Полное собрание сочинений. Том 7. Произведения 1856–1869 гг.

– Мн? широкъ, – сказала я, снимая.

[140 - Абзац и многоточие редактора.]Онъ отм?рилъ три четверти съ двумя пальцами, прикинулъ себ? за спину, – концы пояса чуть показались по краямъ его живота.

– Ну вотъ, это была моя талiя.[141 - Зачеркнуто: И волосы были такiе, какъ у тебя.] И этаго ничего не было, – сказалъ онъ, своей красивой загор?лой рукой поднимая длинные б?лые бакенбарды.

– Ну, однимъ словомъ, вы были кто-то такой, но не дядя, а въ тысячу разъ хуже.

– Пожалуй, что хуже. Но я былъ такой. – Ну вотъ… – Я былъ еще въ университет?…

– Н?тъ, да вы хорошенько все, все разскажите, чтобъ я поняла. Я не могу представить себ?, чтобы вы тоже соблазнялись.

– Ну, хорошо.[142 - Зачеркнуто: Я на 1-мъ курс? прi?халъ, какъ всегда, на л?то домой.]

Мн? было 16 л?тъ. Я только что поступилъ въ университетъ и по[с]л? напряженнаго, столь чуждаго 16-ти л?тнему,[143 - Зачеркнуто: возрасту] здоровому, полному жизни малому труда приготовленiя къ экзамену прi?халъ къ дяд? въ деревню.

Ходя въ грохот? мостовой по раскаленнымъ майскимъ солнцемъ пыльнымъ городскимъ улицамъ, по бульварамъ съ запыленными липками, я думалъ о деревн?, настоящей деревн?, въ которой я выросъ и [воображалъ себя] въ деревн? большимъ, студентомъ, <безъ принужденныхъ занятiй,> съ правомъ когда хочу ?хать верхомъ, купаться, идти на охоту, лежать съ книжкой въ саду и ничего не д?лать кром? того, что мн? хочется, и это счастье казалось мн? столь великимъ, что я не в?рилъ въ его возможность и отгонялъ мысль о немъ, чтобы не потерять посл?дней силы работать къ экзамену.

Но экзамены прошли, съ своими страшными тогда и тотчасъ же забытыми перипетiями, съ сомнительнымъ баломъ изъ латыни; я над?лъ мундиръ и снялъ его и, распростившись съ профессоромъ, у котораго жилъ, въ первый разъ одинъ по?халъ на почтовыхъ и прi?халъ къ дяд? и скоро зам?тилъ, что я ожидалъ слишкомъ многаго, что было все то, чего я ожидалъ, но что въ этомъ положенiи, въ деревн?, ожидалъ [я] еще большаго, и еще больше была несоответственность того, что я им?лъ, съ т?мъ, чего желалъ, ч?мъ она была, когда я держалъ экзамены.

Дядя, бывшiй лейбъ гусаръ, воспитанный у езуитовъ, утонченный, остроумный старикъ (какъ мн? тогда казалось, ему было подъ 50) принялъ меня ласково и отвелъ мн? комнатку во флигел?. Дядя ц?нилъ въ людяхъ больше всего вн?шность, чистоплотность, элегантность одежды, р?чи и манеръ. Съ свойственной молодости способностью подд?лываться подъ чужiе взгляды, я тотчасъ же усвоилъ себ? то, что ему нравилось, и онъ былъ мною вполн? доволенъ. Я сходился съ нимъ и съ теткой за об?домъ и ужиномъ, иногда сид?лъ и, чувствуя себя польщеннымъ его вниманiемъ, какъ къ большому, слушалъ его разсказы, слушалъ его музыку и р?чи о музык?, и самъ разсказывалъ ему. Иногда онъ заходилъ ко мн? въ мой флигель и радовался на чистоту и акуратность, въ которой я держалъ свое пом?щенiе.

