Тьма египетская

Она аккуратно отстранилась от Владимира и легла на спину.

Глаза, не мигая, смотрели на новое диво, мерцающее в воздухе.

– Если бы я знал, – обескуражено ответил Махнев.

– От него идет тепло. По-моему, это чудо выскочило прямо из нас, – она вновь посмотрела на Махнева и нежно улыбнулась.

– Я тоже впервые вижу подобное… – он привстал на локтях и внимательно посмотрел на шар.

И вдруг они оба услышали тихий звон серебряных колокольчиков, исходящих, казалось, из середины этого объекта. О, боже… Прямо от шара полилась до боли знакомая им обоим Бетховенская мелодия. Это была Лунная соната.

– Господи, – на глазах Глафиры появились слезы.

Шар еще немного подрос, и фиолетовое сияние мерцало в нем настолько ярко, что бревенчатые стены комнаты озарились, словно днем. Куда попадал его свет, там менялась структура старых бревенчатых стен. Они светлели, становясь прозрачными, нежно голубого оттенка. Они походили на сияющую льдистую бирюзу. И из этих самых стен проклюнулось множество зеленых листочков. Они росли прямо на глазах, образуя тонкие ветки. На ветках распускались листья и набухали чудные бутоны. По мере усиления музыкальных аккордов, бутоны взрывались белоснежными цветами, похожими на огромные розы. По комнате разливался пленительный розовый аромат.

– Володя, боже, как это красиво. Я ни разу не видела ТАКИХ снов.

– И я ни разу такого не видел. Это наша, Глашенька, любовь. Это от нее, наверное, всё…

Они прижались друг к другу и упоенно слушали музыку. Теперь в этой комнате было ярче, чем в самый жаркий летний день. Мягкий свет струился от самого шара, стен комнаты, и из окна, в котором и лунный свет стал ярче. Глаша увидела, что луна, огромная сияющая луна, была возле самого их окошка. Казалось, протяни руку и дотянешься до ее шершавого сливочного бока.

– Володя, от этого можно умереть…

– С тобой я готов умирать множество раз и множество раз рождаться.

Постепенно свет луны стал чуточку слабее. Владимир повернул голову к окну – луна отлетела назад. Вращение шара тоже замедлилось, и чудная музыка Бетховена становилась тише. Одновременно с этим потемнели стены. На месте бирюзовых разливов с белыми цветами, проступили обычные бревна. Из окна потянуло холодом. Владимир встал. Полная луна все также сияла над лавандовым полем, но и само поле и диск Селены были теперь слишком далеки от домика и казались отчужденнее и холоднее.

В груди стало тревожно. Владимир вгляделся в чернильную мглу леса. На фоне ночных сосен, прямо на уровне окна, висело вдалеке нечто темное, напоминающее фигуру человека. И чем больше Владимир вглядывался в этот странный силуэт, тем более находил в нем знакомые черты. Внезапно силуэт стал стремительно расти и приближался. Сомнений не оставалось – прямо от леса, к их окну, несся его патрон. Одет он был в длинный черный плащ и темную шляпу с пером. Холодом стали, инкрустированной алмазами, блеснула огромная сабля. Волосы цвета вороньего крыла, длинные и лохматые, развевались на ветру. В презрительном изгибе, тонкой полоской застыли губы. А глаза… Его глаза мерцали красными углями.

«Уж не пугать ли он нас собрался? – подумал Владимир, стараясь не падать духом. – Зачем такие глаза? Прямо вурдалак какой-то. Только клыков не хватает. Мог бы и не лезть в мои сны…»

Он отступил от окна и посмотрел на Глафиру. Та недоуменно глядела на него. И вдруг черты ее лица сделались испуганными. Простыни, на которых она лежала, внезапно ожили и зашевелились. Они стали скользить вокруг Глафиры, окутывая ее тело, подобно змеям. Одеяло скрутило ей ноги от самых щиколоток до паха. Тонкие пальцы судорожно хватали шелк простыни, но и та, словно живая, ускользала из рук. А после случилось еще более худшее – прямо под тем местом, где лежала женщина, открылась темная воронка, и Глашу со страшной силой стало затягивать в нее.

