– Я заранее уверен, что вы с ним поладите. Он также горд, как и вы, и с таким же презрением относится к жизни.
– Разве я горда?
– Еще бы!
– О, вы и не подозреваете, до какой степени я смиряюсь!
– Перед Богом?
– И перед людьми, если они этого заслуживают.
– Вы полагаете, что без жертв самоотречения и богоугодных дел нет счастья на земле?
– Мы должны всеми силами стараться заслужить отпущение наших грехов и жизнь вечную, за пределами гроба, а во всем остальном положиться на волю Божию.
– Да вы фаталистка, как я вижу!
– Нет, но я твердо убеждена, что над нами есть промысел Божий, который управляет всеми нашими мыслями и поступками.
– Следовательно, и кровь проливается на земле по воле Божией?
– Да.
– И вы в этом серьезно убеждены?
– Я докажу вам это на деле сегодня же вечером. Я войду в клетку ко льву, и он меня не растерзает, если это не суждено Богом.
– Извините меня, но такую отвагу можно назвать безумием.
Эмма встала из-за стола, заметив, что пора идти, и, надев шубу, вышла вместе с Сесавиным из дома. Представление уже окончилось. Одетый в красное негр отвел их в зверинец. Каров вышел им навстречу и предложил свои услуги в качестве чичероне.
– Гордые животные, – заметила девушка, останавливаясь у львиной клетки, – чем вы укрощаете этих зверей, господин Каров?
– Взглядом и голосом, – отвечал тот. – Если вам угодно, я могу продемонстрировать это в вашем присутствии.
– Нет, благодарю вас… Мне бы хотелось самой войти в клетку.
– Помилуйте! Вы не умеете с ними обращаться! Да они вас растерзают!
– Я хочу только попробовать.
– Вы шутите? – спросил Сесавин.
– Нет, я говорю серьезно. Если Господу не угодно, чтобы я умерла сегодня, – лев меня не тронет. Меня так и тянет в эту клетку; я и сама не знаю, что со мной происходит. Если я останусь жива каким-нибудь чудом, это будет значить, что существование мое на земле не бесцельно; если же мне суждено умереть в когтях хищных зверей, то я и на это готова… Позвольте же мне войти в клетку.
– Я не смею этого делать, – отвечал Каров.
– Не смеете? – повторила Эмма. – Ну, так я вам приказываю отворить мне клетку! Понимаете?!
– Я готов повиноваться, но вы войдете туда вместе со мной.
– Нет, я войду одна.
– Ради Бога, не продолжайте этой шутки, не терзайте меня! – взмолился Сесавин.
– Я войду в эту клетку одна, – повторила Эмма и прибавила, обращаясь к Карову: – Подайте мне ваш хлыст и отоприте дверь.
– Не смейте этого делать! – воскликнул Сесавин, Но слова его не произвели на Карова никакого впечатления. Им овладело какое-то нравственное оцепенение, под влиянием которого он беспрекословно исполнил приказание Эммы: подал ей хлыст и отворил дверь львиной клетки; но, стоя за ее спиной, он вынул из кармана револьвер и держал его наготове, не спуская глаз с хищника.
Сесавин, бледный, как полотно, стоял перед клеткой, любуясь неустрашимой красавицей, которая так хладнокровно подвергала свою жизнь опасности.
– Вставай! – воскликнула она, толкнув льва ногой в бок. – Растерзай меня, если осмелишься! – и удары хлыста так и посыпались на хищника и его сожительниц.
Озадаченные звери грозно зарычали и попятились. Лев, колотя хвостом по полу, присел на задние лапы, глаза его метали искры… Сердца присутствующих замерли от ужаса… Гибель Эммы казалась неизбежной… А она, отбросив в сторону хлыст и сложив руки на груди, стояла перед разъяренным зверем, словно христианская мученица посреди арены.
– Да будет воля Божия, – проговорила она твердым голосом.
Лев встал на ноги, поднял голову, пристально посмотрел на Эмму и затем преспокойно растянулся у ее ног.
В эту минуту Каров с быстротой молнии подхватил девушку на руки и захлопнул дверь клетки.
– Редкая, невероятная отвага, – проговорил он, едва переведя дух.
По губам красавицы скользнула самодовольная усмешка.
– Не суждено мне было умереть сегодня, – обратилась она к Карову, – очень вам благодарна за то, что вы исполнили мою просьбу, и прошу вас на меня не сердиться.
– Я пережил ужасные минуты и никогда их не забуду, – отвечал Каров.
– Верите ли вы теперь в предопределение судьбы? – спросила Эмма, беря Сесавина под руку.
– Если вам хотелось сделать из меня прозелита, вы в этом вполне преуспели, – ответил влюбленный поклонник.
XII. Стрела Купидона
Ядевский возвращался домой после развода усталый и задумчивый, не обращая внимания ни на роскошные магазины, ни на щегольские экипажи, ни на идущих по тротуару нарядно одетых женщин. Вдруг с противоположной стороны донесся голос Анюты Огинской, которая в сопровождении старушки няни поспешно переходила через улицу.
– Как я рада, что вы попались мне навстречу! – вскричала девушка, пожимая руку Казимира. – Мы едем сегодня в оперу; надеюсь, вы тоже там будете?
– Непременно.
– И придете к нам в ложу?
– Если вы позволите.
– Вы не заняты службой? – спросила Анюта. – Ну, так проводите меня хоть до бульвара.
– С удовольствием.