Манкая

– Пусть придет сама! Я ничего вам не отдам! – психанул: а чему тут удивляться?

У Киры был план. Он прекрасно изучил Юльку за то время, пока назывался ее мужем и в том видел шанс на спасение их брака и собственной приятной безбедной жизни. Нужно только во всем признаться, повиниться, покаяться и обещать чёртову прорву всего. Лапшу на уши жены он вешать умел превосходно, чем и хотел воспользоваться.

Жаль, что нарвался он на Джеки. Она всегда получала то, чего хотела, исключая, разве что, печально известный браслет Фиры Собакевич.

– Раков, ты не только отдашь мне вещи Юли, но и сам их соберешь. Аккуратно. Сейчас. Либо твоя родная Пенза будет встречать тебя наново. И твой ребенок будет рад видеть папашу после долгой разлуки. Уяснил?

Кира уяснил. Она все знала и могла рассказать Юле, а это не по его, Кириному, плану! Он сам должен говорить об этом с женой и виниться, и каяться. Ну и собрал, и отдал.

– Документы, – скомандовала мадам Шульц и получила папку с Юлиными бумагами, а еще ее сумку и зарядное устройство для телефона. – А теперь неси сумку к моей двери. Или прикажешь мне самой?

Мысленно Кира проклял властную соседку трижды, но сумку отнес.

Юлька ни слова не сказала, увидев свои вещи. Просто оделась и ушла. Заставила себя доковылять до студии, где ждала группа уже вполне себе адаптированных детишек.

– Юлия Викторовна, Вы заболели? – одна из мамочек тревожилась о ней.

– Добрый день. Все в порядке. Небольшой упадок сил, обычный для этого времени года. А если учесть какая погода стоит, то …

Мамаша закивала, полностью подтверждая слова психолога. Дети, послушные как никогда, уселись за столики и Юля, отвлекшись от своих проблем, стала заниматься их проблемами.

Любимое дело. Это может стать спасением от многих бед и переживаний. Если бы Митя задал ей, Юльке, еще раз тот самый вопрос: «Чего ты хочешь?», Юлька бы ответила чётко – хочу работать на своей работе. Звучит дико и нескладно, но факт есть факт. Ей крупно повезло найти свое дело и любить его, и «работать» его.

Вот она и работала, а детки откликались на ее искренность, заинтересованность в них и их мыслях. Правда, надолго ее не хватило. Фоном все время шли мысли о Мите, о Кире… Юлька «упустила» настроение группы и конец занятия получился скомканным. С испугом поняла москвичка наша, что из-за всех ее метаний страдают ее изгои. И вот тут ее по настоящему накрыло, напугало и накошмарило ее собственное психологическое здоровье! Сознание приплюсовало сюда ее некрасивый (по ее мнению) моральный облик и добавило чувство вины перед Митей, которого она (снова по ее мнению) втянула в свою жизнь и…соблазнила.

Вероятно, узнав о таких мыслях, Джеки бы смеялась в голос. Ну, какое соблазнение? О чем вы? Сдается, что и бабушки Собакевич хихикали бы. Но Юлька уверилась, что она есмь грех и порок, а Митя всего лишь жертва.

Вторая группа занималась ни шатко, ни валко, и Юле стало понятно – все пропало. Она не может. Ни-че-го! Заниматься с детьми не может, принять решение не может. Вот так и пошла она домой, напоминая самой себе, как когда-то Митьке, старушку. Кстати, Митя писал все время, а Юлька только и могла, что отвечать коротко – да, нет, или смайлик.

А на лестнице ждал ее…Кира.

– Юленька, подожди! Нам нужно поговорить! Я обещаю, что ничего дурного не скажу, просто выслушай меня. – Юлька шарахнулась от него, но Кира знал на что надавить. – В память о наших пяти годах, умоляю!

И ведь угадал! Проняло нашу виноватую соблазнительницу. Да и самой Юле было понятно, что разговора не избежать, ибо, как и говорилось ранее – не по-людски все это.

