– Здрасьте! Вот-те раз! А вздыхали о живоглоте!
– Без морали дикобраз!
И от счастья отозвали заказ на букет, портрет и раму.
И вдруг – телеграмма:
"Проклятый головорез исчез без оплаты услуг. Обратиться в больницу. Друг.
А за ней – иная, переводная, доплатная, из-за границы, но страшней:
"Погиб героем, без боя, в походе, от своего. Ушиб или в роде того. Без валюты – круто".
А прямо за той, ужасной, очередная:
"Одна телеграмма вручена не туда".
А какая, не ясно.
Беда!
А куда она адресована? Кому уготована?
И почему возвращена?
Из пыли стена!
– Ну и ну! Происки! – завыли на луну – все.
И засудачили о незадаче, о себе и о судьбе покойника.
И – ну крутиться, как спицы в колесе!
И – ну на поиски полковника!
II. ЖИВОЙ, ДА НЕ СВОЙ
1
Искать труп – не суп хлебать: невпроворот кладь.
Мертвый предмет мордой привет не передает – гордый!
А вот живое хватать – что мочало мять: на такое никто – не твердый!
И оттого сначала предположили, что пропавший – удал и в силе, здоров, но удрал подальше от врагов.
И опросили – его друзей.
Но получили от них рой дурных вестей.
Один пробурчал, что кретин не умрет без прикола.
Другой протрубил, что тот дебил полон идей и если пропадет, то из мести уведет за собой города и села.
Третий заметил, что сущий урод – всегда веселый, но идущий по следам мед не пьет, а везет по усам.
Четвертый изрек, что мертвый он будет опасней живого, но срок не истек и люди должны не пугать власть басней о нем, а любого, кто в пальто под стать и в масть лицом, сажать без вины в дурдом.
– Но у подлеца, – предупредил он, – ни рыла не видать, ни лица!
И больше, кроме: "И в дурдоме не трожь его!" – не узнали от приятелей ничего хорошего.
Затосковали искатели горше страшного, издали смех невпопад и стали опрашивать всех подряд.
Тайком, в темноте, обошли врагов.
Те прямиком сказали, что охломон – жив:
– А сбежал генерал от долгов и чужих жен. Из-под земли бы достали, но – вооружен. Нищий – очень, а тыщами ворочает. Вам – едва ли найти. Нам – не по пути!
Втихую, как в плохую кастрюлю, заглянули к Трупу на работу.
Там затянули скупо, не в охоту:
– Чубатый – беда бюрократа. Ходит сюда вроде по субботам, за зарплатой. А сейчас – среда: рано. Вначале и увольняли, да профсоюз твердолобый спас хулигана. А чтобы хам сам с нас груз снял, шанс мал!
По секрету нашептали, что бездельник пустил в распыл смету на ракету без винта, но не внедрил ни гайки, ни болта. Изобретал зато и без денег, но хуже не слыхали: то металл для пайки аномалий, то веник для водородных деталей, то посуду для голодных, то чудо-мужа для бесплодных гениталий:
– Отшельник, а пропал – от прыти! Ждите событий!
Побывали и у полковничьей крали.
Состояла веселой горничной при генерале и изображала игрунью: встречала с голой грудью без размеров, а под одеялом скрывала от мух двух младших офицеров, уплетавших глазунью.
Но кавалеров называла сволочью и пробой материала:
– Нахватала чудил в суете, а оба – не те!
И с горечью кивала соском на подоконник:
– А полковник – изменил. Прокатил с ветерком без коляски. Погубил свою мамзелю. С неделю даю без ласки!
Рассуждала – давала совет:
– Ловкий шулер – для страховки умер. Кидала! В кювет! От своего и подлог – вдвойне: лег на дно, а по губе – мне! Возьмите его за китель, нет, за хребет, а заодно скажите: жду. Себе на беду. Хмурая, как купюра. Дура я дура!
После крали гости посещали многих: обивали пороги у знакомых и свойственников, у законных родственников и пугливых свидетелей, у говорливых радетелей беглецам и очевидцев интриг, которые в разговоры не вступали, а представляли в лицах: "Вам – фиг!"