Одинокий голос в темноте

– Я не знаю, – признала тьма, и это замешательство можно было ощутить как свое собственное, – с тобой что-то произошло, я не всегда был здесь. Некоторое время я едва себя осознавал. Смотрел издалека. Но время шло, и теперь я такой. Однако мое собственное «Я» все еще не до конца восстановилось. Я знаю, что существовал где-то до тебя, но конкретных воспоминаний нет.

– Но как я тебя… подцепила? – невольно сравнила Эми тьму с болезнью.

– Я отвечу на твой вопрос, но позже, когда полностью восстановлюсь. Пока я ничего не могу тебе сказать.

– Тогда скажи хотя бы как мне тебя называть. У тебя ведь должно быть имя.

– Ты вольна придумать мне любое, но, прошу, человеческое.

– Нет, скажи настоящее.

– У меня нет настоящего либо я его не помню. Но был кто-то, кто называл меня «Итан».

Как гром среди ясного неба. Эми, позабывшая обо всем, вдруг четко представила себе Льюиса. Вот та ниточка, что соединяет их двоих. Из-за Итана она видела слишком реалистичные сны. Стоило ей только понять этот факт, как что-то изменилось. Тьма стала более вязкой, потеряла четкие очертания. Эффект схож с тем, как если яркую акварель разбавить водой. Темнота обросла разводами, стала слабее.

– Прости, Эми, – гораздо тише, чем раньше, произнес Итан, – моих сил хватило только на небольшой разговор.

– Теперь ты исчезнешь? – испуганно спросила Эми, стараясь дотянуться рукой до Итана, задержать его.

– Нет, не исчезну, – с той же безосновательной нежностью, что и раньше, произнес голос. – Я буду с тобой, но разумно мыслить и разговаривать не смогу. Тем не менее, интуитивно я смогу поддерживать тебя, как и раньше. Если ты захочешь.

– Мои кошмары…

– Если ты про иллюзии, то больше не бойся их. Если вновь испугаешься чего-то, закрой глаза и скажи себе, что все происходит не в реальном мире, ведь так и есть. А если не поможет, дотронься до меня.

Сложно сказать, что он имеел ввиду под «дотронься», учитывая их странный симбиоз.

– А те другие сны? Если их можно так назвать. Я видела мужчину, который убил миссис… мою преподавательницу. И он, кажется, заметил меня.

– Верно, о нем и следовало поговорить с самого начала, – тихо произнес Итан, голос его становился все слабее и слабее, пришлось вслушиваться в каждое слово. – Он очень опасен. Сейчас, когда ты вспомнила о нем… Да, я его знаю. Я чувствую, что сбежал от него. Он действительно монстр. Ты сама провалилась к нему через нить, что соединяет меня и его, а я был слишком слаб, чтобы противостоять. В первый раз мне удалось отгородить твое сознание, но не во второй. Все вышло слишком внезапно. Я очень сожалею. Возможно, он будет искать тебя, чтобы добраться до меня.

– Но зачем ему искать тебя?

– Я… точно не могу тебе сказать, Эми. Прости. Мне нужно идти. Пройдет несколько дней, и мы снова поговорим, обещаю. А до тех пор, будь осторожна.

Эми хотелось плакать от неудовлетворенности и, тем не менее, от облегчения. Ей хватило смелости зайти так далеко и оказалось, что безумия нет. Есть что-то иное, но хотя бы семейная болезнь не коснулась разума. Эми не закончит так, как бабушка. И никакие галлюцинации больше не пугали ее. Присутствие Итана почему-то казалось слишком нормальным. Оно буквально объяснило все странные случаи, которые происходили с Эми в последнее время. К Итану было слишком много вопросов, но Эми дала себе время, чтобы сформулировать их максимально точно и кратко. Вдруг и в следующий раз у них будет мало времени.

«Следующий раз», – она ждала его с нетерпением.

Эми открыла глаза, ощущая себя совсем иной. И вдруг почувствовала что-то, что ей совсем не свойственно. А именно – злость. Обращена она была на Льюиса и того человека, из-за кого Эми, поджав хвост, сбежала из Лондона. Только она отделалась от одного психопата, как на нее объявили охоту снова. И лучше было бы держаться подальше от Лондона, но скоро у университета начнутся вопросы, тогда родители отправят дочь в город насильно. Долго сидеть в деревне не получится. Возможно, у Эми есть около недели спокойной жизни.

Эми поднялась с земли и попыталась отряхнуться от травы. Небо над головой успело потемнеть. Вскоре пришло понимание, что дело не в утраченном на поле времени, а надвигающемся шторме. Эми нашла велосипед и поспешила домой. Она настолько вбила себе в голову, что должна вернуться раньше непогоды, что начала крутить педали быстрее. Такая поездка совсем скоро аукнулась ей простреливающей болью в боку.