Меня вн?шнее устройство моей жизни тоже радовало. Это было въ первый разъ, что я самъ по своему устроился и одинъ жилъ. По утрамъ я пилъ кофе у себя. Я вставалъ рано, купался, над?валъ чистое б?лье. Челов?къ пока чисто-чисто (я очень взыскателенъ былъ тогда на чистоту) убиралъ мою комнату. Я приходилъ, акуратно и изящно разставлялъ свои вещицы у окна и садился съ книгой за кофе. Я читалъ философскiя книги. И первые дни это радовало меня; но скоро я отрывался отъ книги, смотр?лъ въ окно на елку и групу березъ, между которыми у дяди жилъ прежде медв?дь, и красота этих березокъ, этой елки, травы курчавой, св?та и т?ни, мухъ, собаки, свернувшейся кольцомъ, такъ начинали волновать меня, что я признавался себ?, что эта акуратность, чистота, свобода и философiя – не то, что что то другое, такое, которое удовлетворитъ мои желанiя, нужно мн?. Я представлялъ себ?, какъ дядя жилъ встарину, когда былъ молодъ, какъ я буду жить посл?, и въ душ? поднималась тревога, и я придумывалъ, что бы мн? д?лать, чтобы не пропустить время и наслаждаться какъ должно.

Медв?дь? – Охота? – Да, надо охотиться. Я заводилъ дружбу съ[144 - Зачеркнуто: Игнатомъ] Семеномъ садовникомъ, и мы вставали до зари и шли на охоту.[145 - Зачеркнуто: Но время было не охотничье] Все это было прекрасно: раннее утро, роса, мочившая ноги, глушь л?са, жажда къ утру и купанье въ озер?, – но нестолько потому, что время было не охотничье, и мы ничего не убили, сколько опять потому же, что эти охотничьи прогулки вызывали [во] мн? еще более сильныя и неудовлетворенныя желанiя. Купер[овскiй] Патфайндеръ,[146 - В подлиннике: Куперъ Потфейндеръ] Американскiе д?вственные л?са, возможная величественная д?ятельность въ этихъ л?сахъ представлялись мн?. И все то, что было теперь, было не то и только раздражало меня и приводило въ унынiе. Тоже было съ рыбной ловлей, съ верховой ?здой, съ музыкой, которой я началъ опять учиться, съ пос?щенiями сос?дей, къ которымъ меня возилъ дядя. Я начиналъ съ восторгомъ и уб?ждался тотчасъ же, что это – не то, и бросалъ. Я былъ свободенъ, молодъ, здоровъ, я былъ счастливъ, – должно бы это называться счастьемъ, – но въ душ? моей жила тоска, поэтическая юная тоска праздности и тщетнаго ожиданiя великаго счастiя, которое не приходило.

– Что это Алена Силовна нынче ужасно любезничала, – сказалъ дядя жен?, когда мы возвращались изъ церкви въ Троицынъ день. – Она назвалась прi?хать съ дочерью.

– Ты вид?лъ дочь? – спросилъ онъ у меня. – Она изъ Смольнаго. Elle est gentille.[147 - [Она мила.]] Не правда ли?

Я покрасн?лъ, какъ всегда красн?лъ, когда говорили о женщинахъ. Я о женщинахъ зналъ только, что они опасны, и боялся ихъ.

– Да, кажется, – отв?чалъ я искренно, потому что во время об?дни я чувствовалъ н?сколько разъ, что я задыхаюсь отъ быстроты бiенiя моего сердца. И всякiй разъ, оглянувшись, я встр?чался съ взглядомъ дочери Алены Силовны. Хороша или дурна она была, я не могъ знать, потому что лицо ея представлялось мн? всякiй разъ въ сiянiи недоступнаго мн? блаженства. Я не в?рилъ, что она смотр?ла на меня. Я былъ, в?роятно, на дорог? ея взгляда. Я помнилъ только что-[то] тонкое, воздушное и взглядъ н?жный и ласкающiй полузакрытыхъ глазъ. И помню, что было тамъ, около этого взгляда, блескъ, волоса и б?лизна шеи.

– Да, очень, – отв?чалъ я.

– Это, кажется, на твой счетъ она такъ любезничала. Faites lui la cour, mon cher.[148 - [Поухаживай за ней, мой милый.]] Вотъ теб? и занятiе.