Зашли в ее квартиру, спокойно уселись в гостиной на диван, и Кира начал:

– Я все понимаю, Юль. Я вел себя ужасно и у меня нет никаких оправданий. Я виноват, я очень виноват перед тобой. Всю ночь я не спал, думал и вот, что я понял, Юленька… Я люблю тебя и так было всегда. А самое страшное, что так и будет. Я кроме тебя никого и никогда не любил. А теперь я расскажу тебе все о себе, ничего не скрою, потому, что хочу быть честным с тобой до конца.

И рассказал ей хитрый муж все о себе. И о Пензе, и о ребенке, и об алиментах. Однако, рассказывал он сам, потому и добавил горечи и героизму в свои приключения. Вроде как, бросил ребенка, а слегка приукрасил, мол, не факт, что его он, но алименты все равно платит. И Раков-Раевский появился потому, что хотелось соответствовать Юленьке, потому, как она для него наивысшее из существ и наилюбимейшее. Не хотелось ударить в грязь лицом. А про любовниц… Наплел несусветное! Мол, перенял модель поведения от блудливого отца и Юля, как психолог, просто обязана его понять и простить. А далее половину часа заняла пламенная речь о его невыносимой, прямо таки адской любви к Юле! Потом долгие извинения, каяния и обещание, что пересмотрит всю свою жизнь. И ради жены готов на все. Будет делать так, как она скажет и никак иначе. Закончил речь уже знакомой Юле фразой.

– Дай нам шанс! Умоляю! – Кира выдохся, но надеялся на лучшее.

Эх, Кира, все ты продумал, обо всем припомнил, кроме самого главного. Ты ничего не спросил о ней самой. О той любимой, которая сидела сейчас на диване в полном хаосе мыслей и ощущений. Ни вопроса, ни теплого слова в ее адрес. Юля слегка лишь коснулась мыслью этого факта и снова впала и состояние: «Что делать?!!!».

Растерянная, оглушенная, прибитая к земле чувством долга и пониманием, что обязана дать шанс своему браку, Юлька поднялась и направилась к выходу.

– Кира, мне нужно время. Спасибо, что все рассказал.

А вот тут Кирилл поступил правильно и задерживать супругу не стал. Впрочем, не потому, что хотел отпустить, а потому, что сам устал и боялся сорваться в злобу и раздражение.

Юленька прикрыла за собой дверь и направилась медленно в сторону квартиры Джеки, но не дошла. Митька выскочил, цапнул ее, оглушенную, и затащил в свой дом.

– Юль… – Широков видел, что Юлька пошла к Кириллу и чуть с ума не сошел в ожидании.

Митя обнял напасть московскую и прижал крепко. Правда сразу понял, что в его руках совершенно растерянная девочка и принялся гладить ее по волосам, приговаривая что-то несуразное. Ему бы просто утешать и все, но натура-то мужская, борзая и нахрапистая. Такими и должны быть мужчины, глупо ждать от них повышенной тактичности и деликатности. А если мужчина влюблен и видит, что есть все шансы потерять любимую, то тут не до глубокого понимания эмоциональной ямы избранницы.

– Что случилось? Он обидел тебя? Юль, не молчи. Ты хочешь вернуться к нему? Да? Я не позволю. Прости, но не смогу! Юль, я знаю, что нравлюсь тебе, и я очень тебя люблю. Мы сможем быть счастливы, слышишь? Дай нам шанс! – ну, да, так и сказал.

Юлька, заслышав ту же просьбу, что выдал Кирилл, совсем застыла. «Что делать?!!» снова всплыло в сознании, и сознание-то ответа не подкинуло.

Ей бы передышку, ей бы время подумать и она бы поняла, что нужно одному и чего хочет другой, но оба ее мужчины не дали ей такой возможности.

