У Беды зеленые глаза

– Нет, что Вы. Я ведь видел их со спины. И лиц их я не рассмотрел.

– Скажите, по какой причине Вы заявили о том, что некоторое время наблюдали за неизвестными ребятами, только сейчас. Вас допрашивали. И Вы ничего об этом не говорили.

Петрович, словно загнанный зверек, оглянулся на Суворову. Ей показалось, что он просил ее вмешаться и объяснить как ответить следователю. Но она молчала.

– Я просто забыл об этом. Мне показалось, что это не существенно. И не имеет к делу никакого отношения. А теперь здесь вспомнил об этом.

– Хорошо. Я так и запишу в протоколе.

Таким образом, он, не посоветовавшись с защитником, постарался объяснить то обстоятельство, почему не сразу пошел домой после того, как поставил автомашину в свой гараж.

Татьяна Васильевна внезапно заметила еле скрываемую улыбку на лице Авдеева. Да, скажем прямо, повод для улыбки у следователя был.

Это было для Суворовой как гром с ясного неба. Чего, чего, а такого она не ожидала никогда.

У нее даже пропало желание разговаривать об этом со своим подзащитным.      «Естественно, сейчас будет сложнее нам сражаться с прокурором – государственным обвинителем. Он, конечно же, задаст вопрос Петровичу: почему сразу не говорил про этих парней. И будет трижды прав. Действительно Вячеслав не говорил этого. А вспомнил только на территории гаражного кооператива во время следственного эксперимента. Грош цена теперь таким показаниям. Говорила же ему несколько раз, расскажи все, как было. С подробностями. И вот на тебе! Вот подарок, так подарок! Так, надо же что – то говорить по этому поводу в суде. Но что? Вот в чем вопрос! Думай, Таня, думай! Иначе парню, как говорится, век воли не видать! Тьфу ты! Надо же! Уже заговорила на жаргоне зэков. Это адвокат с высшим образованием! Позор джунглям!».

И посмотрев на Петровича, подумала про себя:

«Пацан, ты пацан! Как теперь действовать, ума не приложу».

На этом следственный эксперимент фактически закончился. Следователю оставалось составить соответствующий протокол, а всем участникам эксперимента – подписать его. Что и было незамедлительно сделано.

И все вернулись в ГОВД.

***

Рассуждая про себя о проведенном эксперименте, Суворова с тяжелым сердцем шла на встречу с родственниками Петровича, которые, как уже стало обычным, ожидали ее около здания ГОВД.

– Ну, что там было? Что рассказал Слава? Подтвердилось ли его алиби? Каков результат это эксперимента?

Родственники наперебой завалили Татьяну Васильевну вопросами.

– Тихо! Тихо! Давайте по порядку. Эксперимент показал, что Слава по времени мог участвовать в налете.

– Ой! – Это опять стало плохо Клавдии Николаевне.

Она прижала руку к груди у сердца.

– Тебе плохо, Клава? – Засуетился муж. – Сейчас я тебе таблеточку дам. И тебе полегчает.

Достав из кармана флакончик, он дрожащими руками достал из него таблетку.

– На вот, возьми. Положи под язык и соси. Не глотай только.

– Да, знаю я как с ней обращаться. Что ты меня совсем уже за ребенка держишь?

Светлана отвернулась в сторону.

«Сейчас заплачет! – Пронеслось в голове Суворовой. – Жалко девчонку. Молодая еще совсем. А тут такое!»

Через некоторое время Света повернулась к ней. Глаза действительно были заплаканными.

– Значит, все потеряно? Слава будет сидеть? – Упавшим голосом спросила она.

– Да, теперь будет сложнее нам. Но нужно собраться. Еще не все потеряно. Правда…

Она остановилась не зная, говорить ей о показаниях Вячеслава или нет.

Но, слово не воробей, вылетит – не поймаешь.

– Правда, что? – Почти одновременно спросили Светлана и Клавдия Николаевна, только что положившая таблетку под язык.

Все трое выжидающе смотрели на адвоката.

«Вот, дура! Настоящая дура! – Сама себя мысленно отругала Суворова. – Теперь придется ошарашить их и тем, что сказал их Слава».

Она прекрасно понимала, что делать нечего. Сама проговорилась. Теперь придется говорить все начистоту.

– У меня еще плохая новость. Вячеслав заявил во время эксперимента, что в то врем, когда загонял машину в гараж, встретил подозрительных парней. Следил за их поведением. Они, заметив его, убежали. Вот и получается с его же слов, что была все-таки задержка при возвращении домой. Но доказать все сказанное он не может.

– Ничего не понимаю, – возмутилась Светлана. – Он же раньше ничего не говорил об этом. Правда, же?

Она повернулась к Татьяне Васильевне.

– В том – то и дело, что не говорил. И кто теперь поверит ему, что все было так, как он говорит сейчас. Изменение показаний, тем более таким коренным образом, всегда наводит на грустные размышления. Суд может усомниться в его прежних показаниях. А это, поверьте моему опыту, очень даже плохо. Со всех сторон плохо.

– Значит, все потеряно? – Тихо сквозь слезы спросила Клавдия Николаевны.

– Тише, тише, Клавочка! Не волнуйся. Все наладится. Должно наладиться. Ведь не мог наш сын совершить такое! Не мог!

– Не мог, не мог, – передразнила его жена. – А в результате попадет наш сынок в колонию. И что из этого получится? Какой он придет оттуда?

– Не торопись. Не забегай вперед, – настаивал на своем супруг.

– Ох! Не знаю я. Ничего уже не знаю.

– Конечно, теперь будет сложнее нам бороться. Но руки опускать нельзя. – Суворова постаралась ободрить родственников Петровича. – Сейчас нужно определиться и как-то все объяснить. Я переговорю с Вячеславом. Мы вместе должны найти слова, чтобы объяснить такое его неожиданное признание. В конце концов, он ведь тоже человек. А человеку свойственно забыть некоторые кажущиеся для него мелочи. Тем более, для человека, который попал в такую нехорошую, ужасную для него ситуацию. Когда на него наехали милиционеры и следователь, когда он попал в незнакомую для него среду общения с правоохранительными органами, когда сразу поместили в ИВС, когда навалилось столько событий, мог он забыть про этих парней? Мог. Конечно, мог. А теперь, находясь на территории гаражного кооператива, среди гаражей, вспомнил обо всем. И сказал. Вот одно из объяснений. Если подумать хорошенько, то можно найти и другие объяснения такому его поведению. Поэтому не все еще потеряно.

– Вы так думаете? – С мольбой в глазах спросила Клавдия Николаевна. – Я не переживу, если его осудят! Не переживу!

– Успокойся, пожалуйста, – ободрял жену Иван Александрович. – Видишь, Татьяна Васильевна говорит, что не все еще потеряно. Значит, еще есть возможность оправдания нашего сына. Поэтому успокойся. Никому не нужны твои слезы и стоны. Держись. И я рядом с тобой. И Светочка тоже.

– Конечно. Клавдия Николаевна, все должно быть хорошо. Я тоже не верю, что Слава мог совершить такое. Поэтому надеюсь на все хорошее.

– Ну, хорошо, хорошо. Уговорили. Постараюсь успокоиться. Спасибо Вам, Татьяна Васильевна. Спасибо, что не бросаете нас в такой ситуации. Надеюсь, что Вы что – то придумаете, как освободить сына. Век буду Вам признательна.

– Я постараюсь все сделать, чтобы помочь Вашему сыну. Все, что в моих силах.