– Ахъ, Владимiръ Ивановичъ, она нев?ста, – сказала тетка.

– Ну, да онъ не отобьетъ ее. Да за кого выдаютъ?

– За сына Ивана Федор[овича].

– Путейца? Ну, отбей, я разр?шаю.

Т?мъ разговоръ кончился. Но мн? онъ не понравился. Какъ могъ дядя такъ см?яться о томъ, что для меня такъ важно! Важно для меня было то, – я зналъ, – что вс? мущины, даже молодые, бываютъ влюблены и бываютъ любимы, но про себя я не см?лъ думать, чтобы я когда нибудь могъ быть любимымъ. Когда я влюбился въ первый разъ въ Зину Кобелеву, она только посм?ялась надо мной; а потому я уже давно р?шилъ, что я никогда не буду влюбляться, чтобы не испытать такого же мученья, и постараюсь жить безъ этаго. Дядя же такъ легко, шутя, растравлялъ мою эту рану. И про кого же онъ говорилъ это? Про это небесное вид?нiе, бывшее мн? въ церкви. Разв? я см?лъ думать объ этомъ? а онъ заставляетъ думать, и мн? больно. – «Нарочно, если он? прi?дутъ, я уйду съ ружьемъ. И лучше – всетаки она догадается, что я ушелъ отъ нее нарочно, и можетъ быть пожал?етъ».

Но я не усп?лъ исполнить своего нам?ренiя. Посл? об?да я пошелъ ходить съ Трезоромъ и легъ на трав?, завязывая узелки на травахъ и думая о томъ, какъ я такъ буду играть на фортепiано, что (такъ какъ я не буду играть ни для кого) будутъ тайно подкупать моего лакея, чтобы слушать по ночамъ мои фантазiи. Я слышалъ даже эти фантазiи и отбивалъ басъ л?вой рукой, какъ Трезоръ пришелъ и лизнулъ меня въ носъ. Я взялъ его за лапы и сталъ играть его лапами фантазiи, какъ вдругъ изъ за рощи вы?хала коляска, и, несомн?нно, она засм?ялась и указала на меня. Я приподнялся и поднялъ шляпу. Он? про?хали, и она улыбнулась. Я всего прекраснаго ожидалъ отъ нея, но не этой прелестной, н?жной, ласковой, братской и шельмовской улыбки. – «Н?тъ, я не пойду на охоту, а если пришлютъ за мной, над?ну новый сертукъ и пойду въ домъ. Я скажу, что собаки гораздо умн?й, ч?мъ мы думаемъ»… Я шелъ, думалъ и все улыбался все той же улыбкой, какъ она улыбнулась. Кучеръ ихъ стоялъ и смотр?лъ на меня. Какой милый былъ кучеръ! какая коляска, старая, починенная, но милая, н?жная коляска. Какiя были лошади съ заплетенными гривками. Правая гн?дая съ согнутыми передними ногами обмахивалась головой отъ мухъ. Только у нея могли быть такiя лошади. Я никогда не видалъ больше такихъ лошадей, лошадей совершенно особенныхъ, новыхъ и такихъ, которыя въ своемъ вид? выражали счастiе, радость, об?щанiе блаженства. Въ запах? пота отъ лошадей было тоже новое и блаженное выраженiе.

Лакей Павелъ пришелъ, улыбаясь, передать слова дяди: «Приказали придти помогать барышень занимать».

Я понималъ, что можно было занимать Алену Силовну и другую, которая сид?ла на переди, – кажется, это была воспитанница и крестница Алены Силовны, – но ее, Пашеньку, – ее звали такъ, – никто не могъ занимать. Она могла сид?ть, в?чно улыбаться, и больше ничего не нужно было, и вс? будутъ счастливы.