Дать шанс… Пятилетнему браку или скороспелой влюбленности? Тут есть над чем подумать, ага? И что бы вы выбрали? Да, по факту приятнее выбрать влюбленность. Там и эмоции, и радость, и счастье, но пять лет брака просто так не выкинешь и не забудешь. Ведь и хорошее было у них с Кирой.

Широков заглядывал в глаза Юли и с ужасом понимал, что онане отвечает. Никак! Не обнимает, не понимает, не хочет ничего. Его внутреннее, глубинное, шептало – отпусти ее, дай собраться с мыслями, а вот влюбленная составляющая отказывалась отпустить дорогую девочку.

– Юля, не молчи! Ответь! – ошибся Митька в своем выборе, и Юленька выпуталась из его рук.

– Митя… Мне нужно уйти, – заторможено шатаясь, открыла дверь и ушла, а Митька остался один.

Юльке казалось, что она шла до квартиры Ирины Леонидовны целую вечность. Но преодолела несколько метров и снова, как и вчера, свалилась на руки соседки.

Джеки дурой не была ни разу и принялась стаскивать с Юли одежду и обувь. Потом отвела ее, слабую и растерянную, в гостиную, уложила на тот же диван и уселась рядом.

– Значит так, Юль, я говорю, ты слушаешь. Если я неправа в чем-то, просто поправь меня, – дождалась ответного кивка соседки и начала. – Ты говорила и с Кирой, и с Митей, так? И оба тебя разорвали на части, так? Выбрать не можешь, вся в метаниях и прочая эмоциональная пакость. Догадываюсь, что и на работе тебе сегодня не повезло, верно?

Юлька удивленно смотрела на соседку, словно та была провидицей. А Джеки никакая не провидица, просто опыт и мудрость этой дамы давали возможность их обладательнице сделать подобные выводы и не ошибиться.

– Ириночка Леонидовна, что мне делать? – Юлька, уверовав в чудесные способности Джеки, обратилась за помощью.

– Дорогая, я могу, конечно, выслушать тебя. Могу даже поплакать вместе с тобой. Могу утешить. Могу дать тебе возможность спрятаться в моем доме. Но, зная тебя, понимаю, что ни к чему это не приведет. Поэтому, будем сейчас жить моим умом, а не твоими метаниями, ладно?

Юлька задумалась, правда, ненадолго. Она и сама понимала, что тупик, в который загнала ее вся эта ситуация, преодолеть ей одной и самой не по силам. Она кивнула и Ирина, воодушевленная согласием дорогой девочки, чётко и по-существу выдала свой план. Простой и гениальный.

– Передаешь своих деток подруге. Как ее там? Алина? Вот ей. Затем, я беру билеты на самолет и мы улетаем с тобой на Тенерифе. У меня домик на южном пляже Коста Адехе. Там ты смотришь на море, купаешься, гуляешь, ешь, а я тебе не мешаю.

Юлька округлила глаза и промолчала.

– Что? План шикарный. Соглашайся. Что тебя тут держит? Работать не можешь. Мужики из-за тебя дерутся. Выбор сделать ты не в состоянии. А там, вдалеке от всего, ты поймешь, что тебе нужно, детка моя.

– А как же виза? Как я… Тётя Ира, как я все брошу? Как же Кира…Митя? Я так не могу!

– Визу сделаю завтра. Дорогая, вот только не надо на меня так смотреть. У меня неплохие связи. Не бросишь, а дашь своей Алине возможность отплатить за твою ей помощь. Сколько раз она кидала на тебя своих пациентов? Миллион! Она неплохая девушка, а значит, ждет возможности отблагодарить тебя. Кира и Митя?

– Да! Я же не смогу вот так взять и уехать. Ситуация ужасная…

– «Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянье»*. Вот там и станет тебе понятно, о ком ты тоскуешь больше. Понимаешь, детка? – хитрая Джеки, а ведь недаром назвал тебя папа Гойцман потомком коварных византийских дипломатов.