Комикс про то, чего не было… Часть вторая

– Да, в общем, можно, наверное… А почему нет?, – задумался Константин.

– Давай, попробуй, – с сарказмом предложил Ав.

– А что тут такого особенного?

– Да ничего, в общем. Только как ты просыпаться будешь? Не подумал? Заснул себе, красивые сны начал смотреть и…?

– Что – и?

– То самое! Как ты себе представляешь – в могиле проснуться? Ты же с ума сойдешь от ужаса!

– То есть ты хочешь сказать…

– Вот именно! Ты вообще перестаешь спать. Ну, конечно, и бодрствование твое уже не совсем тем становится, к чему ты привык. То есть – совсем не тем, что мы этим словом называем. Собственно, ты больше и не спишь, и не бодрствуешь.

– Но ведь так можно спятить! Траву начать есть…

– Запросто, если не поумнеешь, – спокойно согласился с кузеном Ав. – Вот для того дядя Иосиф нам и нужен, чтобы мы не начали есть траву.

– И что, этот пьяница действительно может кому-то помочь?

– Как видишь, мы живы. И вроде как нормальные…

– Особенно вы с Марией!, – съязвил Константин. – Слушай, —

внезапно сошел он с темы, желая поберечь свои нервы и мозги. —

– А почему бы тебе на ней не жениться? Мне кажется, у нее сейчас такой гон пошел, что ей уже почти все равно, с кем…, – и прикусил язык.

– Как это почему?, —

от неожиданности Ав даже задохнулся. Слава Богу, он не расслышал последней фразы.

– Ну, во-первых, у нее с Михаэлем любовь. Уже давно. А потом…, – замялся он, – мы ведь, получается, родственники. Дети у нас нездоровые будут. А она ужасно хочет ребенка. Каждую ночь меня об этом просит. Прямо с ума сходит и все разрешает… Ты же сказал, что она моя сестра…

– Если быть точнее, – племянница. Но я могу тебя на этот счет успокоить. Дело в том, что род Юлиев делится на две ветви. Одна – сильная, другая – слабая.

– В каком смысле?

– Ну, большинство политиков, деньги и прочее, – это все в сильной.

– Не понял, а мы с тобой – из какой?

– Из сильной.

– А как же дед Марии? Он что?…

– Прадед, – поправил его Константин. – Парадокс, но великий Цезарь – происходит как раз из слабой ветви Юлиев. Он, по сути, является ее единственным заметным представителем. Другие так, мелочь. Но я не об этом. Понимаешь, мы с Марией, конечно же, одного рода. В том смысле, что у нас одно имя, герб и прочее. Но, если говорить о крови, то она тебе никто. Мы родня – только по имени. А кровь в наших жилах течет разная. Кстати, уже были браки…

– Что ж ты раньше молчал?!, – разволновался Ав.

– Да ты вроде не спрашивал, —

опешил Константин. Разговор о “нас трое”, как он понял, откладывается на потом. Ну ладно. Тем более, что уже и к дому подошли. —

– Слушай, – вдруг спохватился он, – А как же она у Каифы вино разливала?

– Кто?

– Да Мария!

– А что такое?

– Она не промахивалась. Ни капли мимо бокалов не пролила.

– Так ты что, действительно не видел?, – изумился Ав. – Ей же мать все время помогала.

Если бы Константин не говорил вчера с Леонтиной, он решил бы, что Ав над ним издевается. А ведь, если честно, он так до сих пор и не был уверен в том, что этот оборвыш с безумными глазами говорит всегда одну лишь правду. Хотя, впрочем, и на вранье пока что пойман не был…

Может, лучше белых коней купить?

– Эх, Марию бы сюда!, —

невольно вырвалось у Ава, когда он огляделся. В доме Константина было решительно все: и вожделенный бассейн, и сказочные растения с хищными живыми цветками, росшие прямо из каменных ваз, и канализация, на которой зеленоглазая колдунья совершенно помешалась. Была здесь даже собственная водонапорная башня. Небольшая, правда, гораздо меньше той, что начали строить, да так и не достроили в Магдале. Даже настоящий фонтан, в мраморной чаше которого плавали ленивые красные рыбы, которых судя по всему здесь никто не ловил, и тот был! Вода в нее узкой струйкой лилась самым бесстыдным образом – из пузатого каменного мальчишки. А на дне чаши, высокомерно безразличные ко всему, в том числе и к неприличному звуку, дремали разноцветные морские звезды. И вся эта сумасшедшая роскошь уместилась в здании, которое было значительно меньше сумрачного дворца Каифы, где ничего такого Ав не приметил! Была в этом доме еще конюшня и даже большой каретный сарай, но Ав уже не пошел их смотреть. Поверил на слово.

– Интересно, а у Ирода во дворце тоже есть фонтан с рыбами?, —

озадачился вдруг странным вопросом мальчишка, и ему почему-то захотелось, чтобы ничего такого там не оказалось. И чтобы, как у Каифы, в царском дворце тоже было темно, громоздко и пахло не так вкусно, как здесь.

Праздничный стол какие-то серебристые тени в непривычных глазу одеждах бесшумно накрывали в комнате, своими размерами ни в какое сравнение не шедшей с помпезным залом собраний, по полу которого в этот самый момент Каифа волок за ухо собственного сына. Ну еще бы! Ведь в том помещении первосвященник иудейский запросто мог рассадить весь синедрион в полном составе, что, кстати, регулярно и проделывал – по четвергам. Конечно, оно было больше. Намного. И все же, несмотря на эту очевидную разницу, подчеркнуто камерный салон ершалаимского особняка Константина, казался просторнее. Воздушнее. – Вот ведь парадокс! Из-за высоченных потолков и бесчисленных светильников наверное. Или из-за множества окон, которые Ав так и не сумел пересчитать, сбившись на четырнадцатом?… И при этом салон был уютнее. Здесь пахло чем-то сладким и невероятно дорогим, но не цветами. Не только цветами. И думать хотелось исключительно о возвышенном.

