Корабль-звезда

Силы, услышав это, впали в ярость. Они стали швырять листовки на землю и попирать лапами. Потом пришли другие силы, собрали листовки и куда-то понесли. Клифф заинтересовался и последовал за ними. Силы направились в общественный туалет. Поскольку Клиффу как раз туда и было надо, он выяснил, что стопками пропагандистской продукции теперь предлагалось вытирать задницу.

Все это он воспринимал на эмоциональном уровне. Что же до самих действий, как то, – собирать куски тел в огромные корзины, помогать согбенному тоской силу, который лапами и совком раскапывал место, где, по предположению, застряла его жена… эти события сливались в бесконечности дней.

10

Ирма сказала:

– У тебя состояние плоского аффекта.

– А это еще что? – Клифф вынырнул из очередного долгого сна. Он выглянул из узкого отверстия – входа в пещеру, которая теперь служила им домом. Снаружи простирался неизменный, залитый солнцем пейзаж отчаяния. Он зевнул. По крайней мере, гало-эффекты в зрительном поле исчезли. Увы, помимо них исчезло немногое.

– Это неспособность выразить эмоции ни вербальным, ни невербальным способом, – то бишь даже в форме привычных тебе ворчаний или пожатий плечами.

Он продолжал рассматривать ландшафт снаружи, неловко ворочаясь на полученной от силов надувной постели. Постель была ему маловата.

– После того, что нам пришлось пережить, слов нет.

– Я на предполетных тренировках про это узнала. Нам рассказали, поскольку вероятность травматических переживаний в случае, если мы прилетим на Глорию…

– Когда прилетим. Чаша – просто интерлюдия.

– Ладно, когда. Тренеры говорили, нам там наверняка круто придется. Нас учили выходить из шока, узнавать симптомы боевой психической травмы, стрессового расстройства и так далее. И применять терапевтические методики. У тебя уже много дней низкоинтенсивное состояние аффекта.

Он не мог бы опровергнуть это заявление, потому промолчал. Промолчать всегда проще.

– Посмотри мне в глаза.

Он неохотно повиновался. Ему отчего-то было проще взирать на выжженный, опаленный солнцем ландшафт… хотя, если подумать, смысла в том никакого. И все же…

Ирма подалась вперед, взяла его виски в свои ладони и затрясла голову так, что он вынужденно сфокусировался на ее лице, заглянув прямо в яростные глаза.

– Отлично! Поверь, у нас проблема, и нам обоим придется над ней поработать. Нам рассказывали, что такое состояние следует ожидать в тех случаях, когда субъект…

– Ага, теперь я субъектом заделался?

– Ладно, напарник. Такое бывает, когда люди говорят о пережитом, ничем не выдавая эмоций.

– Я… просто пытаюсь собраться с мыслями.

– Еще симптомы – недостаток жестов экспрессии, слабая лицевая мимика, вялая артикуляция.

– Ага. Ну да. И что?

– Ты отделяешь свои эмоции от воспоминаний о событиях?

– Не… всегда. Я лишь пытаюсь держаться.

– Если получишь удовольствие от чего-то реального, это поможет.

– Гм?

Удовольствие. Хорошая идея, но такая абстрактная…

Он взглянул на вечно сияющее солнце – эта здешняя особенность начинала давить. Звездная Струя рассекала небо, ее неоновое сияние вливалось в резкий солнечный свет. Кое-где в этой нескончаемой экспедиции по удивительной, бескрайней Чаше удавалось выгадать периоды тьмы, и теперь, во снах, он мечтал о большем. Ему снилось, как он погружается на глубину и прохладная муть окутывает его, облепляет, точно влажная листва. Просыпаться не хотелось.

Он все еще размышлял об этом, когда до него дошло, что Ирма деловито расстегивает пуговицы на его рубашке. Голос ее стал низким, ласковым. Руки засуетились, принялись ласкать его тело. Ясное дело, разврат и безрассудство не в ее натуре, да и на мужской магнетизм не спишешь.

Значит, терапия. Не то чтоб это было важно.

Шелковистая услада, нарастающая готовность.

