И не сказались!
6
Следствие копало не глубоко: искало мало и недалеко.
Силу применяло без огня – на происшествие хватило и дня: материал, указало, раздут, а криминал – крут.
Тут как тут и в других квартирах взяли останки Трупа.
И тоже – он, но богаче: в банке, похоже, миллион, не иначе.
Глупо? Едва ли и в сатирах о таких читали?
Но не на тех напали!
Инспектор по этому делу сначала был изумлен: вектор тайных сил мотало к раздетому телу со всех сторон. Необычайно совпадало и имя, и остальное: не смех, а вредный уклон! Двое, трое – негоже, а кто же – неделимый он?
Но бедный чинодрал не ждал подсказки от министра и воспрял без натаски и быстро.
Сдержал страх, признал, что материал – швах (а может статься, множат провокации), и в сердцах приказал:
– Ну и прах с ними! И кал!
И впопыхах написал:
"Обыск – утвердить, розыск – прекратить, происшествие – не плодить, нить следствия – не длить, полковника быть – не могло, а покойника схоронить – сейчас. Раз мурло нашли, не жалеть на него земли!"
И тут же снял накал: натружено встал, взял плеть и отхлестал полированную медь в кабинете.
Махал, как раздирал сети.
Поддавал наоттяжку, поднимал ляжку и разбивал разом чашку и фляжку.
А наливал вино в бокал – заодно порвал и подтяжку.
И за экстазом потерял и кованую пряжку, и бумажку с приказом.
И стал найденный мертвяк – как незаконный сорняк: из опасных элементов, но – без ясных документов.
VI. КРУЧИНЫ СКОТИНЫ
1
Биография Трупа известна с его слов, оттого и круто запутана при старте и на поворотах.
Так неуместна география островов, вычерченных с позолотой на карте вычерпанного болота.
Но детали – пустяк, а не печать на фото: их надо отличать от законных устоев и больших расчетов.
Иначе не пересказать эскапады, взгляды и заботы утраченного героя исступленной охоты.
2
Кто о чем, а угрюмый Труп с детства думал о том, что с ним будет потом: люди уйдут без наследства, как дым в раструб, или, как солнечный зайчик, с огнем оживут.
Днем беспомощный мальчик бередил пыл на воле, а ночами жил мечтами о лучшей доле: устало пучил глазки и читал до дыр сказки.
Сначала узнал, что мир бесконечен, а люди мрут – от простуд. Загадал, что и сам будет вечен, а уют дают за труд: по утрам убегал для зарядки в спортзал и, как смелый герой, без оглядки закалял тело игрой в прятки.
Но вот страницы книжки стали лосниться, а переплет расклевали птицы. И от печали мальчишка обхватил рукой темя: старье гниет, а свое берет – время. Глухо запукал от звука часов и поразил клюкой железный засов.
И бил со всех сил, пока не натрудил плечи.
А у замка – ни прорех, ни трещин, ни течи.
Отступил и извлек полезный урок чисел: вещи крепче – из металла, а срок зависел – от материала.
Отсюда заключил: для продолжения века надо перевернуть суть человека. Груда костей – не преграда для движения, толчка и удара, но можно втихую натянуть на кожу стальную рогожу! И скорей, пока не старый!
И стал с натугой гнуть кольчугу.
Теперь смотрел на дверь без скуки. Ждал чар от науки. Верил, что передел начал – безмерен, и искал под основы другую природу: живую воду, целебный отвар, волшебный эликсир, палочку-выручалочку для людского племени и машину времени, доставляющую желающих на чужбину – в вечный эфир и бесконечный мир.
Но протекали, как воды, годы и шептали: "Едва ли".
3
И вдруг умер старый дед.
Напоследок предок обеззубел, но образумил:
– Эксперимент – безумен. Бубен – ударный инструмент, а загублен. Надежд, внук, недаром нет.
И изрек впрок завет:
– Думы за горами – сеть, смерть за плечами – твердь. От мозгов – невроз, от дураков – навоз. Живешь – арбу прешь, помрешь – на горбу уснешь. От нош – воз, от гроз – газ, от нас – вошь. Приговор – не орлий вздор: кабы прежде навсегда не мёрли, нас бы туда невежды не допёрли. Вечно, без конца, будет жить нечеловечья прыть: люди без лица.
Ребяческие угадайки исчезли немедля, как муть, а старческие байки пролезли – в суть. Дед обозначил след лукавее – точно морочил тоской: начал за здравие, кончил – за упокой. И выходило на вид веселее мыла, что скользило и потело на столе: живее человека тело старика – по земле бежит с полвека, а в земле пролежит – века?.
Три дня и три ночи не смыкал глаз внук:
– Смотри, не смотри вокруг, а шанс для меня очень мал. Час рос, а стал – грош, а от слез – невтерпеж. Умирать – не хочу, а врачу – не сказать. Вопрос – не пустяк: как выживать?
В кровать мальчишка лег не спать, не в игрушки играть, не книжки читать, а рвать: платок – на полосы, на макушке – волосы. Не смели и поднять с постели.
А за окном – канительный, смертельный дурдом.
Свинья и кочет три дня и три ночи, от зари до зари, плачем исходили – жмых рыли. На поминки приговорили их за прелести к подаче на стол для разминки челюстей, и столб стоял от пыли, как вал в шторм и кол на могиле.