Полное собрание сочинений. Том 7. Произведения 1856–1869 гг.

– Не сказывай, на двугривенный. Взялъ Андрей двугривенный, что станешь д?лать. Только не Андрей одинъ узналъ, стали зам?чать по деревн?: часто на?зжаетъ гуртовщикъ, Маланька съ солдаткой б?гаетъ. – Ну, да мало ли что говорятъ, в?рнаго никто не зналъ. Прi?зжаетъ разъ Евстратъ ночью. Слышалъ ли онъ, или такъ, – бабы н?тъ.

– Она, – говорятъ, – на гумно пошла.

Пошелъ въ овинъ – голоса. Задрожалъ даже весь. Въ сарай, глядь – сапоги.

– Эй, кто тамъ? – да дубиной какъ треснетъ; дворникъ въ ворота, да б?жать. Малашка выскочила въ рубах? одной, въ ноги.

– Чьи сапоги?

– Виновата.

– Ладно-жъ, ступай въ избу.

А самъ сапоги взялъ понесъ. Легъ спать одинъ. Утромъ взялъ черезсед?льню свилъ, видитъ Андрей. Зазвадъ бабу въ чуланъ, ну жучить; что больше бьетъ, то больше сердце расходится. – «Не гуляй, не гуляй! – за волоса да объ земь, глазъ подбилъ. А она думаетъ: «Въ брюх? то что сидитъ, не выбьешь».

Мать стала просить. Какъ крикнетъ: «Кто меня учить съ женой будетъ!» что мать застыдилась, прощенья просить стала. Запрегъ лошадь, по?халъ съ Андреемъ пахать. Сталъ допрашивать.

– Ничего не знаю.

Прi?халъ домой, отпрегъ, баба ужинать собираетъ – летаетъ, не ходитъ; умылась, убралась, синякъ видно, и не см?етъ взглянуть. Поужинали. Старики пошли въ чуланъ. Легъ на полати, къ краю, ничего не говоритъ.

– Туши лучину.

Потушила. «Что будетъ д?лать?» думаетъ. Слышитъ, разувается. Ладно. Видитъ, прошла мимо окна. В?дь шесть м?сяцевъ дома не былъ, да и побилъ. Такъ то мила она ему. Подл? него зашевелилась молча. Приподняла армякъ, какъ прыгнетъ къ нему, какъ козочка, въ одной рубах?, обняла, чуть не задушила.

– Не будешь?

– Не поминай!

Съ т?хъ поръ и забыла думать о дворник?.[29 - В подлиннике рукой С. А. Толстой сверху надписано: гуртовщик?.] А Евстратъ сапоги продалъ за 6 р. и см?ялся часто:

– Не попался онъ, я бы съ него и армякъ снялъ.

Андрюха дожилъ до Покрова и пошелъ домой и долго все не забывалъ, а тутъ на него землю приняли, женили. Черезъ 9 м?сяцевъ Маланья родила, выпечатала въ дворника, и любимый ее былъ старшiй этотъ самый Петрушка.

[ВАРИАНТЫ К «ИДИЛЛИИ».]

ИДИЛЛІЯ

не играй съ огнемъ – обозжешься.

[ПЕРВАЯ РЕДАКЦИЯ]

[1.]

Маланья Дунаиха взята изъ чужой деревни – Малевки. Сосваталъ ее старикъ Дутловъ за старшаго сына но знакомству. Своихъ нев?стъ тогда въ деревн? не было, да и д?вочка была славная и изъ дому хорошаго. – Замужъ она вышла всего годочковъ 14; вовсе ребенокъ несмысленой была. Ни силы еще, ни понятiя вовсе не было. На груди занав?ску гд? хочешь перетяни, какъ скатерть на стол? постели. Чуть прим?тно, что не парень паневу над?лъ. Не скажешь, что баба, даромъ что платкомъ повязана. Понесетъ ушатъ съ водой, такъ какъ лозинка качается. А Евстрата – мужа такъ звали – съ перваго начала страхъ не любила. – Какъ огня боялась. Онъ, бывало, къ ней, а она плакать, щипать, кусать его примется. Вс? плечи, руки у него въ синякахъ были. И не м?сяцъ и не два, а годъ и другой и третiй не любила она его. Ну, бабочка она акуратная изъ себя, смирная, да и жили то Дутловы по Божьему и исправно, такъ и не принуждали дюже молодайку ни къ работ?, ни что. —

Дутловы въ то время – хоть не богачи были – а люди съ достаткомъ. Старикъ самъ въ пор? еще былъ, тягло тянулъ, сына женилъ, другую землю принялъ; второй сынъ, Трифонъ, ужъ подсобка была, пахалъ; солдатка еще съ ними жила, барщина не тяжелая была; лошадей было головъ 8 съ жеребятами, дв? коровы, пчелки были (и теперь у нихъ та же порода ведется). Дороже всего, что старикъ мастеръ былъ по колесной части, и Евстратка у него понялъ хорошо, такъ что кром? всего наработки хорошiе были; и въ работ? то натуги не было, и ?ли хорошо, въ праздникъ и винца купятъ.

