– А как же я?
– Посидишь здесь, ничего с тобой не случится.
– А придет кто, а я здесь в таком виде? – перетрусил Ахмед.
– Так ты омовение совершаешь. Кто чего против скажет?
– О-хо-хо, – обреченно повесил нос Ахмед. – А вы быстро?
– Как получится.
– А как получится?
– Ахмед, ты свое время тратишь. – Максим натянул штаны, уселся на камень и быстро обулся. – К тому же кто тебя просил по крыше скакать?
– Никто не просил, – расстроено пробулькал в воду Ахмед.
– Тогда сиди и жди.
– Только вы побыстрее, шеф, ладно?
– Ладно, ладно. Постараюсь. – Максим выпрямился, притопнул туфлями, оглядел себя и подхватил кошель. – Ну, бывай!
– Ага, – уныло отозвался Ахмед, мелко дрожа, потом вздохнул и принялся отмываться от глины.
Максим взобрался наверх по каменистому пригорку, сориентировался и зашагал в направлении города, насвистывая привязавшуюся мелодию. Вскоре река осталась далеко позади, и шум ее бурных вод постепенно затих. Вокруг расстилалась холмистая местность, покрытая невысокой травой. Кое-где росли одинокие деревца и чахлые кустарники. Живности видно не было никакой, впрочем, как и людей.
– Наконец-то ты один, – прошелестел совсем рядом голос из ниоткуда.
Максим остановился и покрутил головой. Может, почудилось?
– Не ищи, я невидимый, – пояснил голос.
– Ты кто? – спросил Максим. Страха он не ощущал вовсе. Возможно, потому, что в интонации невидимого собеседника не слышалось ноток агрессии.
– Я Каззан.
– Какой еще казан?
– Да не казан, а Каззан! С большой буквы и двумя «з». О великий Сулейман, как же мне все это надоело!
– Ну, Каззан так Каззан, – пожал плечами Максим, подчеркивая «з». – Чего сразу сердиться-то?
– Я не сержусь – я опечален.
– Понимаю, сочувствую. – Максим засунул руки в карманы. – Чем могу, так сказать?
– В каком смысле, о Черный Махсум? – удивился голос.
– Я не черный, не белый и не серо-буро-малиновый. Просто Махсум, вернее, Максим.
– Я буду звать тебя Махсумом.
– Не возражаю. Так в чем, собственно, дело? А то меня, видишь ли, ждут.
– Знаю – бестолковый, назойливый, изрыгающий странные словечки пустозвон Ахмед.
– Довольно точное описание, но он мой друг, а я не люблю, когда о моих друзьях отзываются нехорошо.
– Я в тебе не ошибся, о Махсум!
– Рад за тебя. Еще что-нибудь?
– Да, вот тебе вещи для твоего друга. Подарок, так сказать.
И к ногам удивленного Максима прямо из воздуха выпала стопка вещей: рубаха, штаны, чувяки и даже веревочка для подвязывания штанов – все новенькое, неношеное, прямо с иголочки.
– С чего вдруг? – Максим даже не притронулся к подарку, памятуя о падающих с неба галушках.
– Предположим, хочется сделать что-нибудь хорошее, просто так.
– Не верю.
– В то, что хочется?
– В «просто так».
– Ты прав, о проницательный юноша, – помявшись, ответил Каззан. – Все не так просто.
– Рассказывай, я тебя слушаю. – Максим опустился на землю и, покряхтев, сложил ноги по-турецки.
– Но ты ведь торопился?
– Ты сэкономил мне уйму времени, так что я могу часть его потратить на тебя.
– Ты добрый, – почему-то всхлипнул джинн.
– Послушай, не мог бы ты показаться в каком-нибудь обличье, – попросил Максим. – А то я чувствую себя законченным идиотом, разговаривая с пустотой.
– Хорошо, –с заминкой отозвался Каззан.
Воздух перед Максимом заклубился, собрался в небольшое хмурое облачко с хвостиком-воронкой, из облака выпростались две могучие руки, а на голове распахнулись круглые желтоватые глаза без зрачков.
– Так лучше? – спросил Каззан.
– Гораздо, – невольно поежился Максим. Живого джинна он видел впервые в своей жизни. Зрелище было не особо приятным. Особенно глаза. – Постой, а не тот ли ты джинн, что раньше служил Абаназару, и которого освободил Ала ад-Дин.
– Откровенно говоря, именно тот, – почему-то смутился Каззан, и глаза его немного изменили оттенок на зеленовато-коричневый.