Трудно мн? было войти въ комнату, гд? они сид?ли (въ диванной у фортепiано), трудно и сов?стно, какъ сов?стно оборванцу нищему внести свои лохмотья въ осв?щенную яркимъ св?томъ пышную залу бала. Мн? стыдно и больно было выставить свое ничтожество на яркомъ св?т?, которымъ она осв?щала все вокругъ себя. Но я вошелъ. Все сiяло, и стоило мн? подойти къ ней и пожать ея руку, какъ робость моя уже прошла. Вс? сiяли: тетка, Алена Силовна, воспитанница и въ особенности дядя, любившiй хорошенькихъ: онъ, видимо ухаживалъ ужъ за ней.

* СТЕПАНЪ СЕМЕНЫЧЪ ПРОЗОРОВЪ.[149 - Первоначально было: Андрей Иванычъ Прозоровъ; в тексте рассказа встречается и то и другое имя и отчество.]

<Былъ одинъ богатый пом?щикъ А[ндрей] И[ванычъ] Прозоровъ. Онъ былъ молодъ,[150 - Зачеркнуто: ему было 25 л?тъ, а его выбрали предводи[телемъ]] красивъ, силенъ, здоровъ, жена у него была добрая и красивая, было двое прекрасныхъ д?тей, сынъ и дочь, во всемъ ему была удача, и онъ былъ всегда доволенъ и веселъ и вид?ть не могъ несчастье другихъ людей. Если онъ вид?лъ несчастье и могъ помочь, онъ все готовъ былъ сд?лать для несчастнаго и посл?днюю рубашку готовъ былъ отдать; а если ужъ не могъ помочь, то начиналъ махать руками и плакать и уб?галъ вонъ, чтобъ не видать несчастiя. Жена и мать его, старушка, часто упрекали ему за то, что онъ много тратилъ денегъ. Но онъ имъ говорилъ: «На что жъ деньги, если ихъ не тратить», – и собиралъ гостей, задавалъ об?ды, балы, и кто не просилъ у него, вс?мъ давалъ. И сколько онъ не моталъ денегъ, деньги сами шли къ нему. Что онъ больше бросалъ деньги, то деньги больше шли къ нему.>

Въ <Тульской> Сандарской губернiи въ <Одоевскомъ> Никольскомъ у?зд? жилъ молодой богатый пом?щикъ. Ему досталось отъ отца большое состоянiе, но онъ скоро почти все прожилъ. Онъ продалъ два им?нья, и оставалось у него одно, то, въ которомъ онъ родился и въ которомъ были похоронены его отецъ и мать, и на этомъ им?ньи было столько долговъ, что онъ ждалъ всякую минуту, что продадутъ и это им?нье, и ему ничего не останется. Но несмотря на то Степанъ Семенычъ жилъ, какъ и всегда, богато и весело, и домъ у него былъ полонъ гостей, и что у него было, въ томъ онъ никому не отказывалъ.

Одинъ разъ онъ по?халъ на охоту съ товарищами и пере?зжаетъ верхомъ черезъ большую дорогу, видитъ въ лощинк? завязъ возъ съ с?номъ, мужикъ <тянетъ за подтяжки одной рукой лошадь,> а другой бьетъ вилами худую лошаденку, а лошаденка бьется, падаетъ на кол?ни, а вывезти не можетъ. А на дорог? сидитъ баба пригорюнившись. Охотники про?хали, и одинъ изъ нихъ посм?ялся мужику: «Ты бы бабу на пристяжку запрегъ, а то что она такъ сидитъ». Мужикъ былъ большой, сильный и угрюмой. Онъ погляд?лъ на охотника, хот?лъ сказать что-то, потомъ раздумалъ и изъ вс?хъ силъ сталъ бить лошадь. А баба сказала: «Ахъ, родной ты мой кормилецъ, чт? бы пожал?ть челов?ка, а ты зубоскалишь», – и заплакала. Лошадь рванулась и упала. Мужикъ бросилъ вилы и сталъ выпрягать. Андрей Иванычъ подъ?халъ къ мужику и говоритъ: «Чтоже, или она не кормлена у тебя?» Мужикъ не отв?чалъ. А баба рада поговорить, да и говорить мастерица, стала разсказывать и все разсказала, какъ они одиноки живутъ, хл?ба не родилось, двухъ лошадей увели, сына женили, а сынъ померъ, и прогн?вался на нихъ Господь, и пропадомъ пропадаемъ. Мужикъ ничего не говорилъ, а вытаскивалъ за хвостъ лошадь изъ оглобель. У мужика лицо было такое серьезное, хорошее, и баба такая жалкая показалась, что Андрею Иванычу стало жалко. «Василiй, – закричалъ онъ охотнику, который посм?ялся надъ мужикомъ, – подъ?зжай!» Василiй подъ?халъ. – «Сл?зай съ лошади – разс?длывай!» – Василiй сл?зъ и разс?длалъ, не зная что будетъ. «Возьми с?дло и неси домой, – недалеко, верстъ десять. А ты, дружокъ, какъ тебя звать?» – сказалъ онъ мужику. – «Миколай, кормилецъ, Миколай Труновъ», – отв?чала баба за мужика. Мужикъ снималъ хомутъ и смотр?ть не хот?лъ на Андрея Иваныча. – «Такъ ты, Николай, возьми лошадь, вотъ эту. Она добрая и хорошо воза возитъ». – Мужикъ посмотр?лъ и отвернулся, онъ думалъ, что см?ются. – «Охъ, ты мой бол?зный, – заговорила баба, – что см?яться то». —

