Полное собрание сочинений. Том 6. Казаки

Дядя Еп. Э-эхъ люди, люди! какой нынче св?тъ сталь!

Гурка. Налей, Марьяна!

Марьяна налила чапурку, поставила на столь и вышла изъ хаты. Старшая нев?стка давно уже храп?ла въ с?нцахъ; гости продолжали шум?ть за дверью.

«Какъ себ? хотятъ, такъ пусть и д?лаютъ», сказала она сама себе и пошла на лапасъ.

<Больше, ч?мъ когда нибудь думала она въ этотъ вечеръ о Губков?, который такъ постоянно пресл?довалъ ее два м?сяца, и чувствовала что-то врод? досады на самое себя. Ей приходила мысль, что она навсегда безъ причины оттолкнула отъ себя счастiе, которое она смутно, но т?мь съ большей силой предчувствовала съ челов?комъ, такъ страстно выражавшимъ ей свою любовь и такъ мало похожимъ на холодно-грубыхъ мущинъ, которыхъ она знала до т?хъ поръ. – Она ожидала, что присутствие мужа избавитъ ее отъ искушенiя, начинавшаго тревожить ее; но вышло наоборотъ. Она еще не сознавала свою любовь къ Губкову, но чувствовала уже, что не можетъ любить мужа какъ прежде. И это она поняла только теперь, когда увидала его.>

Не разъ невольно посмотр?ла она на дверь и окна хаты своего постояльца, но ничто въ ней не шевелилось, и она съ досадой подумала о томъ, что при муж? Губковъ не будетъ больше приходить стучаться въ ея ставень и просить, ласкать и уговаривать ее. —

Наконецъ пьяные голоса казаковъ послышались на двор?, они простились съ хозяиномъ, и нев?рные шаги и хриплые голоса ихъ, постепенно удаляясь, совершенно замолкли. —

Черезъ н?сколько минутъ кто то, оступаясь и нетвердо хватаясь за жерди, л?зъ на с?но. Совершенно пьяный Гурка, мыча и отдуваясь, улегся подл? своей хозяйки.[41 - Перед заглавием четвертой главы и после него другим, более крупным почерком автор набросал конспективно несколько фраз, намечающих дальнейшее развитие плана уже при иной ситуации и с другими именами лиц: Объясненiе К[ирки] съ М[арьяной]. [Марьяна] говоритъ, что придетъ. – Кирка ушелъ на кордонъ. Ржавскiй остался въ станице. Коли такъ, то пропадай все. Воровство табуновъ.]

Глава 4-я.

<«Далече, дядя?» – Посид?ть хочу, отв?чалъ с?добородый плотный казакъ въ оборванномъ желтомъ зипун?, сзади и съ боковъ подоткнутомъ за поясъ, въ обл?злой попашк?, над?той навыворотъ, и оленьихъ поршняхъ, плотно обтягивающихъ его огромныя ноги, и съ двуствольной флинтой и кобылкой за плечами, подходившiй к посту.>

* № 2. * Из варианта № 3.

Прошло полтора месяца.

Ржавскiй обжился въ станице и образъ жизни, который онъ велъ, больше и больше нравился ему. Станица Гребенскаго полка есть Капуа для Кавказскихъ войскъ. Посл? иногда годовой жизни въ кр?пости или лагер?, Кавказецъ, попадая въ станицу, усиленно предается вс?мъ т?мъ наслажденiямъ, которыхъ онъ былъ лишенъ по ту сторону Терека. Въ числ? этихъ наслажденiй главное м?сто занимаютъ свобода, охота и женщины. <Едва ли есть гд?-нибудь въ мiре охота, богаче той, которую можно им?ть на Кавказской линiи. Женщины Гребенскихъ казаковъ не даромъ изв?стны своей красотой по всему Кавказу.> Ржавской былъ еще очень молодой челов?къ, но несмотря на то <или именно потому> уже запутавшiйся въ отношенiяхъ общественной жизни. Съ нимъ случилось то, что случалось съ весьма многими честными и пылкими натурами въ наше время. Безобразiе русской общественной жизни и несоотв?тственность ея съ требованiями разума и сердца онъ принялъ за в?чный недостатокъ образованiя и возненавид?лъ цивилизацiю и выше всего возлюбилъ естественность, простоту, первобытность. Это была главная причина, заставившая его бросить службу въ Петербург? и поступить на Кавказъ. Бытъ казаковъ сильно под?йствовалъ на него своей воинственностью и свободой. Поселившись въ станиц?, онъ совс?мъ пересталъ вид?ться съ офицерами, бросилъ карты, не ?здилъ въ штабъ полка, оставилъ книги, а все время проводилъ на охот?, у кунаковъ въ аулахъ и съ дядей Ерошкой, который каждый вечеръ приходилъ къ нему выпивать осьмуху чихиря и разсказывать свои исторiи. – Ржавскiй былъ еще въ томъ счастливомъ возраст?, когда на каждую сторону жизни въ душ? отзываются нетронутыя, неиспытанныя струны, когда каждый подвигъ, каждое преступленiе, каждое наслажденiе, каждая жертва кажутся легки и возможны. Слушая разсказы старика, онъ самаго себя вид?лъ во вс?хъ т?хъ положенiяхъ, о которыхъ говорилъ дядя Ерошка. <Дядя Ерошка былъ для него выраженiе всего этаго новаго мiра и слова его производили сильное влiянiе на молодого челов?ка. Чего не испыталъ, чего не видалъ этотъ старикъ? И несмотря на то, что за спокойный эпикурейскiй взглядъ былъ вид?нъ во вс?хъ краснор?чивыхъ словахъ его, во вс?хъ п?вучихъ, самоув?ренныхъ интонацiяхъ.> Говорилъ ли онъ про свои наб?ги въ горы, про воровство табуновъ въ степяхъ, про гомерическiя попойки, про д?вокъ, которыхъ онъ съ ума сводилъ, какой-то внутреннiй голосъ говорилъ молодому челов?ку: ты можешь, ты все это можешь.

