Вампитеры, фома и гранфаллоны

– А болельщики кричат громче и громче.

Моя дочь, которая всегда была приличной художницей, заявила, что теперь она гораздо лучше как художник, и благодарить за это нужно Его Святейшество.

Жена же моя, которая в колледже хорошо писала, решила вновь заняться этим делом. Мне они сказали, что и я сочинял бы гораздо лучше, если бы дважды в день нырял в глубины собственного сознания. К тому же жизнь моя стала бы более радостной.

Единственное, что удерживает меня от занятий медитацией, – это лень. Надо выйти из дома, поехать в Бостон и провести там несколько дней. Кроме того, я сомневаюсь, что у меня хватит отваги (и вряд ли мне удастся победить свое чувство юмора) появиться возле чьей-либо двери с фруктами, цветами, чистым носовым платком и семьюдесятью пятью долларами в качестве подарка.

Потому я говорю своей жене всякие гнусности типа:

– Что это за святой, который говорит об экономике как разъездной секретарь Национальной ассоциации производителей?

– Это люди заставляют его говорить об экономике, – отвечает жена. – Сам он не хочет, это не его сфера деятельности.

– Как Махариши умудрился провалиться в Индии, на родине искусства медитации, но достичь такого успеха у представителей среднего класса Скандинавии, Западной Германии, Англии и Америки?

– На то есть, конечно, множество причин.

– Может, потому что он говорит об экономике как разъездной секретарь Национальной ассоциации производителей?

– Думай что хочешь, – говорит жена, и в ее голосе звучит любовь. Она улыбается.

– Если его религия приносит столько добра, почему он не идет прямо в трущобы, где люди страдают по-настоящему?

– Он хочет распространить свое учение как можно быстрее, а потому начал с влиятельных людей.

– Таких как «Битлз»?

– Да, среди прочих.

– Я знаю, почему влиятельным людям Махариши нравится больше, чем Иисус. Если бы «Битлз» и Миа Фэрроу пошли вслед за Иисусом, тот бы велел им отказаться от своих денег.

И моя жена улыбается.

Стойкость

Время действия: настоящее.

Место действия: северная часть штата Нью-Йорк, большая комната, наполненная пульсирующими, извивающимися, дышащими механизмами, которые исполняют функции различных органов человеческого тела – сердца, легких, печени и так далее. Разноцветные трубки и провода поднимаются от механизмов вверх, переплетаются и исчезают в отверстии на потолке. Сбоку – чрезвычайно сложная консоль управления.

ДОКТОРА ЭЛБЕРТА ЛИТТЛА, милого, привлекательного молодого врача общей практики знакомит с содержимым комнаты и сутью проекта его создатель и руководитель ДОКТОР НОРБЕРТ ФРАНКЕНШТЕЙН.

ФРАНКЕНШТЕЙНУ 65 лет, он – бесчувственный гений от медицины. У консоли, с наушниками на голове, сидит и наблюдает за измерительными приборами и мигающими огнями

ДОКТОР ТОМ СВИФТ, увлеченный работой первый помощник ФРАНКЕНШТЕЙНА.

ЛИТТЛ: О господи! О господи!

ФРАНКЕНШТЕЙН: Да, это почки. А вот там – печень. Здесь же – поджелудочная железа.

ЛИТТЛ: Удивительно! Доктор Франкенштейн! После того что увидел, я начинаю сомневаться, действительно ли я занимался медициной. И был ли я в медицинской школе – тоже вопрос. (Показывает на один из механизмов.) А это ее сердце?

ФРАНКЕНШТЕЙН: Сердце от «Вестингауза». Если вам нужно сердце, они делают их чертовски хорошо. А вот к их почкам я и на пушечный выстрел не подойду.

ЛИТТЛ: Это сердце, наверное, стоит столько, сколько весь город, где я работал.

ФРАНКЕНШТЕЙН: А поджелудочная – весь ваш штат. Это Вермонт?

ЛИТТЛ: Да, Вермонт.

ФРАНКЕНШТЕЙН: Сколько мы заплатили за поджелудочную железу… Да, на эти деньги запросто можно купить весь Вермонт. Раньше никто не изготавливал поджелудочную, а нам она нужна была в течение десяти дней, а то бы мы потеряли больную. Мы обратились ко всем производителям органов: «Парни! Даешь аккордно-премиальную программу по изготовлению поджелудочной! Нам плевать, сколько это будет стоить, но к следующему вторнику нам нужен продукт».

ЛИТТЛ: И у них все получилось!

ФРАНКЕНШТЕЙН: Больная еще жива. И уверяю вас, это ливер недешевый.

ЛИТТЛ: Но ведь пациент может себе позволить такое, верно?

ФРАНКЕНШТЕЙН: Да уж, расплачивается не страховкой от «Голубого Креста».

ЛИТТЛ: Сколько операций она вынесла? И за сколько лет?

ФРАНКЕНШТЕЙН: Первую большую операцию я сделал ей тридцать пять лет назад. А всего с тех пор – семьдесят восемь операций.

ЛИТТЛ: Сколько же ей?

ФРАНКЕНШТЕЙН: Сто лет.

ЛИТТЛ: Ну и нервы у дамы!

ФРАНКЕНШТЕЙН: Вы как раз на них и смотрите.

ЛИТТЛ: Я имел в виду – какая отвага! Какая стойкость!

ФРАНКЕНШТЕЙН: Мы каждый раз ее вырубаем. Без анестезии не оперируем.

ЛИТТЛ: Да даже и так…

ФРАНКЕНШТЕЙН хлопает СВИФТА по плечу. СВИФТ снимает наушник с одного уха, распределяя внимание между консолью и присутствующими.

ФРАНКЕНШТЕЙН: Доктор Том Свифт. Это – доктор Элберт Литтл. Том – мой помощник.

СВИФТ: Здрассте!

ФРАНКЕНШТЕЙН: У доктора Литтла врачебная практика в Вермонте. Он оказался в наших краях и попросил об экскурсии.

ЛИТТЛ: Что вы слышите в наушниках?

СВИФТ: Все, что происходит в палате пациента. (Предлагает Литтлу послушать.) Прошу вас.