– «Бери, чтоль». – Но ни мужикъ, ни баба не брали лошади. Тогда Андрей Иванычъ вел?лъ привязать лошадь къ мужицкому возу и самъ ускакалъ прочь. – «Ты смотри, не краденъ ли?» – закричалъ мужикъ всл?дъ. – «Не краденъ, не бойся! – закричалъ Андрей Иванычъ, – моего завода, Прозорова, Андрей Иваныча».

Когда въ этотъ вечеръ Андрей Иванычъ вернулся домой, къ нему навстр?чу выб?жала его нянюшка Марья Лукинишна, – она была у него экономка, – и со слезами стала разсказывать ему, что въ дом? становой и другiе чиновники, и переписываютъ вс? вещи, и все хотятъ продать, и им?нье продадутъ.

«Ничего, Лукинична, поправимся, – сказалъ Андрей Иванычъ, – а вели-ка об?дать давать». – Онъ позвалъ Становаго и чиновника об?дать и веселился и см?ялся съ ними за об?домъ, a посл? об?да вел?лъ имъ д?лать свое д?ло, а самъ вел?лъ запречь лошадей и по?халъ въ городъ ко вс?мъ роднымъ и знакомымъ просить денегъ. Онъ просилъ взаймы. Но никто не далъ ему. Онъ уже хот?лъ ?хать домой, какъ вспомнилъ про тетку, которая очень любила его. Онъ прi?халъ къ ней и разсказалъ все. «Я тебя люблю и помогла бы теб?, Андрюша, да у меня своихъ денегъ н?тъ, а есть д?тскiя. Отдашь ли ты?» – «Я отдамъ непрем?нно», – сказалъ Андрей Иванычъ, – и онъ точно думалъ отдать. И тетка взяла съ него честное слово, что онъ перестанетъ жить такъ роскошно и въ [срокъ?] деньги эти заплатитъ. Андрей Иванычъ далъ честное слово, взялъ деньги и по?халъ въ <Москву> городъ. Но въ Москв? встр?[тился] ему его прiятель, и онъ, вм?сто того чтобы заплатить деньги, прожилъ ихъ вс?. Когда вышли посл?днiя деньги, онъ легъ въ постель, но не могъ спать. Такъ онъ пролежалъ ц?лую ночь и не могъ придумать, чт? ему д?лать. Жалко ему было и свой домъ, и деревню, гд? онъ родился и выросъ и гд? похоронены были его родители. Но хуже всего для него было то, что онъ обманулъ тетку, не сдержалъ слова и прожилъ чужiе деньги. «Теперь я подлецъ и пропащiй челов?къ, и мн? нельзя жить». Онъ былъ въ такомъ отчаянiи, что если бы у него былъ подъ руками пистолетъ, то онъ застр?лился бы. Но пистолета не было… «Утопиться?» – подумалъ онъ. Всталъ, од?лся, вышелъ изъ гостинницы и пошелъ къ р?к?. Когда онъ подошелъ къ р?к?, солнце встало, и ему стало вдругъ весело. – «Н?тъ, – подумалъ онъ, – не буду топиться, a уб?гу куда нибудь, такъ, чтобы не знали меня. Дальше куда нибудь». – «Вотъ, если бы съ ними уйти куда нибудь», – подумалъ онъ, глядя на рыбаковъ. На берегу лежало мужицкое платье. И ему вдругъ пришла мысль. Онъ снялъ свое платье, будто хочетъ купаться, потомъ вл?зъ въ воду и над?лъ все мужицкое платье и пошелъ по берегу. Все онъ д?лалъ какъ восн?, только думалъ куда бы уйти поскор?е. На берегу была пристань, вошелъ на нее. <«Берите билеты скор?е», закричали ему.> «Проходи скор?е, останешься» – закричали на него и толкнули на пароходъ. Пароходъ засвисталъ и по?халъ.