И д?йствительно, все бы это онъ могъ, потому что онъ былъ см?лъ, ловокъ и очень силенъ, ч?мъ онъ очень гордился. Но одна сторона этой жизни и самая привлекательная для него – женщины, по странному свойству его характера была неприступна для него. <Онъ былъ заст?нчивъ съ женщинами не своего круга до такой степени, что подойти къ казачк?, заговорить съ ней было для него физически невозможно. Онъ испытывалъ физическое страданiе при одной мысли о приведенiи въ исполненiе этаго нам?ренiя.> Первая молодость Ржавскаго прошла такъ, что онъ не зналъ любовныхъ отношенiй къ женщин? безъ уваженiя къ ней. Съ д?тства и до 19 л?тъ онъ зналъ только одну любовь къ кузин?, на которой онъ твердо нам?ренъ былъ жениться. Любовь его прошла, но прошелъ и тотъ опасный возрастъ, въ которомъ подъ влiянiемъ чувственности и легков?рiя легко д?лаются сд?лки съ нравственнымъ чувствомъ. – Онъ мучался, желалъ, зналъ причину своихъ мученiй и ц?ль желанiй, но неприступная ст?на отд?ляла его отъ всякой женщины, которой, онъ чувствовалъ, не могъ бы весь отдаться. И ч?мъ больше онъ вид?лъ возможность осуществленiя своихъ желанiй, т?мъ сильн?е становилась его заст?нчивость, переходящая въ бол?зненный страхъ и подозрительность, при столкновенiяхъ съ женщинами, которыя ему нравились.

Читатель ближе познакомится съ нимъ изъ писемъ его къ своему прiятелю. – Скажу только, что прiятель, который страстно любилъ его, получая отъ него письма, всегда говорилъ: «Какъ это на него похоже! Опять новинькое!» И хотя ни на минуту не сомн?вался въ его честности и правдивости, впередъ уже считалъ все, что писалъ Ржавскiй, увлеченьемъ и преувеличеньемъ.

* № 3.

[а) Редакция первая.]

