остепениться и приступить к работе. У него был дядя, который возглавлял важное предприятие далеко в центре города, но Гиссинг, с донкихотством юности, был полон решимости начать свой собственный путь в великом мире торговли. Он нашел комнату на верхнем этаже тихого дома из коричневого камня в западной части города. Она была невелика, и ему приходилось спускаться на один пролет, чтобы принять ванну; газовая горелка над кроватью свистела; пыль была довольно пугающей после чистой страны; но это было дешево, и его чувство приключений с лихвой все компенсировало. Миссис Перп, хозяйка дома, очень понравилась ему. Она вела себя очень по-матерински и убеждала его не есть в кресле. Она поставила пепельницу в его комнату.

Гиссинг послал миссис Спаниель открытку с изображением Пенсильванского вокзала. На ней он написал, что прибыл благополучно. Усердно работает. Передает любовь детям. Затем он отправился искать работу.

Его представления о бизнесе были очень расплывчатыми. Все, что он знал, – это то, что он хотел как можно скорее стать очень богатым и влиятельным. Он мог бы получить много разумных советов от своего дяди, который был членом Союза собаководов и довольно известной собакой в городе. Но у Гиссинга была скрытая гордость неопытности. Более того, он не совсем знал, что сказать о своем положении в стране. Этот дом, полный детей, нуждается в некоторых объяснениях.

То были дни ослепительной жары; ясные, золотые, сухие. Светские колонки в газетах уверяли его, что все уехали из города, но авеню, казалось, была переполнена прекрасными, превосходными созданиями. Далеко внизу, на пологих склонах этой мерцающей дороги, он видел катящийся поток лимузинов, блики солнечного света отражались на их отполированных боках. Слабая голубоватая дымка бензиновых паров висела низко в ярком теплом воздухе. Это улица, где даже самые пассивные поддаются странному соблазну плотского доминирования. Он чувствовал, что ничто иное, как работа на самой авеню, не соответствовало бы его настроению.

Удача и дерзость объединились (как это всегда бывает), чтобы уступить его желанию. Он был в прекрасном универмаге "Бигль и компания", одном из самых великолепных в своем роде, и рассматривал какие-то песочного цвета гетры. В проходе неподалеку он услышал шум, ничего вульгарного, но все же явное движение, с подавленными воплями и благородной, испуганной суетой. Он поспешил на место и сквозь толпу увидел, что кто-то лежит на полу. Чрезвычайно красивая продавщица, очаровательно одетая в черный крепдешин, поддерживала голову жертвы, тщетно обмахивая ее веером. Богатые вдовы скулили в отчаянии. Затем к боковой двери подъехала машина "скорой помощи", и туда внесли носилки.

– В чем дело? – Спросил Гиссинг женщину у прилавка с шелковыми чулками.

– Один из контролеров … умер от жары, – сказала она, выглядя очень расстроенной.

– Бедняга, – сказал Гиссинг. – Никогда не знаешь, что будет дальше, не так ли? – Он отошел, качая головой.

Он попросил лифтера отвезти его в офис фирмы. На седьмом этаже, в тихом коридоре за спальнями, ему преградил путь забор из розового дерева. Секретарша вопросительно посмотрела на него.

– Мистер Бигль-старший или мистер Бигль-младший?

Молодость прилепляется к молодости, сказал себе Гиссинг.

– Мистер Бигль-младший, – твердо заявил он.

– У вас назначена встреча?

– Да, – сказал он.

Она взяла его визитку, исчезла и вернулась.

– Сюда, пожалуйста, – сказала она.

Мистер Бигль-старший, должно быть, действительно очень стар, подумал он, потому что младший был явно седым. На самом деле (так быстро работает ум) мистер Бигль-старший, должно быть, близок к пенсионному возрасту. Очень вероятно (сказал он себе), что это скоро произойдет; произойдет общее усиление среди членов фирмы, и это будет мой шанс. Интересно, сколько они платят младшему партнеру?

Он едва не задал этот вопрос, когда мистер Бигль-младший вопросительно посмотрел на него. Но он вовремя спохватился.

