Синий маяк

А то мне всё время кажется, что она клыки нацеливает.

– На длину руки? – удивляется. – Чтобы детей не было?!

И опять хохочет. А у меня озноб по хребту от этого смеха. Уже и на пол спрыгнула, а всё смеётся.

– Ладно, – обещает, – не трону! Завтра начнём алфавит учить.

– Что учить?!

Она перестала смеяться, но, чувствую, опять подошла. Уселась у кровати и голову на подушку кладёт. Я отодвинулся – мы ведь обговорили правила.

– Буквы покажешь? – спрашивает. – Буду читать книжки и осваивать ваш язык.

– Не наш, а мой. Больше на нём никто не разговаривает, ? предупреждаю я, стискивая ножик.

– Ну вот я буду с тобой разговаривать, ? обещает гостья. ? Ты ведь мой муж, что бы это ни значило.

– Ничего это не значит, кроме вашей кровожадной магии.

В ответ доносится глухое шипение:

– Почему – нашей? Ты сам мне имя дал!

– Это не имя.

– И в дом позвал.

– Это не дом, это маяк.

– Но ты же зажигаешь маяк? – не сдаётся гостья. – Я на него и летела.

– Так ведь я не для тебя его зажигаю!

– Ну почём ты знаешь, для кого?

Синий луч ненадолго задевает окно и скользит по её лицу, а потом снова настаёт мгла. Лампа поворачивается бесшумно. Слышно только, как ветер плутает в скалах и беснуется внизу нечисть.

– Я вообще ни о чём не хочу знать, – произношу я сквозь зубы, – я спать хочу. Спокойно.

– Зачем же, – изумляется она, – ты спасаешь кого ни попадя?

– А зачем ты кусаешь кого ни попадя? Думаешь, только на тебя дурь находит?

– Как знаешь, – ворчит она, отползая. – Смотри не порежься ненароком, ножик уж больно острый. А кровь надо беречь.

Надулась. Ушла в свой сундук и крышкой хлопнула. А говорила – только днём спит! Я подождал немного – вдруг опять вылезет? Нет, тихо всё. Выпустил нож, пошёл к умывальнику, зачерпнул воды. Одну кружку выпил, другую вылил на голову.

Угораздило так вляпаться, а? До сих пор трясёт! От холода, не иначе. Она же не мёрзнет, вот и не затворила раму! И подоконник попортила. При синем свете на белой краске проступают глубокие борозды – от тех когтей, что у неё на задних лапах. Дерево пропарывает, как масло! Ножом эту летунью не возьмёшь, без толку. И Пером не возьмёшь.

Глядя в осеннюю темноту, я прикидываю, не спихнуть ли её вместе с сундуком в море? В океан, который как шар. Так ведь крышку выломает! И неразумно это – сперва вытаскивать, потом топить обратно. Ради чего тогда было мучиться? Особого вреда она мне не причинила. Прибирается, тоже польза. Правда, убивает каждую ночь кого придётся. Но такова её сущность, верно?

Почесав на горле след от укуса, я запираю окно и возвращаюсь в ледяную постель. Подушка мигом намокает от волос, нож мешается в кармане. Я кутаюсь в волшебное одеяло, но мне всё равно зябко. И запах чужой остался, тревожный, как от близкой грозы. И рассвета ждать не хочется – первый раз в жизни. Так и маюсь до утра. Слежу, как скользит по стенам синий луч. Гляжу, как серые тени разбегаются от луча. Слушаю, как терзают друг друга чёрные волки. Глаза начинают слипаться, лишь когда небо в окнах светлеет. Я хочу, чтобы мне привиделись кружевные корабли в невесомой пене. Но мне ничего не видится, словно лишённой снов твари. Так, чернота одна. Чернота и холод.

Глава 2

День настаёт медленно и неохотно, так как тучи заполонили весь небосклон. Но всё-таки тени уползают за лес, а зверьё разбегается. Сундук молчит, и я не осмеливаюсь его коснуться. Не буди лихо… Я гашу маяк, завтракаю жареной рыбкой и печеньем с джемом и дочитываю про вчерашних драконов. Я давно взял за правило проходить страницу в день. Учил бы больше, но от этого книги быстро кончаются, заставляя возвращаться к началу. А так можно долго думать над каждым словом. Спускаясь по лестнице, я размышляю над тем, что драконов покрывала золотая чешуя. Любопытно, что имелось в виду – только цвет или это действительно было золото? И могли бы в самом деле существовать драконы?

Перед дверью я прислушиваюсь, но не различаю ни звука и отваживаюсь выйти на берег. На камнях следы незаметны, но песок у воды изрыт множеством лап. Тут и там виднеются пятна крови, которые уже замывает прибой, а за маяком растянулся волк. Определённо, мёртвый, а то бы он перевоплотился. Догрызлись-таки! Что-то они особенно рассвирепели сегодня.

Мне уже приходилось закапывать оборотня, причём в мёрзлую землю. С тех пор я им заранее готовлю яму. Но тот волк был весь истерзан. А этот почти целый, можно снять шкуру. Зимой пригодится.

В задумчивости я обхожу тёмную тварь. Когти и зубы пугают даже сейчас, но жизнь вытекла из разодранной глотки, оранжевые глаза потухли и затянулись смертной пеленой. Кем он был, интересно? Лучше не знать. Лучше поискать хороший нож. Ах, да, нож и так в кармане! Потом опилок набрать, поглядеть, остался ли уксус… Минут через десять я приступаю к работе и радуюсь, что работы хватит до ночи.

– Каждый день кого-то потрошишь? – произносит шуршащий голос у меня за спиной.

– Здесь кровь, – предупреждаю я, не оборачиваясь, – не потеряй голову.

– Мёртвая кровь меня не волнует, – заявляет она, обходя тушу, – не понимаю, как можно питаться падалью!

Вчерашняя гостья надела другое платье – белое в цветочек. Но выражение глаз не поменялось.

– Я не стану его есть, – говорю я ей в утешение.

– Нет? Почему?

Почему? Вряд ли оборотни приятны на вкус. Боюсь, даже магия в них отравлена.

– Я ведь человек всё-таки. Не представляю, как можно питаться людьми!

– Если ты сам человек, то, конечно, не представляешь, – глумится нечисть. – Хочешь, вместе его обдерём? А то стухнет, пока ты управишься!

Вместе дело идёт быстрее. С её-то когтями! Останки оборотня мы перетаскиваем к яме. Закапываю я его честь по чести, чтобы никаких претензий. Возвращаюсь, а моя помощница уже закончила со шкурой и даже не запыхалась. Она вообще не дышит, по-моему. Но за платье переживает:

– Жаль, что запачкала!

– С синей водой отстирается, – обещаю я, разматывая верёвку.

– Эта вода прямо на все случаи! – дивится гостья. – А есть её можно?

– Нельзя, – бросаю я хмуро.

Пить можно. Покойный папаша этой жидкости потреблял больше, чем маяк. Что и сподвигло его пуститься в плавание. Может, он драконов каких начал видеть – кто же знает?

Чтобы не вспоминать о грустном, я возвращаюсь к делу. Шкуру надо растянуть так, чтобы ночью её оборотни не подрали. Я уже и место присмотрел – над тропинкой две ветки нависли одна поверх другой. То, что надо. В последний раз я по деревьям лазал мальчишкой, но и теперь бы справился. Если бы эта насмешница отвязалась.

– Давай, я заберусь, – упрашивает, – мне легче!

И раз – на когтях вверх по стволу. Проворнее кошки.