26 главных разведчиков России

Павел Фитин. Убийство Троцкого

12 мая 1939 года Деканозова решением политбюро сменил в разведке журналист Павел Михайлович Фитин.

Он родился в 1907 году в семье крестьянина в селе Ожогино Ялуторовского уезда Тобольской губернии. В родном селе работал в сельскохозяйственной артели «Звезда», в двадцать лет стал председателем бюро юных пионеров, заместителем секретаря Шатровского райкома комсомола. В 1928 году Павел Фитин поступил в Институт механизации и электрификации сельского хозяйства в Москве. В 1932-м, получив диплом, отправился не на село, а стал руководить редакцией индустриальной литературы в Государственном издательстве сельскохозяйственной литературы. В октябре 1924 года Фитина призвали в армию. Он отслужил год и вернулся к работе в издательстве, где стал заместителем главного редактора.

В марте 1938 года Павла Фитина по партийному набору взяли в органы госбезопасности и отправили учиться в Центральную школу НКВД, созданную решением политбюро в 1930 году. Обычный срок обучения дисциплинам специального цикла был установлен в два года – даже для людей с высшим образованием. Но НКВД ощущал такой кадровый голод, что все сроки были сокращены. Фитин проучился всего пять месяцев.

В августе 1938 года его зачислили в штат главного управления государственной безопасности НКВД. Бесконечные чистки привели к тому, что через два с лишним месяца, 1 ноября, не имевший никакого профессионального опыта Павел Фитин сразу стал заместителем начальника разведки. 1 февраля 1939 года ему присвоили спецзвание майор госбезопасности. Через год он стал старшим майором. Стройный блондин среднего роста, он был спокоен, молчалив, никогда не повышал голоса, подчиненных выслушивал внимательно. Но, как замечают профессионалы, «у него не было ни малейшего опыта в работе с агентурой, он не провел ни одной вербовки, психология оперативного работника была ему совершенно чужда, ему просто не хватало разведывательного чутья, вот поэтому центральный аппарат внешней разведки, особенно в 1939–1942 годах, совершил крупные ошибки».

В мае тридцать девятого, после ухода Деканозова в Наркомат иностранных дел, Фитин стал начальником внешней разведки.

Нарком внутренних дел Берия 10 мая отправил спецсообщение Сталину:

«В связи с переводом на работу в НКИД и освобождением от работы в НКВД СССР тов. Деканозова В.Г., НКВД СССР просит утвердить начальником 5-го (Иностранного) отдела НКВД СССР тов. Фитина Павла Михайловича.

Тов. Фитин в настоящее время работает заместителем начальника этого отдела».

Сталин кандидатуру одобрил, и другие члены политбюро расписались вслед за ним. Назначение оформили постановлением политбюро от 12 мая.

Новый начальник разведки получил в наследство одни руины. Павел Фитин докладывал своему начальству:

«К началу 1939 года почти все резиденты за кордоном были отозваны и отстранены от работы. Большинство из них затем было арестовано, а остальная часть подлежала проверке. Ни о какой разведывательной работе за кордоном при этом положении не могло быть и речи».

То же самое произошло в военной разведке.

На совещании начальствующего состава армии в апреле 1940 года командующий войсками Ленинградского военного округа командарм 2-го ранга Кирилл Афанасьевич Мерецков говорил, что офицеры отказываются ездить за границу с разведывательными заданиями:

– Командиры боятся идти в такую разведку, ибо они говорят, что потом запишут, что они были за границей. Трусят командиры.

С ним согласился начальник 5-го (разведывательного) управления генерального штаба Герой Советского Союза Иван Иосифович Проскуров:

– Командиры говорят так, что если в личном деле будет записано, что был за границей, то это останется на всю жизнь. Вызываешь иногда замечательных людей, хороших, и они говорят – что угодно делайте, только чтобы в личном деле не было записано, что был за границей.

Сталин сделал вид, что удивлен:

– Есть же у нас несколько тысяч человек, которые были за границей. Ничего в этом нет. Это заслуга.

Проскуров развел руками:

– Но на практике не так воспринимается.

Сталин, конечно, прекрасно понимал, чего боятся офицеры. Практически все, кто побывал на учебе в Германии, были арестованы как немецкие шпионы. Сталин иезуитски предпочитал как бы подшучивать над репрессиями, не упуская случая показать, что он здесь ни при чем…

В разведку продолжали набирать новичков. Наступали новые времена, и новые требования предъявлялись к будущим разведчикам.

25 августа 1939 года Сталин, получив от Берии донос на одного из радистов военной разведки, отправил Проскурову записку с напоминанием:

«Есть постановление правительства не иметь на службе в разведке поляков, финнов, латышей, эстов, немцев и т. п. Кто рекомендовал вам этого финна…»

В первую очередь новичкам надо было дать языковое и страноведческое образование, объяснить азы оперативной работы. Решение о создании учебного заведения для разведчиков было принято на политбюро 7 июля 1937 года. Но возникли организационные трудности, и приказ наркома внутренних дел об учреждении Школы особого назначения вышел только 3 октября 1938 года. Школа разместилась в Балашихе. Срок подготовки – год. Все слушатели школы утверждались секретариатом ЦК. На первый курс приняли всего десять человек.