Затем – вспышка оргазма, они сжали друг друга в объятиях, и долгая дрожь экзальтации передалась от тела к телу. Это чувство проводило его в сон…

Когда Клифф проснулся, Ирма некоторое время поболтала с ним – он лишь потом сообразил, что и это были терапевтические упражнения. Мягким, настойчивым голосом она уговаривала его воспроизвести мерзкие кошмары. Прошла с ним через моменты, которые он выудил на поверхность, проследила сбивчивое хриплое дыхание умирающих, свинцовую тяжесть схваченных окоченением трупов, напомнила о резком гнилостном запахе… затем попросила понаблюдать, как ее рука колышется слева направо и снова налево… маятниковые движения странным образом успокаивали, погружали в безмолвную неподвижность, где Клифф мог отдохнуть, не соскальзывая постоянно в пыточные водовороты кошмаров. Вздохнув, Ирма опустилась рядом и стала ждать, пока он выплачется. По крайней мере, не в одиночестве. Клифф снова уснул.

И снова проснулся.

Теперь застал спящей Ирму и принялся раздумывать о прелестях старого доброго человеческого секса среди всей этой непостижимости. Заниматься любовью здесь было так же приятно. Он понимал, что у чужаков свои привычки, наверняка очень странные. На Земле у трутней отрываются совокупительные органы после секса с маткой; осы превращают тараканов в зомбифицированные инкубаторы; самцы скорпионовых мух приносят корм самкам, отвлекая тех на время спаривания.

Основной урок Чаши гласил: Ожидайте непредвиденного.

Он опять задремал. Спустя, казалось, весьма продолжительное время пробормотал:

– Нам нужно было… куда-то…

– К силам на поминки. Надо идти.

– Когда?

– Одевайся.

Ирма привела его в более-менее приемлемое состояние самым прямым из доступных методов. Он признал, что за ней водятся неожиданные таланты. Клифф, впрочем, и так всегда старался подбирать себе в напарники людей более умных, сноровистых, лучше приспособленных к окружению, чем он сам; но порой те проявляли совершенно непредвиденные умения. Ирма – как раз из таких. В межзвездной экспедиции, перевернувшей представление о мире с ног на голову, она проявила себя с лучшей стороны.

Вместе с тем он понял, что достиг своего потолка – и пробил его. Клифф не имел боевого опыта, но ему удалось выйти из первой стычки с Птицами, отделавшись единственным ранением. Эта рана почти зажила, когда Птицы вернулись, и не на одной небесной рыбе, а сразу на шести. И убили столько силов, что несть тем числа. Конечно, Птицы рассчитывали заодно зацепить и людей, но не этим объяснялся многочасовой обстрел.

Птицы требовали повиновения и знали, как его обеспечить. За нарушение дисциплины полагалась кара; возмездие восстанавливало порядок, порядок же обеспечивал стабильность, необходимую, чтобы исполинская вертушка Чаши продолжала полет по заданной в древности траектории, к Глории и более далеким звездам.

Учись мыслить, как мыслят Птицы, подумал он. Иного способа выжить в этом труднопостижимом, ужасном, но чудесном месте нет.

Он постепенно перенимал от Кверта отношение к насилию. В конце концов, потери случаются постоянно. На «Искательнице солнц» все понимали, что, покидая Землю, расстаются с близкими и друзьями навеки. Клифф попробовал оформить свои ощущения словесно, и это удалось.

Ты потеряешь тех, без кого не мыслишь жизни, сердце твое разобьется, и полностью компенсировать утрату любимых тебе так и не удастся. Но есть и хорошие новости. В твоем разбитом сердце пребудут они вечно, в незаживающей ране останутся жить. И ты пойдешь дальше, неся их в себе. Все равно как если, сломав ногу – да так серьезно, что она плохо срослась, – заново учиться танцевать, прихрамывая и помня, что в холодную погоду вновь испытаешь боль.

11

Клифф прислушивался к низким глубоким раскатам поминальной мелодии силов. Он понимал, какую честь оказали землянам: присутствовать на публичной тризне изящных чужаков, слушать медленную гулкую симфонию плачущих голосов, доступную и человеку, по крайней мере эмоционально. Поистине, основы музыкального восприятия едины. Основная тема переливалась сложными внутренними ритмами, рождала подтемы, но затем, словно набрав силу, те сливались в единый высокий стонущий плач, перемежаемый прекрасными и суровыми нотами. В скальном амфитеатре силов было принято стоять во время исполнения музыки и сидеть в остальное время. Угловатые морды силов, поднятые к небу, морщились и дергались от тоски.

Чужаки понесли тяжелые потери в бою с безжалостными небесными бестиями. Исполины уничтожили множество силов, но сделали это в довесок к наказанию за то, что те посмели укрыть людей. Вероятно, здесь огонь по гражданским не был чем-то необычным, поскольку силов развитие событий, казалось, не удивляло.