Гейл вышел во двор, когда увидел подъезжающую Эми. Но он так был удивлен, что опешил и не спешил помочь дочери, с трудом слезающей с седла.

– Эми! Откуда у тебя этот велосипед?

– Ух, – она отдышалась и утерла пот, выступивший на лбу. Чтобы никто не ругал ее за проступок, пришлось сжать челюсти и напрячь все мышцы лица, норовивших сложиться в гримасу боли. – О чем ты? Нашла в сарае.

– Не было у нас никакого велосипеда, – Гейл недовольно поморщился, явно жалея о соскочившем с губ вопросе, сложил руки на груди. – Ладно, неважно, иди в дом.

Эми бы пошла в дом. Действительно хотела так и поступить, да только вдруг встала как вкопанная. Над головой сверкнула молния, дождь стал идти сильнее, моментально промочив одежду. А Эми стояла напротив взволнованного отца.

– В смысле не было?

– Эми, не начинай.

– В смысле не было?

Как молния высоко в небе, настолько же ярко вспыхнули ее серые глаза. Она чувствовала злость уже второй раз за день. Возможно, из-за Итана, что-то перемешавшем в ее голове. Возможно, из-за давней обиды. Гейл стоял перед ней в полной растерянности. Однако вдруг лицо его преобразилось, черты лица исказились в гневе, желваки заходили под кожей, подбородок затрясся. Если бы Эми была моложе, она бы поняла, что сейчас самое время отступить, но она отвыкла от вида разгневанного отца.

– Ты все понимаешь, – процедил он сквозь зубы, тоже уже не обращая внимания на падающий на них двоих дождь.

– Нет, – скривилась Эми, – этого я никогда не понимала и не пойму.

Вдруг дверь дома со скрипом открылась. Лаура, вышедшая под навес, обняла свои плечи.

– Эй, вы! Что на вас нашло? Заходите в дом.

Гейл улыбнулся. Но не мягко и успокаивающе, а по-командирски, будто давал последний шанс и ожидал беспрекословного повиновения. Эми обратила внимание, что при одном взгляде на несчастный, покрытый местами ржавчиной велосипед, ее отец сжимает руки в кулаки.

– Слушай маму, дорогая.

– Я послушаю, но ответь на вопрос. Почему ты вообще сохранил его велосипед?

Он не хотел отвечать. Его нижняя губа затряслась, и Гейл прикусил ее, потрогал грубыми пальцами массивную пряжку ремня.

– Не понимаю, о чем ты. Я вижу его в первый раз в жизни. Иди в дом.

Эми устала от вида своего отца. Он вдруг показался ей совсем чужим и каким-то нелепым, отрицая правду.

– Мама! – воскикнула Эми и с мольбой посмотрела на Лауру. – Почему вы сохранили велосипед Ричарда?

Лаура застыла, превратилась в глыбу льда, только юбка развевалась на ветру. Она в абсолютном непонимании перевела взгляд с Эми на Гейла. Несколько секунд всматриваясь в лицо мужа, Лаура произнесла:

– Я не видела раньше этот велосипед, не понимаю о чем ты. Пожалуйста, выбросите эту рухлядь и заходите в дом, – а потом развернулась, зашла внутрь, оставив дверь полуприкрытой.

Гейл подошел ближе, не смотря на Эми, и схватился руками за раму, потащив куда-то бедный велосипед, издавший напоследок прощальный скрип. Эми же ничего не оставалось кроме как, повесив голову, отправиться в дом. Проходя мимо кухни, она уже знала, на какую нервотрепку нарвалась. Лаура не только громко шагала по полу, но и чем-то постоянно гремела, открывала и закрывала шкафчики. Она была в ярости.

«Сегодня день агрессии Томпсонов», – подумалось ей.

Эми вошла в кухню. Лаура, только завидев дочь, кинула хлеб на стол и застыла, вперяя в нее полный недоумения взгляд.

– Что ты наделала? Ты хоть понимаешь, что ты наделала? Я ведь объясняла тебе, что Ри… его больше не существует для нас. Он предал всех нас, самого себя, тебя тоже! Предатель, трус и убийца! – ее глаза искрили такой обидой, будто предала тут всех именно Эми.

– Ты даже не знаешь до конца что произошло. Никто из вас не хочет выслушать его. – Раньше Эми бы сжалась под вспышкой чужого гнева, но сейчас считала себя как никогда правой, защищая того, кто ей дорог.

– А он и сам не хочет, чтобы его слушали. Испугался и убежал! Мне бесконечно стыдно за него, видела бы ты, как я ползала за бедной матерью Коула!