Андрей Иванычъ по привычк? прошелъ въ первый классъ, но его оттолкнули оттуда. И онъ услышалъ, какъ барыня по фр[анцузски] сказала: «comme il est beau, ce paysan, il a l’air noble».[151 - [какъ красив этот крестьянин, у него благородный вид.]] Онъ прошелъ въ 3-й классъ и с?лъ на полу у трубы съ мужиками и солдатами и былъ какъ во сн?.

Вместо текста, начиная со словъ, стр. 145: Когда въ этотъ вечеръ кончая: и былъ какъ во сн?. – первоначально было:

<И такъ часто д?лалъ Андрей Иванычъ.[152 - Зачеркнуто: Кто просилъ у него, он не отказывалъ. Жена и мать часто говорили ему, что онъ много денегъ тратитъ, но онъ не слушалъ ихъ, и сколько онъ не тратитъ денегь, онъ все только богат?лъ. Со вс?хъ сторонъ къ нему валились деньги. Такъ жилъ А. И. счастливо 7 л?тъ. Но пришло и на него несчастье и такъ пришло, какъ онъ не думалъ.Былъ у него сос?дъ, Василiй Васильичъ Шульцъ. Онъ былъ маленькiй, кругленькiй, румяненькiй, съ черными усиками.После слов: не слушалъ ихъ, поверх строки зачеркнуто: но только этаго мужика онъ часто вспоминалъ потомъ.] Но пришло и на Андрея Иваныча несчастье. Былъ у него сос?дъ Вас. Вас. Хмыровъ. У Хмырова этаго были племянники сироты, и Хмыровъ управлялъ ихъ им?нiемъ, но вм?сто того, чтобы собирать ихъ им?нье, онъ понемножку продавалъ его и хот?лъ все отнять у сиротъ. Андрей Иванычъ былъ <Предводителемъ, – его д?ло было смотр?ть за малол?тними,> онъ узналъ про это и по?халъ къ Хмырову, чтобы усов?стить его. – Мать Андрея Иваныча стала просить его, чтобы онъ оставилъ это д?ло. Она говорила: «Вс?хъ людей не усов?стишь, а Хмыровъ злой челов?къ и тебя не любитъ, онъ давно завидуетъ теб?. Не ?зди, ты только изъ него себ? врага сд?лаешь». Но Андрей Иванычъ не послушался. – «Н?тъ, маменька. Д?ти мн? родня, и я не могу этаго такъ оставить». – И по?халъ. До Хмырова было 60 верстъ. Андрей Иванычъ выслалъ лошадей на подставу въ село Дробино и по?халъ вечеромъ, когда вс? легли спать. Онъ къ утру хот?лъ прi?хать къ Хмырову. Андрей Иванычъ всегда былъ веселъ, и теперь онъ ?халъ ночью, то говорилъ съ кучеромъ, то посвистывалъ п?сенки и думалъ о томъ, какъ онъ отниметъ опеку д?тей и спасетъ ихъ им?нье. Въ Дорабин? онъ остановился на постояломъ двор?, пока перем?няли лошадей, прилегъ на руку на жесткомъ кожаномъ диван? и задремалъ. Старикъ хозяинъ пришелъ, разбудилъ его и сказалъ, что лошади перем?нены и коляска заложена. Андрей Иванычъ вскочилъ и говоритъ: «Пчелы, пчелы, гд? они?» – «Лошади, сударь, готовы». – «Ахъ да, гд? я? Ахъ да, лошади готовы. А я, хозяинъ, какой сонъ вид?лъ!»