Совершенно голая мраморная девушка, плевать хотевшая на то, что может способствовать развитию у Ава косоглазия, уводя его от тех самых возвышенных мыслей, преспокойно целовалась с точно таким же, каменным, но только уже не совсем голым римским военным. Непонятно с кем, – он спиной стоял. Но точно не с языческим богом, а судя по одеждам – с самым обыкновенным офицером. Ну, может быть, и не обыкновенным, а чем-нибудь знаменитым. Подойти поближе, чтобы получше его (или ее?) рассмотреть, мальчишка при Константине не решился, хотя очень хотелось. Еще подумает чего… Так что вопрос, почему-то до чрезвычайности интересовавший Ава, – что это был за юноша и как звали его возлюбленную, остался без ответа.

– А ведь и я, наверное, мог бы жить в таком прекрасном доме, —

подумал он, не то, чтобы позавидовав кузену, но с каким-то странным, доселе неведомым ему чувством, проявившем себя непривычным шевелением в горле и под бровями. И тем еще, что захотелось вдруг поскорее, если не прямо сейчас, то и не через двадцать лет стать взрослым, сильным и красивым, как тот полуголый целующийся легионер.

– Как приятно, наверное, быть хозяином такого великолепия. Мария уж точно пришла бы ко мне в гости. Да каждый день ходила бы! Ну, чтобы полюбоваться статуями. Я бы, кстати, еще парочку прикупил. Или затем, чтобы искупаться в моем бассейне. У нее ведь нет такого. И посмотреть на рыб. Да мало ли зачем! Просто так стала бы забегать, потому что ей было бы приятно со мной поговорить о греческой философии и съесть чего-нибудь вкусного…

Неизвестно, о чем задумывались впервые попадавшие в этот рай люди, но Ав, когда Константин привел его к бассейну и порекомендовал немного поплавать перед ужином для возбуждения аппетита, бросив беглый взгляд по сторонам и заприметив под самым потолком маленькие балкончики непонятного назначения, мгновенно сообразил, где бы он устроил наблюдательный пункт, из которого можно было бы безнаказанно подглядывать за купающейся нагишом Марией. Надо ли говорить, что и все последующие его мысли понеслись в том же направлении? Через минуту он уже, морща лоб, сопя и кусая нижнюю губу, разработал пакет хитроумнейших комбинаций, позволяющих Марии, а точнее вынуждающих ее, не потеряв лица, заглядывать в его шикарный дом.

– Как часто? – Да хоть каждый день! И не обязательно за поцелуй. Хотя, почему, собственно?… Если никто не увидит… Что в этом такого? Ну, в общем, как получится… Здесь надо еще кое-что доработать. А главное, нужно сделать так, чтобы она поверила… Нет, стоп, не поверила, а чтобы ей и в голову не пришло, что здесь за ней может кто-нибудь подсматривать. Ну просто вот нет для этого никакой возможности и все тут! То есть никому это вообще не надо. Подумаешь, голая девчонка! Эка невидаль! Тут вон какие статуи есть… В общем, чтобы она плавала себе спокойно, сколько ей влезет, хоть часами! И чувствовала себя при этом счастливой. Чтобы не хотелось отсюда уходить. И, конечно, чтоб немножко завидовала. Ну, может быть не завидовала… Нет, Мария точно будет завидовать! Что, я ее не знаю? Вот только надо бы еще рыб прикупить и в фонтан запустить. А то я там только семь штук насчитал. И чтоб не только красные были… А бывают зеленые рыбы? Ведь есть же, наверное, где-то… Надо будет завтра на базаре посмотреть. А если на базаре нет, значит нужно будет опять съездить в Кесарию. Там точно найдутся! Чего ж им не быть?… Уж больно она зеленый цвет любит! А мальчишку каменного надо убрать, а то Мария смущаться будет. Или пусть себе писает?… А может закрыть ему чем это безобразие, листком каким? Как на греческих статуях. А как закроешь, если он писает?…

Ав всерьез разволновался. Он даже забыл, зачем Константин привел его сюда.

– Теперь главный вопрос. Она же непременно торговаться начнет насчет поцелуев. Вот как пить дать начнет! И, понятно дело, будет изображать из себя недотрогу. Как будто она вовсе не за тем сюда приходит. А просто так – в гости. Проведать… Можно подумать, – я не знаю, что совсем не Михаэль ей снится по ночам. Когда она ложится спать без рубашки. И почему по утрам она не хочет мне в глаза смотреть. И краснеет так, что… Значит, все-таки начнет ломаться?… – Ну а как? – Обязательно начнет. Само собой… Ну и пусть себе ломается! Она же – девчонка, а девчонкам положено ломаться и строить из себя неизвестно что. Только я все равно буду с ней великодушным. Выше всех этих детских глупостей. И терпеливым. Как политик. Или как это лучше сказать – как политический деятель? Ну, в общем, как Константин. А при чем здесь вообще политика? И в самом деле – при чем? – Да при том, что только настоящий политик может позволить себе такой роскошный дворец. – Вот при чем.

Должно быть давала о себе знать недавняя мигрень. Она не ослепила Ава и не наградила его страшной болью, но окончательно не ушла. И сделала его мысли какими-то мелкими. Да – приземленными, но зато видимыми. Он действительно видел сейчас все то, о чем продолжал вещать в его голове чей-то голос. И этот голос был странным образом похож на голос Иосифа.