Гордость и предупреждение

В душные сумерки выпорхнула заспанная, укутанная в плащ пепельная блондинка. Татум загляделась на секунду: девочка будто светилась изнутри. Мягкие черты лица, миниатюрное строение тела – Надя напоминала ангелочка.

Она начала что-то спрашивать, проснувшаяся Ева стала отвечать, а Дрейк решила в диалог не вступать: на эти сутки лимит драмы был исчерпан. Она только перекинулась с блондинкой слишком взрослым для их лиц, уставшим, понимающим взглядом и села в такси.

Спину до сих пор жег фантом – она почувствовала его еще там, у дома, пока усаживала Еву в машину. Усилием воли не обернулась, потому что догадывалась, что у взгляда этого – темная радужка.

Глава 2. Грязное пятно буквальности

Татум

Дрейк нравился мамин гороховый суп. Нигде такого больше не было. На вкус он был как дом, уютные семейные вечера и выздоровление. Мама его готовила, когда Татум в детстве после болезни шла на поправку. Гороховый суп ассоциировался у Дрейк с восстановлением. Когда просыпаешься утром и понимаешь – рубеж пройден. В горле почти не першит, нос дышит сам, и аппетит просыпается зверский.

Татум отхлебнула очередную ложку супа, кивая на реплики сестры за ужином. Поняла – в горле почти уже не першит. Она дышит сама, и аппетит к жизни просыпается тоже.

С возрастом болезни стали тяжелее. Потому что душу простыми каплями не вылечишь. Можно эти раны протирать спиртом изнутри, но так боль снимается только временно.

Дрейк любила мамин гороховый суп. Он напоминал о том, что рубеж пройден.

– Вас точно отвозить завтра не нужно? – Лилия участливо нахмурилась, Ника недовольно закатила глаза.

– Ну ма-ам! Не пять лет уже, справимся.

Татум улыбнулась в кулак.

Дети не ценят родительскую заботу. Она тоже не ценила, зато сейчас впитывает ее как губка. Если бы не «взрослая и самостоятельная» Ника, она бы с радостью поехала в универ с мамой. Пять тебе или двадцать пять – первый день в любом месте нервозный. И хочется, чтобы мама была рядом.

Лилия была милой женщиной, Дрейк ее очень любила, хоть и относилась чуть снисходительно. Всю жизнь Татум казалось, что она взрослее матери.

Лилия не отличалась проницательностью – была обычной домохозяйкой, любящей мужа и детей-подростков, однако Татум всегда нужно было больше, чем разрешение не спать допоздна и советы по стилю. При всей любви и понимании в их семье за всю жизнь Татум так и не услышала от родителей ни одной из тех фраз, которые хотелось вышить на подушке крестиком.

Лилия Дрейк, в девичестве Соколова, изо всех сил старалась быть хорошим родителем – в меру строгим и в меру отходчивым, но получалось не очень. Саму Лилю мать бросила, когда ей было четырнадцать, поэтому быть женщиной ее учили отец-строитель и тетушка Рита, полностью «отъехавшая» соседка – как тут станешь примером для подражания?

Однако она стала. Для Татум – определенно. Когда оказалась самым смелым и бескорыстным человеком на свете, оставив все, чем дорожила, ради дочери в трудную минуту. Дрейк этого никогда не забудет. Потому что когда она разрушила свою жизнь, родители оказались рядом. Не отвернулись, не пустили все на самотек и не начали учить жизни – подставили плечи и пронесли Дрейк сквозь огонь, спичку в который бросила она сама.

Поэтому Татум ела гороховый суп, воскресным вечером обсуждая новости, и понимала, что это – самое важное. Ведь то, что для нее сделали, стоит всех цитат, вышитых крестиком.

Крис

Крис накинул кожанку на плечо, поправил на носу солнечные очки. Занятия по инвестициям кончились, они с Марком направлялись к воротам спортивной площадки за зданием – встреча была назначена на четыре.

Друзья переглянулись, махнули своим у входа. На ярмарку веществ собралось пятнадцать человек.

За спинами в фирменных куртках с нашивками Вертинский разглядел паренька-дилера, с которым разговаривал утром. Тот стоял у минивэна с другим – очевидно, старшим. Этот парнишка выглядел увереннее: под два метра ростом, он знал, что превосходит каждого по силе.

– Ну что? Есть нужный нам объем? – залихватски усмехнулся Крис. – Каждая следующая вечеринка должна быть грандиознее предыдущей, помните? – Парень снял очки, бросил куртку на ограждение, в предвкушении потирая ладони, будто Кощей в ожидании злата.

– А друзей привел, чтоб не страшно было? – со смешком фыркнул громила, оглядев толпу за спинами парней. – Современная школота никогда мужиками не станет, – тихо пробубнил он, сплюнул под ноги.

Крис улыбнулся, покачал головой. Тощий парнишка достал из багажника пакет, открыв створку двери. Вертинский покосился на громилу, благосклонно не отвечая на его выпад про молодежь. Плотные черные пакеты не давали представления о том, что там находится, но фантазию подстегивали.