В 1939 году в школе учился известный разведчик, Герой Советского Союза полковник Александр Семенович Феклисов, который со временем возглавил 1-й (американский) отдел Первого главного управления КГБ. Он уже имел высшее образование – окончил радиофакультет Московского института связи.

«Школа размещалась в лесу в добротном деревянном двухэтажном доме, – вспоминал Феклисов, – ее территория была огорожена забором. На верхнем этаже располагались пять спальных комнат, душевая, зал для отдыха и игр, а на нижнем – два учебных класса и столовая. Спальные комнаты были большие, в них находились два стола для занятий, две роскошные кровати с хорошими теплыми одеялами и два шкафа для одежды. Перед кроватями – коврики».

Каждому курсанту выдали пальто, костюм, шляпу, ботинки. В школе училось всего десять человек, это были выпускники технических вузов, направленные в НКВД. За год следовало изучить иностранный язык, освоить курс страноведения, спецдисциплины и, конечно, историю ВКП/б/. В одной группе готовили радистов для заграничных резидентур, другую группу учили добывать и самим изготавливать необходимые нелегальному разведчику документы – паспорта, метрические свидетельства, дипломы…

Александра Феклисова командировали в Нью-Йорке в феврале 1941 года радистом, потом его перевели на оперативную работу.

Школа будущих разведчиков не раз меняла название.

В 1943 году она стала называться Разведывательной школой Первого управления Наркомата госбезопасности.

В сентябре 1948 года приказом по Комитету информации при Совете министров СССР ее переименовали в Высшую разведывательную школу. Кандидатуры слушателей школы утверждались в ЦК, «учиться на разведчика» отправляли работников партийного и советского аппарата.

В служебной переписке учебное заведение для разведчиков в конспиративных целях называли 101-й школой. Она находилась на двадцатом пятом километре Горьковского шоссе, поэтому слушатели говорили: «двадцать пятый километр» или «лес». Под школу действительно отрезали большой массив леса, окруженный высоким забором. Там находились учебные аудитории, общежитие и спортивные сооружения.

Наибольший интерес вызывали специальные дисциплины, то есть изучение разведывательного искусства, и практические занятия – организация встречи с агентом, закладка тайников, уход от наружного наблюдения. Тем, кто хорошо знал иностранные языки, учиться было легко. Остальным приходилось налегать на язык.

Самый молодой генерал в КГБ (ныне обвиненный в предательстве) Олег Данилович Калугин, принятый в 101-ю школу в 1956 году, вспоминал ее с большим удовольствием:

«Деревянные, аккуратно покрашенные двухэтажные дома, асфальтированные дорожки, ухоженные тропы, мерно качающиеся над головой верхушки елей и сосен, насыщенный запахом смолы прозрачный воздух – все это действует благотворно, вызывает чувство безмятежного покоя. В помещениях чисто и уютно, комнаты на двоих с маленькими ковриками и настенными светильниками. Аудитории просторны и солнечны. Прекрасная библиотека с подшивками иностранных газет на разных языках.

В просторном зале с пальмами официантки в белых передниках подают нам меню с богатым выбором блюд…»

Один из вполне удачливых разведчиков (орденоносец), вспоминая годы учебы в разведшколе, говорил мне:

– Самое сильное впечатление на меня произвела возможность читать служебные вестники ТАСС. Право читать на русском языке то, что другим не положено, сразу создавало впечатление принадлежности к особой касте. Специальные дисциплины были безумно интересными. Изучали методы контрразведки, потому что ты должен был знать, как против тебя будут работать там. Умение вести себя, навыки получения информации. Нас учили исходить из того, что любой человек, с которым ты общаешься, – даже если он не оформлен как агент, является источником важных сведений. А если от него невозможно ничего узнать, то и не стоит терять на него время…

В ноябре 1968 года школу переименовали в Краснознаменный институт КГБ СССР с правами высшего учебного заведения. Желающих учиться в институте было хоть отбавляй.

– Придя в КГБ, – рассказывал Андропов известному дипломату Валентину Михайловичу Фалину, – я установил порядок, что в учебные заведения комитета принимаются юноши и девушки только с девятнадцатилетнего возраста. Помогло. Ведь отбоя не было от звонков пап и мам. У всех чада – прирожденные чекисты, и после средней школы, семнадцати-восемнадцати лет от роду, их пристраивали к нам в систему…

Со временем Краснознаменный институт получил имя Ю.В. Андропова. В октябре 1994 года институт, как это было модно в те годы, переименовали в Академию внешней разведки…

В 1940 году в 5-м отделе ГУГБ НКВД под руководством старшего майора Павла Фитина работали шестьсот девяносто пять человек.

1-е отделение занималось Германией, Венгрией, Данией;

2-е – Польшей;

3-е – Францией, Бельгией, Швейцарией, Голландией;

4-е – Англией;

5-е – Италией;

6-е – Испанией;