Прошелъ годъ, и два, и три, какъ Маланька въ дворъ вошла, повыросла, разрумянилась, раздобр?ла, повыравнялась бабочка, такъ что узнать нельзя. Въ праздникъ уберется – бусы, ленты, платокъ ковровый, выйдетъ на улицу – изо вс?хъ бабъ баба. И изъ дому то было, да и мужъ гостинцами дарилъ, какъ купчиха какая. Платокъ алый, брови черные, глаза св?тлые, лицо румяное, чистое, сарафанъ ситцевый, коты строченые, сама какъ береза б?лая была, никакой бол?зни никогда надъ собой не знала. Выйдетъ ли въ хороводъ борша водить – краля; или плясать пойдетъ, – такъ ажъ пятки въ спину влипаютъ – картина. Къ работ? тоже очень ловка и сносна стала. Съ граблями ли, съ серпомъ, на барщин? ли, дома – никого впередъ не пуститъ, такую ухватку себ? взяла, эамучаетъ бабъ вс?хъ, а домой идетъ – п?сню запоетъ, помужицки такъ, изъ за рощи слышно, <али пляшетъ передъ хороводомъ>. А домой придетъ – ужинать соберетъ, старух? подсобитъ. – Свекоръ съ свекровью не нарадуются, какая молодайка вышла, а мужъ и души не чаялъ. Бывало, ни въ праздникъ, ни въ будни пройти ей не дадутъ; всякой поиграть хочетъ – старики, и т? приставали. Со вс?ми см?ется, только худого ничего не слышно было; однаго мужа любила, такъ то къ нему привыкла, что какъ на нед?лю ушлетъ его отецъ за ободьями,[30 - В подлиннике: обидями] или что, такъ какъ тоскуетъ <воетъ воетъ, словно по матери родной убивается>; a прi?детъ мужъ, и не знаетъ какъ приласкать, не то что прежде – къ себ? подойти не пускала, какъ кобылка степная.

– Вишь, по комъ вое, – говоритъ ей разъ сос?дъ Никита, – конопатаго чорта то какъ жал?я, какого добра не видала, – пошутилъ онъ.

Такъ какъ вскинется на него. Хот?лъ онъ было поиграть съ ней – куда.

– Конопатый, да лучше тебя, что ты чистый, а вотъ что теб? отъ меня.

Да какъ ткнетъ ему пальцемъ подъ носъ. Оно точно, Евстратъ-то ея конопатый былъ и изъ себя нескладный, длинный, грубой, неразговорчивой мужикъ былъ. Только что здоровъ, противъ него силой другого по деревн? не было, и хозяинъ иастоящiй былъ. Даромъ что молодой, отецъ его однаго, бывало, за всякими д?лами посылаетъ. Что я, что Евстратка, все одно, говоритъ. И Евстратка жену еще пуще любить сталъ, только въ одномъ скучалъ, что д?тей не было. Бывало и старуха скажетъ:

– Что не рожаешь, буде гулять-то: порадовалась бы, хоть внучку покачала, Маланьюшка, право.

– A разв? я бы не рада, – скажетъ, – ужъ и то людей стыдно. Намеднись и то Ризунова изъ церкви съ младенцомъ прошла, молитву принимала; всего второй годъ замужемъ. Такъ у ней небось мужъ дома живетъ.

Изв?стно, годъ-другой погулять баб? не порокъ, ну, а какъ баба то ражая, въ самой пор?, a д?тей не рожаетъ, и народъ см?яться станетъ.

Отъ этаго Малань? на третiй годъ пуще тошно стало, какъ свекоръ мужа на все л?то въ работу за 100 верстъ отдалъ. Сына за 120 р. отдалъ, а работника нанялъ за 32 р. да рукавицы. Хозяину разсчетъ, a баб? горе. Взвыла баба, какъ проводила его, какъ будто сердце что чуяло. Какъ по матери родной убивалась.

И п?сня поется: «Безъ тебя, мой другъ, постеля холодна».

