– Я не пойму, ты так влюбилась или оголодала, – рассуждаю я с грустью, – но, если свои шутки не прекратишь, я тебе Перо в глаз воткну.
По крайней мере, трогать перестала. И на том спасибо. Наклонила голову, ухмыльнулась:
– Тихий-тихий, а смелый.
Спасибо, развеселила.
– Не обольщайся, – улыбаюсь я, – это от отчаяния. А так во мне ровно ничего приятного нет. И даже примечательного.
– Придётся мне свыкнуться, – собирается она с духом. – Погоди-ка, а кровь откуда?
По запаху учуяла, да? У неё даже ноздри задрожали! Я пока не понял, в чём дело. Шею потёр – нет, не кровит.
– Это я себе руку проткнул Пером. Нервничаю.
Неужели отодвинулась?
– Не взыщи, – кидает она через плечо, – у нас это само собой получается. Тоже магия – чтобы подбираться к добыче. Теперь я, конечно, ни-ни. Связь есть Связь. И вообще, я не большая мастерица голову морочить. Мне проще скоростью взять.
Не сразу найдёшь, что возразить. В таких случаях лучше помолчать, и я молчу, слизывая кровь с ладони. Где-то тут бинт оставался, но не хочется делать резких движений. Раз эта нечисть скоростью берёт!
– Будь аккуратнее с ранами. Связь от этого крепнет, – разъясняет гостья, а сама просеивает золу в жаровне. Словно песок – набирает в кулачок и высыпает тоненькой струйкой.
Я прячу за спину повреждённую руку и задаю безнадёжный вопрос:
– Ты о чём-то другом иногда думаешь?
– А у тебя мысли поважнее? – сомневается она. – Тогда я могу одеться, чтобы не отвлекать. Если есть, что надеть.
– Там, – киваю я, – сундук под столом. Бери, что приглянется.
Сундук большой, кованый, но она его выдвигает одним махом. Я всё порывался его разобрать и приспособить для хозяйственных нужд. Но всякий раз захлопывал крышку. Нехорошо делалось. Да и на что мне платья?
А девчонке сгодятся. Она первое же и натянула – голубенькое.
– Длинно! – огорчается. – Иголку мне дать не побоишься? Подол подогнуть.
– Отрезать быстрее, – подсказываю я, – кому их носить?
– От матери остались? – хмурится она. – А матери уже нет?
Сметливая какая!
– Ну, значит, не обидится, – решает гостья, передвинув сундук к стенке, – я ещё гребень возьму, ничего? Глядишь, и за человека сойду!
Вряд ли, но хорошо, что она притихла. На сундук вскарабкалась и косы расчёсывает. А глаза прожорливые.
– Давно ты здесь? – спрашивает.
– С рождения, – я ищу, во что упереть взор, и выбираю лесную даль за окном.
– Это сколько?
– А нужна точная цифра?
Не то чтобы я тут календари рисовал! Но она так посмотрела, что поневоле ощутишь себя недоумком.
– Пусть будет восемнадцать, – решаю я.
– Лет?
– Ну да.
– Ну мало ли!
Как-то не захотелось её в ответ расспрашивать. Скажет – две тысячи, мне что тогда, полегчает?
– А звать тебя как?
– Раньше звали Ильмом, – припоминаю я, разглядывая волны в другом окне.
– А теперь? – удивляется она.
– Теперь звать некому.
Усмехнулась – словно бритва блеснула.
– Ты долго будешь там стоять, Ильм? Как дальше устроимся?
– Как-нибудь, – я, наконец, решаюсь на неё посмотреть, – полы, что ли, помой, когда причешешься. Раз ты теперь за хозяйку. А я схожу на берег, проверю сети. Примерно так и заживём.
– Можно и так, – соглашается она, немного поразмыслив, – только я рыбу не ем. Даже сырую.
Отлично, мне больше достанется.
– Для тебя нормальная еда, как отрава? – спрашиваю я, ища, во что переодеться.
Собирался вот штаны починить, так и не собрался.
– Смотря что считать едой, – рассуждает гостья, мечтательно облизнувшись, – не отрава, но всё равно что землю жевать. Разве что вырвет. Желаешь удостовериться?
– Не особенно, – признаюсь я, заматывая в сухую рубашку Перо и книги. – Лучше принесу ракушек.
– На что они мне? – недоумевает гостья.
– Бусы сделаешь.
В самом деле, не вечно же тут сидеть, если она не уходит? Раз кровожадная нечисть, так непременно воровка? В итоге я выбираюсь за рыбой. Или топиться – какое настроение будет. Самое нужное я забрал с собой, потому что закралась мысль вовсе не возвращаться. Но как без меня корабли?