Владимир подскочил к кровати и едва успел ухватить свою возлюбленную за руку. Она висела над темной пропастью, удерживаемая силой его крепких пальцев.

– Глаша, держись! – кричал он, сидя на краю воронки. – Я тебя спасу. Ничего не бойся. Это все ОН.

– Володя! Я падаю! Мне страшно!

– Глашенька, держись!

Рядом с ухом Махнев услышал металлический голос Виктора:

– Отпусти ее.

– Нет, она разобьется! Ни за что!

– Отпусти, я сказал. Она не разобьется. Она тут же проснется. У себя в постели.

Откуда-то снизу донесся младенческий плач. Да, где-то, действительно, плакал ребенок. Это был плач Глашиного сына.

– Отпусти ее в Явь, – снова скомандовал демон. – Там у нее дитё проснулось.

Владимир почувствовал, как Глашины пальцы стали тоньше. Они будто таяли, словно теплые сливочные тянучки в его горячей руке. Нет, он не отпустил ее. Она сама улетела, истаяла, ушла из его сна, провалившись в неведомую даль, разделяющую два мира.

Владимир разогнулся и посмотрел на Виктора. Тот висел теперь над полом. Ровно на том месте, где еще недавно вращался чудесный шар. Банные стены дрогнули. В окно полетала какая-то лиловая трава. Это была лаванда. Владимиру показалось, что лавандовое поле разрослось по всей земле, и его лапы затекли потоком в небольшое оконце. Странный вихрь подхватил Владимира. Он почувствовал, что смертельно устал и тоже хочет спать. Он зевнул и закрыл глаза. А открыл их уже в своей комнате, в царстве Виктора.

* * *

– Ну, признавайся, как это ты умудрился устроить всё это безобразие? – услышал он недовольный голос демона из темного угла собственной спальни.

– Что именно?

– Не прикидывайся дурачком. Ты не производишь впечатление слабоумного.

– Вас не затруднит, объяснить мне подробнее, что так сильно могло вас поразить?

– Каков наглец!?

Демон встал и прошелся по комнате.

– Я даже не спрашиваю, почему ты снова и снова, без спроса, летаешь в ее сны.

– Виктор, наверное, потому, что я ее люблю, а она любит меня.

– С каких это пор в тебе проснулись такие пылкие чувства? И почему именно к ней?

– Разве не вы сами хотели, чтобы я вновь оброс мужскими признаками, словно баран новой шерстью?

– Признаюсь, хотел. Но, почему она? Разве мало тебе женщин в моем царстве? Любых. Их сотни. И все к твоим услугам. К тому же, я могу отнести тебя в любую точку планеты, в любой уголок земли, в любой предел и даже в прошлое. К твоим ногам падут самые прекрасные женщины всех времен и народностей. Царицы, если пожелаешь.

– Мало, – дерзко отвечал Владимир. – И потом я не хочу иных. Мне нужна лишь Глаша.

Демон расхохотался, запрокинув темную голову. И в хохоте его так явственно звучал металл.

– Я же предлагал тебе и весьма недвусмысленно, а четко и ясно – взять ее сюда. Но разве не ты сам отказался от этого?

– Да, я отказался. Ваша правда.

– Так чего же ты вновь мне воду мутишь? Отказался, значит забудь ее.

– Я отказался, чтобы она оказалась здесь, в вашей власти. Но я не обещал, что разлюблю ее.

– Эк, тебя разобрало! Разве не ты при жизни ее всюду гнал? Смеялся над нею, делился с дружком своим. Кстати, напомни, на днях нам надо обсудить один вопрос, связанный с твоим приказчиком.

Владимир вздрогнул при упоминании имени своего старого друга.

– А что ты хотел? У нас еще пропасть работы с твоими старыми долгами. Но, я отвлекся. Итак, я не понимаю твоего нынешнего упорства, Махнев! Какого хрена, ты все время лезешь именно к ней?