<Д?ло молодое, жаркое, въ самомъ соку баба, всегда съ народомъ, съ молодыми ребятами на работ? съ утра до поздней ночи. Тоже и мясо ?ла. Тотъ пристаетъ, другой пристаетъ, а мужа черезъ три м?сяца жди>. Днемъ см?ется, см?ется съ народомъ, a посл? ужина схватитъ, сердешная, постель да къ солдатк? въ чуланъ. Страшно, – говоритъ, – Настасьюшка, одной. Да еще все просится къ ст?нк?. Все, говоритъ, – чудится, что вотъ вотъ схватитъ кто меня за мои ноженки, потащитъ меня – боюсь страхъ. – A сама не знаетъ, чего боится. И баба кажись не таковская, чтобы побояться чего нибудь.

2.

И прежде приставали къ баб?, а какъ мужъ у?халъ, такъ вовсе покою съ утра до вечера давать не стали. Она и сама говорила, что такаго веселья, какъ въ это л?то, никогда ей не было. И случаевъ много ей было, коли бы захот?ла пустяками заниматься. – Придетъ, бывало, съ утра староста пов?щать, еще зорька занимается; къ другимъ десятскаго пошлетъ, а ужъ къ Дутловымъ самъ зайдетъ, часъ ц?лой сидитъ, съ бабами шутитъ. Старостой Михей ходилъ, малый молодой, немученый и до бабъ iорникъ б?да былъ. Какъ только одну захватитъ, и начнетъ:

– Только прикажи, что хочешь сд?лаю, никуда посылать не стану, мужа на оброкъ выхлопочу, платокъ куплю, что велишь, все сд?лаю, все могу, только не мучь ты меня.

Такъ ни да, ни н?тъ не скажетъ.

– На барщину, – говоритъ, – посылай, мн? весел?й на мiру работать, дома таже работа; платка твоего мн? не нужно, мн? мужъ привезетъ; на оброкъ мы и такъ не хотимъ, a сд?лать ты мн? ничего не можешь. Не боюсь тебя, да и все.

Честью просить станетъ:

– Маланьюшка, матушка, в?дь много другихъ бабъ, а ни одна не мила.

Обниметъ ее, такъ см?ется:

– Ладно, ладно, – говоритъ. – Разв? можно теперь, хозяинъ придетъ, разв? хорошо?

– Такъ когда жъ? съ работы?

– Изв?стно, съ работы, какь пойдетъ народъ, а мы съ тобой въ кусты схоронимся, чтобъ твоя хозяйка не видала. – А сама на всю избу заливается, хохочетъ.

– А то, моль, разсерчаетъ дюже твоя Марфа то старостиха.

Такъ что не знаетъ староста, шутитъ-ли, н?тъ-ли. При свекор?, при свекрови все свое кричитъ, не стыдится. Нечего д?лать, пов?ститъ, какъ будто зат?мъ только и приходилъ, пойдетъ съ палочкой по другимъ избамъ. А все кого другихъ и лишнiй разъ пошлетъ, и на тяжелую работу, а Дутловы какъ хотятъ, такъ и ходятъ, и все изъ за Маланьки. – Маланька охотница была на барщину ходить, особенно на покосъ. Дома прiуправится, уберется, какъ на праздникъ, возьметъ грабли, въ завтраки выйдутъ съ солдаткой на покосы.

Идетъ разъ такимъ манеромъ черезъ рощу. Покосъ на Калиновомъ лугу былъ. Солнышко повышло изъ за л?са, день красный, а въ л?су еще холодокъ. Опоздали они съ солдаткой, разулись, идутъ л?скомъ, гутарютъ. Только вышли на пол?, мужики господскую пашню поднимаютъ. Много мужиковъ, сохъ 20 на десяти десятинахъ по дорог? было. Гришка Болхинъ ближе вс?хъ къ дорог? былъ, – шутникъ мужикъ, – завид?лъ бабъ, завернулъ возжу, уткнулъ соху, вышелъ на дорогу, сталъ играть съ бабами, не пускаетъ. Онъ слово, а они два; другiе ребята молодые тоже сохи побросали, подошли, вс?хъ Маланька переполошила, п?сню заиграли, плясать вздумали. Такую гульбу сд?лали, какъ свадьба ровно. Глядь, а изъ за рощи прикащикъ верхомъ ?детъ. – Какъ завид?лъ, плеть поднялъ, запустилъ черезъ пашню рысью на мужиковъ. По щетку лошадь въ пашн? вязнетъ – челов?къ грузный.