Геля. Здравствуй.
Виктор. Хорошо бы, если б ты повернулась и подошла.
Геля. Вот я повернулась.
Виктор. Пан ждет. Пан нервничает.
Геля. У меня смертельно болит голова.
Виктор. Надо что-нибудь принять и лечь.
Геля. Я принимала и ложилась.
Виктор. Грелку с горячей водой к затылку – и ты воскреснешь. Для жизни и ее радостей.
Геля. Ты – после дегустации?
Виктор. Было дело. (Поднимает ноты.) Это – твои ноты?
Геля кивает.
И эти?
Геля. И эти – мои.
Виктор. Целая программа. Можешь давать концерты. Черт возьми, какое будущее меня ожидает! Вино, музыка и любовь.
Геля. Кажется, я снова трезвей тебя.
Виктор. Как всегда. Однако ты уже недовольна. Что будет, когда я стану твоим мужем?
Геля. Ты еще хочешь им стать?
Виктор. И очень скоро. Довольно мне слушать ваше польское величество. Я ли не был покорнейшим верноподданным? Сначала ты говоришь, что мы должны сдать сессии. Я подчиняюсь. После сессии ты везешь меня за город, ходить на лыжах. Ты рассудила, что нам нужно привыкнуть друг к другу. Я знаю, что, слава богу, никогда к тебе не привыкну, но так хочешь ты, и я опять подчиняюсь. Десять дней мы живем на турбазе, и я кротко уступаю тебе лыжню. Не спорю – прекрасные десять дней, но мне их отравила неопределенность моего положения. Для счастья необходимо удостоверение.
Геля. Напрасно ты думаешь, что это шутки.
Виктор. Какие шутки? Я восстал. Я хочу, чтоб меня называли пан-млоды. Перевести? По-польски это значит – новобрачный.
Геля. Ты ни о чем не слышал?
Виктор. Нет. С утра поглощен самоанализом.
Геля. Тебе никто ничего не сказал?
Виктор. Какие-нибудь новости? У них? Или у нас?
Геля. У нас.
Виктор. Асю увезли в Дагестан?
Геля. Издан новый закон.
Виктор. И что же он утверждает?
Геля. Он воспрещает. Браки с иностранцами. С пятнадцатого февраля.
Виктор. Ну и… что? Это ж не может к нам относиться.
Геля. Можно узнать – почему?
Виктор. Мы же любим друг друга.
Геля (вспылив). Ты – глупец.
Пауза.
Прости, прости меня, я не слышу сама себя.
Виктор. Убежден, отвечаю тебе головой… Это, безусловно, временная мера… Очевидно, бывают легкомысленные браки. Думаешь, я сам мало чего навидался, когда уходил на гражданку? Мы стояли в Вене… Мало ли было глупостей. Играли свадьбы, а потом – одни неприятности, слезы… (Обнимает ее.) Не волнуйся… Прошу тебя… Не волнуйся… Ты будешь со мной.
Геля. С тобой… с тобой… Ты же ничего не изменишь!
Виктор. О, черт! Вот она – твоя трезвость. Если б ты слушалась меня, мы бы уже были женаты.
Геля. Если б не моя трезвость, ты бы попал в трудное положение.
Виктор. А сейчас мое положение легче?!
Геля. Почему же ты на меня кричишь?
Виктор. Что делать? Что делать?
Геля. Витек, единственный мой… Придумай… Придумай… что-нибудь. Ты счастливчик. Тебе все удается. Ты всегда умел хорошо придумывать. Я умоляю тебя, придумай.
Виктор. Да, да. Я придумаю. Я придумаю…
Свет гаснет.
Вновь – свет. Улица. Геля. Появляется Виктор. Она бросается к нему. Он молча берет ее под руку, и они уходят.
Слышен слегка измененный записью голос Виктора.
Виктор. Но я тогда так ничего и не придумал. Жизнь есть жизнь, и она иногда сложнее, чем кажется. Вскоре меня перевели в Краснодар. О Геле я больше вестей не имел. Краснодар – отличный, веселый город. Вечерами все ходят по улице Красной. Я тоже частенько по ней гулял, но друзей не заводилось долго. Потом появились и друзья. Летом мы ездили на практику в Абрау-Дюрсо. Он окружен горами и лежит на дне чаши. Ее северный склон засажен виноградниками различных сортов. Летом, когда листья окрашиваются в разные цвета, перед вами как бы возникает корона.
Часть вторая
Звучит музыка. Это та же мелодия, что в первой сцене, – мазурка Шопена.