Я пошелъ на удачу. Долженъ признаться, что мн? становилось жутко. В?теръ поднимался сильн?е, тучи находили гуще, и быстро смеркалось. Я вышелъ на дорожку и пошелъ по тому направленiю, по которому предполагалъ станицу. Все кругомъ меня казалось мн? такъ пусто, дико. Никакого звука, нигд? сл?да челов?ческаго, только в?теръ сильн?й и сильн?й разъигрывался въ вершинахъ. Я зашелъ въ какiе-то камыши. Справа былъ р?дкой обвитой ползущими сухими растеньями л?съ, сл?ва безконечное море камышей. Деревья были поломаны вверху в?тромъ и голы, кое гд? попадались полянки песку съ б?дной растительностью, камышъ все шелъ гуще и гуще съ л?вой стороны дороги, и дорога по канав? становилась мен?е и мен?е зам?тна. – Объ охот? я уже и не думалъ и чувствовалъ убiйственную усталость. Вдругъ подл? меня страшно затрещали камыши, приближаясь ко мн?, зашевелились их макуши. Я вздрогнулъ вс?мъ т?ломъ и схватился за ружье. Это была моя собака. Я испугался. Мн? нехорошо было на душ?. Пройдя еще съ версту, мн? показалось, что я слышу какой-то другой звукъ, кром? в?тра, я остановился и сталъ слушать. – Въ какое это необитаемое м?сто зашелъ я. – Впереди меня гуд?ло что-то и на минуту мн? показалось, что я слышу голосъ челов?ка. Я прислушался: д?йствительно это былъ голосъ. Я удвоилъ шагъ и пошелъ впередъ. Вдругъ поднявъ голову я увидалъ открытое м?сто, быстро текущую воду Терека, два кудрявыя дерева и между ними вышку. Солнце вышло на мгновенье изъ-за тучъ, яркимъ св?томъ блеснуло по вод? и камышамъ и въ то же мгновенье до слуха моего ясно долет?лъ звукъ прелестнаго мужскаго голоса, поющаго русскую п?сню. Это былъ кордонъ.[42 - Это часто встречающееся название казачьего сторожевого поста автор обычно пишет по выговору через а. Мы не передавали этой особенности, от которой он отказался сам, печатая свою повесть.] Лошадь въ с?дл? ходила въ камышах, у Терека у плетня сид?лъ казакъ и п?лъ. Какъ теб? описать чувство радости которое я испыталъ въ эту минуту. Бываютъ безъ причины такiя минуты. Все, что я вид?лъ, казалось мн? прекраснымъ и глубоко западало въ душу. Какой-то голосъ говорилъ: смотри, радуйся, вотъ оно, вотъ оно! – Чувство страха прошло. Какое-то тихое блаженство мгновенно зам?нило его. – Вотъ такiя, никому неизв?стныя таинственно-личныя наслажденiя составляютъ прелесть зд?шней жизни. Я подошелъ къ казаку, который п?лъ. Онъ оглянулся и продолжалъ п?ть. Это былъ Кирка, крестный сынъ и сос?дъ Ерошки, и единственный челов?къ, котораго старикъ исключаетъ изъ общаго презр?нiя ко всему новому покол?нью казаковъ. – Д?йствительно этотъ малый зам?чательная личность. Не думай, чтобы онъ поразилъ меня только въ эту минуту особой воспрiимчивости. Я уже и прежде видалъ его и въ первый разъ, какъ его виделъ, почувствовалъ къ нему странное влеченiе, сладкую и робкую адмирацiю, какъ передъ женщиной. Случалось ли теб? влюбляться въ мущинъ? Я безпрестанно влюбляюсь и люблю это чувство. Этотъ казакъ сразу поб?дилъ меня своимъ голосомъ. Ни въ чертахъ лица его, ни въ сложенiи н?тъ ничего необыкновеннаго, хотя они красивы, но во всемъ общемъ столько гармонiи и природной грацiи и, главное, силы, притомъ во вс?хъ частностяхъ столько н?жнаго, изящнаго, что, мн? кажется, всякой долженъ непрем?нно также подчиненно полюбить этаго казака, какъ и я. Выраженiе его глазъ такое веселое, доброе и вм?ст? немножко pfiffig,[43 - [насмешливое,]] улыбка у него такая изящная, открытая и немного усталая, во вс?хъ прiемахъ такое спокойствiе и неторопливость грацiи… Но главное, пл?нившее меня, это – голосъ и см?хъ. Голосъ чуть-чуть погруб?е женскаго контралъта и см?хъ прозрачный, грудной, отчетливой и такой сообщительной. – Онъ п?лъ теперь одну изъ моихъ и своихъ любимыхъ п?сенъ:

Изъ села было Измайлова,
Изъ любимаго садочка государева
Тамъ ясенъ соколъ изъ садика вылетывалъ.
За нимъ скоро вы?зжалъ младъ охотничекъ,
Манилъ онъ яснаго сокола на праву руку:
«Поди, поди, соколъ, на праву руку,
За тебя меня хочетъ православный царь
Казнить-в?шать».
Отв?тъ держитъ ясенъ соколъ:
«Не ум?лъ меня ты держать въ золотой кл?тк?
И на правой рук? не ум?лъ держать,
Теперь я полечу на сине море,
Убью я себ? б?лаго лебедя,
Наклююсь я мяса сладкаго лебедикаго.

Онъ говоритъ: лебедикаго, и я люблю это ломанье.

