Компаньон для Люцифера

– А? – Полунин едва двигает глазами и медленно расплывается в улыбке. – Не. Я сседа предру… пердупре..дил, крче.

– А девушку? Алло! Не спим! – Лева снова пару раз звонко хлопает Полунина по щекам.

– Да отвали ты! Нету ее. Вообще, – «афганец» медленно переводит затухающий взгляд на Ксюху и вздыхает перед тем как провалиться в небытие.

– Окончательно готов, – Левка смотрит на часы, а потом на меня. – Все довольны?

– Спасибо, Лева, – тихо шепчу я, виновато отводя глаза.

– Ладно, – он хлопает ладонями по бёдрам и встаёт. – С вами хорошо, но я потопал. Этому на утро водички побольше. А лучше – жижу от консервированных ананасов.

– Может ты с нами посидишь? Ну или хотя бы поешь? – Ксюня светится, как новогодняя ёлка.

– Не, у вас тут и так без меня хлопот хватает.

Левка медленно идёт к дверям и натягивает кроссовки.

– Веселые вы… Пока, Алиса.

– Пока.

Замок на входной двери тихонько лязгает язычком, а мне становится как-то погано на душе. Ещё и Ксюха начинает дергать своими вопросами: «Чего не остановила? Чего сама не предложила остаться?» А я себе даже ответить на это не могу, не то чтобы ей. Ну вот не предложилось и все тут.

– Ксюнь, давай утром поговорим? Лучше пошли Ленку с Сашкой нормально уложим и со стола уберем.

7

Если честно, то я немного не понимала, что происходит. Там, где по факту должна была обижаться я, вышло так, что обиделся Левка, и от этого несоответствия в логике у меня голова медленно пухла и раздувалась до боли в висках. Третий день он ограничивался исключительно разговорами по телефону. Сухие, короткие фразы. Никаких – вообще никаких – намеков на встречи, хотя раньше этого за ним не замечалось даже когда по диплому была полнейшая задница. А тут:” Алиса, мне нужно готовиться. Давай завтра созвонимся?» Словно решил наказать. Или поиздеваться. Вот только не понятно за что именно. Ксюха и та только пожала плечами, когда я ей вывалила все на кухне.

– Ну может он действительно занят. Сама подумай – у него защита диплома на носу, – сказала она, вертясь перед зеркалом.

Полунинское признание окончательно развязало ей руки, и теперь Ксю ни на минуту не оставляла неприступного «афганца», приучая к своему присутствию и усиленно мотивируя на дальнейшее развитие таких странных отношений. Новый сарафанчик, настолько скромный, что Оксанка в нем казалась чуть ли не наивной пай-девочкой, а не хитрой охотницей, балетки, чтобы быть еще чуть-чуть пониже, и две косички – ну просто сама милота.

– Пойдешь с нами! – Ксю смотрит на меня через зеркало, едва тронув губы прозрачным блеском, – Чего дома сидеть и чахнуть?

– Не. Только мешаться вам буду. – отмахиваюсь я. – Тем более я собиралась идти объявления расклеивать.

– Ну вот с нами и расклеишь! Втроем быстрее все же. Давай, собирайся быстрее! Я дома тебя не оставлю.

Такая вот Оксанка упертая, как баран. И пока я распечатываю на принтере объявления, она уже переворачивает шкаф вверх дном и достает одно из моих самых любимых платьев – связанное из огромных ромашек.

– Класс! – цокает она языком, – Пусть Пашку твой наряд чуточку шокирует, ладно?

– Ксюха, вот ты хитрожопая… – смеюсь я. – Решила на моем фоне в еще большую скромницу заделаться?

– Ну допустим, – Ксю улыбается во все тридцать два зуба.

– Сиськи тогда замотай, скромняшка.

– Задницу подкачай, собачатница! – парирует она и подмигивает, – Ну тебе сложно что-ли?

– Знаешь, – я встаю, прикидываю платье и достаю белые туфельки с верхней полки, – Если Полунин будет на меня пялиться и позовет замуж, то пеняй на себя! Соглашусь, не раздумывая.

– Полунин и пялиться? – она хохочет, – Алиска, ты сама-то хоть веришь в это? Полунин. Пялится. Ага.

– Не-а. Но предупреждаю заранее.

– Переодевайся уже. Предупредительная лиса Алиса.

И как бы ни брыкался Пашка, как бы ни старался устроить показательное проявление своей «независимости», какой-то подсознательный интерес к происходящему вокруг его персоны все же брал верх. Словно он осторожно присматривался, принюхивался, пробовал на вкус еще непонятное для него внимание Оксанки. А она со счастливой улыбкой ослабила поводок «афганца», дав возможность убежать подальше. Вроде бы и не ограничивает, но в то же время, не дает смыться в прекрасное далеко. Максимум до ближайшего столба – наклеить мое объявление.

