Синий маяк

Я глаза потёр – и впрямь! Буквы совсем теряются в полумраке. И лес начал оживать. Он когда оживает, даже деревья шумят иначе. Словно перекликаются. И птицы по-другому кричат. Словно умирают. Пора возвращаться на маяк. Вдвоём так вдвоём. Лучше одна нечисть, чем свора.

– Ты, в самом деле, будешь на сундуке жить? – спрашиваю я, заперев дверь. – Если останешься, ложись на кровати. Сейчас найду, что постелить.

– Мне и в сундуке удобно, – отвечает из темноты шелестящий голос, – А что ты такой добрый?

– Тебя злить не хочу. Просто забудь обо мне, сделай такую милость.

Сумерки уже загустели во всех четырёх окнах, и угли в жаровне почти дотлели. Так что лица гостьи не разглядеть. Но прошуршала она совсем близко. Косой задела.

– Ложись нормально. Я на охоту.

– Уже? – выдыхаю я с надеждой.

Если она насытится, глядишь, и возвращаться раздумает! Я не спорю, что в одиночестве тоска загрызёт. Но от подобного соседства меня тихий ужас охватывает. А то и кричать начну.

– Таким, как я, голодать невмоготу, – растолковывает она, – что угодно, только не голод! Но днём мне трудно превращаться, я днём слабею. Непременно надо часок-другой в полной темноте отдохнуть. Затем и сундук. Если надумаешь со мной поквитаться, то лучше при свете солнца, когда я сплю. Найдётся у тебя столовое серебро?

Откуда бы такие излишества?

– Лети уже, – отмахиваюсь я, – не могу больше слушать. Дверь отпереть?

– Для чего? ? не понимает гостья. ? Я и в окошко пролезу.

Наконец, её стало видно – узкий силуэт на фоне неба. Выглянула наружу и ахнула.

– Тебя каждую ночь так сторожат?

Я даже голову не стал поворачивать. Ясно, что чёрные вокруг шастают.

– Да, – отвечаю, – оборотни навещают регулярно. Что, прямо ими отужинаешь?

– Зубастые больно! – ворчит она, – я лучше в лесу порыскаю. Ну, глазеть будешь или отвернёшься? Ты как к превращениям относишься?

– Пока не решил. Превратись, тогда скажу.

В конце концов, она себя будет превращать, а не меня. Не каждый день видишь настоящую магию!

Превратилась… Резво так! Скок с карниза – и нет её. Только ветер от крыльев. Страшновато, но жить можно. Я же стоять остался, не упал! Только зря в жаровню вцепился. Ничего, подул на пальцы, прихватил одеяло и отправился включать маяк. Подлил синей воды в лампу, помахал Пером, чтобы свет загорелся. Налетайте, чёрные, развлечение вам! Поглядел, не плывут ли корабли? Нынче особенно хотелось, чтобы приплыли. Но их всё нет и нет. И волки внизу кишат. Вот куда отсюда денешься ночью? Да и днём тоже.

Не найдя решения, я сполз по стеночке на одеяло. Посидел немного, руки стиснул между коленей, чтобы не дрожали. Это уже совсем несерьёзно! Что я, мало тварей видел? Хоть сейчас гляди! Но я всегда старался держаться от них на расстоянии. И такие, как эта летунья, у нас не водились. Может, в её родных краях все на неё похожи? Там, где вокруг только пустые острова… Теперь они и сюда добрались. Надо что-то делать, а я сижу, вцепившись в Перо. Всё же оно тёплое, и свет от него мягкий, золотистый. Всегда убаюкивал. Правду сказать, у лампы не заночуешь! Жарко, и глаза режет. Лучше вернуться в кровать и сразу заснуть. Там и утро.

Заснёшь тут! А если моя нечисть не отыщет подходящей еды и вернётся некормленая? Я решил, по крайней мере, не раздеваться. И нож не выкладывать из кармана – вообще никогда. Спустился в потёмках по лестнице, лёг. Подскочил, заорал, чуть не скатился на пол.

– Опять подбираешься?!

Мрак непроглядный, но я же чувствую её рядом! Одна радость, что крылья исчезли. Но и платье тоже.

– Успокойся, я сытая, – незримо улыбается нечисть. – Так какой смысл тянуть с приятной частью? Не попробуешь – не узнаешь! Вдруг нам обоим полегчает?

И горячая, как печка! Это у неё сытость так проявляется?

– С чего я должен верить, что полегчает? – бормочу я, нащупывая ножик. – Я тебя в первый раз вижу! А сейчас даже и не вижу. Вдруг ты опять за кровью явилась?

Отодвинулась. Села, кажется. Волосы по всей постели рассыпались, а глаза посверкивают бледным огнём. Так иногда ночами светятся волны, из самой глубины. Сверху заметно, как в них шныряют медузы – видимо-невидимо. Самые крохотные с меня ростом. Красота несказанная! А тронь воду, и кожа сойдёт до мяса.

– Не стану я тебя кусать, – вкрадчиво обещает гостья, – разве что сам попросишь.

Да чтоб её! Хоть бы моргала. Я обмираю, предчувствуя неминуемый подвох.

– Зачем о таком просить?

– С магией у тебя посредственно, а так летать сможешь. Сотни лет напролёт.

Она это объясняет и легонько скребёт по простыне коготками.

– Ты столько живёшь? – не могу я поверить. – Поэтому такая умная?

– Не живу, а существую, – поправляет она, втянув когти, – и умная не поэтому. Если хочешь, я объясню, только тебе не понравится. Мы память выпиваем заодно с кровью. Обычно сущая чепуха перепадает. Забываешь её, как давний сон. Но случаются и полезные сны.

Вот это мило! Прямо оторопь берёт от таких откровений. Для чего она мне это рассказывает, за что?!

– А зачем… ? я не сразу заканчиваю вопрос, так как язык присыхает к нёбу. ? Зачем ты меня расспрашивала, если уже укусила?!

– Но ты же ещё не умер! – обижается гостья. – Так откуда мне про тебя знать?

Я откидываю голову на подушку и слежу за конусом синего света, скользящим по потолку. Собираюсь с духом для ответа. Но ответить могу только шёпотом:

– Завидное будущее предлагаешь! Каждую ночь жертвы. Сердце не бьётся, взамен снов – чужие жизни. И все мысли про кровь. Даже джема не поешь! Помереть лучше.

– Таков наш мир, – ухмыляется она, – выбор – роскошь.

Ну не паршивка, а?

– Я вот родилась мёртвой, – выдаёт она преспокойно, – худо-бедно справляюсь. Полы же помыла! И говорить могу, и думать. И женой быть могу.

Поверю на слово.

– Как бы не так! Где жена, там и дети. Что мне их, солить тут? Одно зверьё же кругом!

– Дети со мной будут охотиться, если что, – хихикает гостья, – да ты погоди до детей-то!

– И так нечисти полон лес! – повторяю я упрямо. – Куда ещё плодить? Лучше не подходи.

Она плечом повела – волосы на спину перебросила. А они так и льются на пол смоляным водопадом.

– Как близко не подходить? – уточняет. – Здесь не больно-то развернёшься!

– На расстояние вытянутой руки. Для начала.