Страница рукописи (№ 20) одного из вариантов к I части „Казаков“

Размер подлинника

В?теръ слышенъ былъ сзади глухо въ л?су, р?ка буровила на заворот? и сильно, звучно заливался голосъ. Когда я вплоть подошелъ къ нему, онъ приподнялся, снялъ шапку и подошелъ ко мн?.

«Далеко зашли», сказалъ онъ своей устало самонад?янной улыбкой.

– «А что далеко до станицы?

– «Верстъ пять. Засв?тло не дойдете, а ночью опасно. Нешто проводить васъ?»

– «А ты какъ же одинъ назадъ пойдешь?

– «Я то привычный. Попросите меня у урядника. Для васъ онъ отпуститъ: a мн? и нужно».

Я вошелъ въ кордонъ, попросилъ урядника, онъ отпустилъ Кирку и уже совс?мъ темн?ло, когда мы съ нимъ пошли назадъ въ камыши по узенькой, чуть зам?тной тропинк?. Я разговорился съ Киркой и наружность его не обманывала меня, у него ужасно много доброты и яснаго здраваго смысла и маленькаго веселаго юмора.

– «Что», спросилъ я его: «скучно, я думаю, бываетъ на кордон??»

– «Отчего скучно?» спросилъ онъ.

– «Да отойти нельзя и теперь в?дь очень опасно. Говорятъ, абреки переправляются». —

– «Ничего, мы привыкли. Наше д?ло такое; еще думаешь себе: приди, батюшка. В?дь намъ еще лестно; вотъ хоть бы я, еще и ни разу не стр?лилъ въ челов?ка. Ну старики, т? ужъ отдаляются. Тоже и на кордон? пьютъ, спятъ.

– «А въ походъ ты желаешь идти?»

«Какже не желать; на то и казакъ, чтобы въ походы ходить.

– «Пойдешь зимой?»

– «Да какъ Богъ дастъ. Коня не могу справить. П?шкомъ нельзя и теперь стыдно».

Я слышалъ отъ Ерошки, что прiобр?тенье лошади составляетъ вс? мечты и Кирки и всего его семейства. Мн? пришло въ голову подарить ему лошадь. Я ровно вчера выигралъ 50 р. Пов?ришь ли, что этотъ молодой мальчикъ съ своимъ пушкомъ на подбородк? такъ импонируетъ своей непосредственностью и красотой, что я долго колебался предложить ему лошадь, боясь оскорбить его. Я сначала предложилъ ему выпросить его въ походъ въ драбанты (это врод? ординарцевъ даются казаки офицерамъ, хотя совершенно противузаконно). Онъ сказалъ, что радъ будетъ.

– «Да в?дь вы не любите нашихъ», сказалъ я.

– «Э! это старухи только», сказалъ онъ, см?ясь: «имъ все, что по не старому, то и тошно. Отчего не любить».

Я предложилъ ему лошадь. Онъ не пов?рилъ сначала, но я сказалъ, что взаймы и что даже сейчасъ, какъ придемъ, дамъ ему деньги. Всю остальную дорогу онъ молчалъ. Я тоже. Мн? было удивительно хорошо на душ?. Все, что я вид?лъ, казалось прекрасно, ново: и мракъ, сгущавшiйся на л?съ, и в?теръ, шумно и высоко говорящiй въ вершинахъ, и дикiе крики шакаловъ близко по об?имъ сторонамъ дороги. На душ? легко, ясно, въ т?л? сильная здоровая усталость и голодъ; природа везд? со вс?хъ сторонъ и въ теб? самомъ.

Я отдалъ Кирк? деньги. Онъ только сказалъ, что отдастъ къ осени, и не поблагодаря ушелъ. Онъ не могъ благодарить и не понималъ, какъ благодарить за вещь, не им?ющую для него никакого смысла. Я смотр?лъ въ окно на него, когда онъ вышелъ. Онъ шелъ опустивъ голову и недоум?вающе разводилъ руками.

Моего хозяина дочь подб?жала къ нему. Они остановились и заговорили о чемъ-то. Какая прелесть эти два челов?ка. Марьяна – верхъ женской красоты. Эта стройность, сила, женская грацiя и глаза, которые только я вид?лъ изъ ея лица, но глаза, которымъ подобнаго я ничего не видывалъ. Впрочемъ до другаго раза о Марьян?. Она стоитъ ц?лаго письма. Нынче я усталъ. Я пооб?далъ или поужиналъ, дописалъ за чаемъ теб? это письмо и усталый, счастливый ложусь спать. А завтра опять иду на охоту.

Вотъ теб? кусочекъ моей жизни, б?дный, жалкiй кусочекъ въ сравненiи съ д?йствительностью. Но прощай. —