– Да ладно тебе, не наезжай на перспективных клиентов, – со смешком отмахнулся Крис, громила одобрительно хмыкнул.

Но затем нахмурился.

Оглядел еще раз подошедших парней – на вид те были типичными мажорами, однако опыт заставил насторожиться.

Они вели себя расслабленно. Слишком. Даже учитывая статус и деньги родителей, такие парни всегда нервничали: за наркоту могли выпереть даже с платного, батя всыпал бы по самое не могу, репутацией такие дорожили. Ходили по тонкой грани со своими вечеринками, но в криминал осознанно старались не лезть. У многих родители занимали государственные должности, а за такой скандал с сыном какого-нибудь министра съели бы живьем.

Парни не были похожи на прожженных наркош, которые в теме как рыбы в воде, это было бы заметно.

Эти были свеженькими. Чистенькими. Но отчего-то даже не озирались по сторонам. Будто за ними была «крыша».

Громила «отлепился» от бока машины, размял шею. Инстинкты чесались под кожей. Они могли отказать покупателям без объяснения причины, но такое не приветствовалось. И если ему померещилось, они упустят действительно золотую жилу. Устроители вечеринок с безлимитной отцовской наличкой – что может быть лучше?

– Значит, они за тобой как цыплята за мамкой ходят? – Громила усмехнулся добродушно, пытаясь за остротой скрыть натянутые нервы.

Крис перевел взгляд на тощего.

– Не то чтобы, – пожал плечами парень, – они с нами здесь для того, – он обвел ленивым взглядом своих парней и остановился на Марке, смотря тому в глаза чуть дольше секунды, – чтобы вы, уроды, – заставляя голос сочиться патокой, почти проворковал Крис, делая шаг к парнишке, – запомнили, что рядом со средней школой, нашим универом или где бы то ни было в долбаных учебных заведениях продавать нельзя!

Парнишка почувствовал неладное еще до окончания фразы. Дернулся назад. Крис перехватил его руку, потянул на себя. На последнем слове резко хлопнул дверцей багажника поперек предплечья парня. Сломал кость.

Тот спугнул птиц громким воплем. Громила дернулся в сторону ребят. Его встретил кулак Марка, прилетевший в подбородок. Громила пошатнулся. Сделал несколько шагов назад по инерции. Не упал – мотнул головой. Разъярился и бросился в сторону парней.

Марк пригнулся. Крис заслонился, как щитом, напарником громилы. У парнишки от мощного удара друга дернулась голова. В ушах зазвенело. Из глаз полились слезы.

Громила опомнился. Посмотрел на напарника. Смог задеть Криса по касательной: чиркнул кулаком о щеку.

Вертинский согнулся. Вытряхнул звон из головы. Выхватил из багажника ранее примеченный гаечный ключ. Пригнулся. С размахом прошелся металлической ручкой по щиколоткам громилы, задевая металлом кости ног.

Тот заверещал. Завалился на пол рядом с тощим. Крис распрямил плечи. Остальные парни остались стоять на своих местах в боевой готовности. В драку не лезли – честно оставили возможность разобраться два на два.

Вертинский сплюнул на асфальт. Перехватил ключ в ладони. В ногу с Марком подошел к валяющимся на асфальте телам.

– Ключи. – Он посмотрел сверху вниз на тощего, прижимающего сломанную руку к груди. Тот чертыхнулся. Сквозь слезы замотал головой. Вертинский недовольно вздохнул. Перекинул гаечный ключ Марку. Серьезно оглядел живую картину страданий. – Ключи, – еще раз, с нажимом повторил Крис. Поставил подошву кожаных ботинок на грудь парня, рядом с раненой рукой. Тот заскулил, выматерился, но полез здоровой рукой в карман куртки. – Покорно благодарю, – оскалился Крис. Кинул ключи Сане. Обернулся через плечо. – Едешь по маршруту, как и договаривались. Оставь у гаражей, содержимое пакетов – в канализацию. – Он цокнул, с удовольствием наблюдая, как расширились от ужаса глаза тощего и громилы. – А вы что думали? Во всех бизнесах есть издержки, – хохотнул он. – Считайте, что вы обанкрочены. Скажите спасибо, что в канализации окажется только груз.

Вертинский снял ногу с груди паренька. Отошел на несколько шагов, Марк встал рядом. Крис кивнул другу. Тот обратился к парням.

– Обеспечьте им койко-место в местной больнице недели на три, не больше, – сухо проговорил он. Кивнул Крису.

Друзья направились обратно к университету, оставляя золотую, злую молодежь наедине с дилерами. Крис усмехнулся через плечо.

– В общем, повеселитесь.

Крис

– И как я ее пропустил? – Крис поперхнулся колой, спрыгнув с капота «мерседеса». Сегодня они с парнями зависли на парковке университета сразу после пар – ехать никуда не хотелось. – Что еще о ней знаете?

– Говорят, девчонка непростая, но хрен его знает, ты в курсе, как извращаются слухи, – лениво отмахнулся Марк.