– Прошу прощения за вторжение, – сказал Гиссинг, – но я новый контролер.

– Вы очень добры, – сказал мистер Бигль-младший, – но нам не нужен новый контролер.

– Еще раз прошу прощения, – сказал Гиссинг, – но вы не в курсе дел магазина. Один только что умер, прямо у прилавка с шелковыми чулками. Очень плохо для бизнеса.

В этот момент зазвонил телефон, и мистер Бигль схватил трубку. Он слушал, внимательно, изучая тем временем своего собеседника.

– Вы правы, – сказал он, кладя трубку. – Ну, сэр, у вас был какой-нибудь опыт?

– Не совсем так, – сказал Гиссинг, – но мне кажется, я понимаю требования. Тон магазина.

– Я попрошу вас быть здесь сегодня в половине пятого, – сказал мистер Бигль. – У нас есть особая процедура в отношении кандидатов на эту должность. Вы легко поймете, что это важная должность. Контролер – это наша точка социального контакта с посетителями.

Гиссинг небрежно вытер носовым платком пыль с ботинок.

– Прошу вас, не извиняйтесь, – ласково сказал он. – Я готов поздравить вас с вашей удачей. То, что я оказался в магазине, было чистой случайностью. Сегодня, конечно, дела пойдут плохо. Но завтра, я думаю, вы увидите…

– В половине пятого, – немного озадаченно ответил мистер Бигль.

В тот день Гиссинг остался без обеда. Сначала он исследовал все здание сверху донизу, пока не узнал расположение каждого отдела и не запомнил каталог магазина. С почти собственнической нежностью он изучал сверкающие товары и безделушки; одобрительно отмечал продавцов, которые казались ему особенно проворными и услужливыми к клиентам; слегка хмурился при любом признаке скуки или невнимательности. Он услышал тихий вздох пневматических трубок, когда они получали деньги и сдували их в какой-то дальний сундук: эти деньги, подумал он, уже частично принадлежали ему. Квадратное существо, которое он вскоре разглядел, следующее за ним, несомненно, было охранником магазина: он улыбнулся, подумав, какой приятный анекдот это будет, когда его примут в младшее партнерство. Затем он, наконец, отправился в специальный мужской магазин на пятом этаже, где купил шелковую шляпу, сюртук с вырезом, жилет и брюки в жемчужную полоску. Он не забыл ни лакированных туфель, ни белых гетр. Он отказался от маленьких белых льняных полей, которые продавец хотел прикрепить к V-образному углу его жилета. Это, он чувствовал, было последним прикосновением, которое все испортит. Просто меньше, чем совершенство, как это прекрасно!

Было уже поздно. Он поспешил на Пенсильванский вокзал, где нанял одну из этих маленьких кабинок для переодевания и надел свои покупки. Свой твидовый костюм в аккуратной упаковке он оставил на стойке для посылок. Затем он вернулся в магазин для важного интервью.

Он ожидал официального разговора с двумя господами. Бигль, возможно, затронет такие вопросы, как обязанности, часы работы, зарплата и так далее. К его удивлению, секретарша провела его в очаровательный салон в стиле Людовика XVI, расположенный дальше по коридору. Там было несколько дам: одна разливала чай, вперед вышел мистер Бигль-младший. Вице-президент (таково было звание мистера Бигля-младшего, Гиссинг узнал по табличке на его двери) все еще был одет в свой утренний деловой костюм. Гиссинг сразу же почувствовал, что у него есть преимущество. Но какая приятная идея, подумал он, чтобы члены фирмы каждый день пили чай вместе. Он протянул секретарше шляпу, перчатки и трость.

– Очень любезно с вашей стороны, что вы пришли, – сказал мистер Бигль. – Позвольте представить вас моей жене.

Миссис Бигль любезно приняла его у чайника.

– Сливки или лимон? – Сказала она. – Два куска?

– Это действительно восхитительно, – подумал Гиссинг. Такое могло случиться только на Пятой авеню. Он посмотрел на хозяйку с высоты своего роста и очаровательно улыбнулся.