– А что, сударь?

– Будто пчелы на меня с?ли на лицо, на голову, на руки, и я ихъ горстями сгребаю, сгребаю и все не могу сгресть. – А потомъ…

– Ну, сударь, это сонъ хорошiй. Это къ богатству. Да вамъ ужъ и такъ д?вать некуда. А я только попросить хот?лъ вашу милость мн? деньжонокъ на управду сотенку. Я отдамъ къ весн?.

Андрей Иванычъ зналъ, что если дать денегъ, то никогда не отдастъ ему ихъ мужикъ, но онъ не ум?лъ отказывать, досталъ деньги и далъ.

– Такъ это къ богатству сонъ? – сказалъ онъ, – а вотъ что нехорошо. Вижу, я будто снимаю пчелъ и съ пчелами волоса изъ головы такъ и л?зутъ, а это къ чему?

– Да это ничего, такъ, – сказалъ хозяинъ, – мало ли что приснится, – а самъ думаетъ: это нехорошо, это очень нехорошо. И Андрей Иванычъ такъ думалъ, да ничего не сказалъ, а сонъ этотъ долго посл? того помнилъ. Онъ с?лъ въ коляску и по?халъ.

Хмыровъ былъ маленькiй кругленькiй, румяненькiй, съ черными усиками, чистенькой, учтивенькой, и домъ его былъ такой же маленькiй, чистенькiй и пестренькiй. Онъ терп?ть не могъ Андрея Иваныча, но притворился, что очень ему обрадовался и сталъ его угощать и хвалить. И [къ] каждому слову говорилъ: съ. «Ужъ какъ-съ я радъ-съ, Андрей Иванычъ-съ, и что и сказать-съ не могу-съ такимъ.>

[УБИЙЦА ЖЕНЫ.]

Все, что можно было ему сд?лать <въ томъ положенiи>, было сд?лано. Ни другихъ, ни себя не жал?я, онъ отдался той страсти, которая наполняла его сердце, и онъ сд?лалъ много труднаго и страшнаго: онъ подкараулилъ ихъ, подкрался, убилъ ее да смерти, нав?рное убилъ и его изуродовалъ, – наказалъ ихъ, показалъ имъ, что шутить имъ нельзя, и что еще трудн?е было – не побоялся суда людей и см?ло сказалъ вс?мъ: «Возьмите, судите меня. Я убилъ бывшую жену, непотребную суку, и знаю что я сд?лалъ хорошо. Теперь берите, судите меня по своему. Вы меня не поймете. А я васъ понимать не хочу». – Онъ все это сд?лалъ, и казалось, долженъ бы былъ быть спокоенъ (и гордъ т?мъ, что онъ сд?лалъ). Все, что онъ д?лалъ, онъ д?лалъ для того, чтобы утолить свое безпокойство. Но, сидя одинъ въ отд?ленiи Части, онъ не былъ спокоенъ. То, отъ чего онъ искалъ успокоенiя, д?лая все то, что онъ д?лалъ, все точно т?мъ же тяжелымъ, выжимающимъ изъ него жизнь камнемъ лежало на немъ и давило его.

Одна перем?на была въ немъ: до этаго ему казалось, что ему надо сд?лать что-то и что когда онъ сд?лаетъ это что-то, ему будетъ легче, огонь перестанетъ жечь его. Но теперь онъ зналъ, что д?лать больше нечего, и тяжесть также давитъ, и огонь также жжетъ, и онъ усталъ.

Онъ сид?лъ на койк?, смотр?лъ на р?шетчатое окошко въ двери, слушалъ шаги, хлопанье дверей на блокахъ и разговоръ въ сос?дней каморк?. —

– Какой баринъ?