– Полная задница какая-то, – вздыхаю я и тяну объявление девушке, идущей мимо нас с алабаем. – Возьмите, пожалуйста.

Бело-рыжая махина на поводке даже не поворачивает головы и продолжает неторопливо топать вперед. Притормаживает лишь через пару метров, оборачивается и смотрит на свою хозяйку так, словно спрашивает: « Ну ты долго там еще?» Классная собака. Мне нравятся такие огромные крепыши. Вот только чтобы его завести, нужно, как минимум, сперва заиметь свой дом с двором побольше. В квартире алабайке будет очень тесно.

– Охренеть лошадь! Алиска, это кто? – спрашивает Ксю, испуганно прижавшись в Полунину.

– Алабай.

– И ты с таким гулять тоже пойдешь?

– Ксюха, я сейчас с любой собакой гулять пойду! – мне даже смешно от того, как она шарахается от алабая. Будто ему только и нужно, что сожрать первого встречного прохожего и закусить вторым. Желательно пожилистее. – Вообще, алабаи добрые.

– Ну да, – Ксю оборачивается и смотрит вслед удаляющемуся псу. – Сожрёт и не заметит.

– Ой, тебе что-то объяснять… – я только мотаю головой и спрашиваю Пашку, – Тебя тоже сожрут?

– Ну они же вроде как сторожевые? – Полунин тоже оборачивается. – Я б такую завел. Мощная.

– Ты совсем шибанулся? А сколько она жрёт, представляешь? – Оксанка дёргает Пашку за руку, – Пошли! Завел бы он себе…

Я едва сдерживаюсь, чтобы не засмеяться. Ксюха одним предложением сдает себя с потрохами, и мне уже кажется, что ее планы на счёт Полунина не ограничатся простой констатацией факта, что она смогла его охмурить. Видимо в ее головушке уже отчётливо звучат первые нотки марша Мендельсона, а сама Оксанка примеряет на себя пышное белоснежное платье и Пашкину фамилию.

«Оксана Полунина.» – улыбаюсь одними губами, но что-то внутри подсказывает: если Ксю добьется своего, то Пашка потом будет жить, как у Христа за пазухой – котлетки, борщи и пирожки по выходным. Она даже на алабайку согласится. Если «афганец» все таки прозреет и заметит, что Ксюха светится от счастья из-за того, что идёт с ним рядом, а не потому что погода замечательная. Наш скромняга, сам того не зная, умудрился зацепить ее по самое не балуй. Если сперва она спаивает его ради одного ответа, а потом выхаживает похлеще малого дитя. Анальгинчик, аспиринчик, минералочка… Даже за консервированными ананасами сбегала с самого утра. Правда и Ромке купила вторую банку, но это уже так. Чтобы откровенно не спалиться со своей заботой. Кто бы сказал мне полгода назад, что эта оторва будет так заморачиваться по поводу самого скромного парня со всего потока, не поверила бы и гоготала бы в голос:

– Оксанка? Да идите вы лесом! Да никогда в жизни!

Уж кому-кому, а ей париться по поводу мужского внимания вообще не надо было. И свистеть не придется – всегда кто-нибудь постреливает интересующимся взглядом. М-да… Ситуация.

– Возьмите, пожалуйста, – я снова протягиваю лист с объявлением и чуть не поскуливаю от зависти.

Мужчина средних лет гуляет с тремя бладхаундами. С тремя сразу! «Дайте мне хотя бы одного. Ну пожалуйста! Я не хочу лопать поводки! Ну хоть кто-нибудь!»

Когда у тебя в кошельке остаются жалкие крохи, начинаешь распинывать себя вообще без капли сострадания. И даже блюющий Бонька не кажется таким уж страшным засранцем. Ну любит он хомячить все, что только попадется ему в поле зрения. Вот такая слабость у этого бульдожки. Полунина же за любовь к салу никто не кошмарит? Но Боню-Бенедикта на все лето увезли на дачу, и теперь его гурманство выйдет на новый уровень. Обожрет все, что только можно. Ну и ублюет, скорее всего, тоже все. Мария Сергеевна даже толком и не узнает. У тетки там огурчики и помидорчики в теплице, картохи бескрайнее поле. Пока все это выполешь, польешь, Боня уже сто раз оклемается.

– Эх… – я вздыхаю с такой тоской, что жить не хочется.

Вот как так можно?