Таита

Луна, бледная таинственная красавица, движется медленно среди облаков по залитой ее млечным сиянием лазури. Горы, пропасти, ущелья, башни, замки и дворцы возвышаются там за ней… И кажутся они серебряными в ее обманчивом сиянии.

– Сейчас, я чувствую, должно совершиться нечто, – говорит Наташа Браун, и белокурая головка ее снова поворачивается в сторону двери.

Все вздрагивают. Нервы невольно напрягаются.

Так и есть… Тихие, едва уловимые шаги слышатся в коридоре. Кто-то словно подкрадывается в ночной тишине.

«Он!» – бурно колотится сердце в груди Наташи.

Все ближе, все слышнее шаги… Девушки притихли и насторожились… Даже Баян не шутит. Даже смугленький Алеко не смеется над «настроением», подруг против своего обыкновения.

Кто-то идет… Крадется по направлению к «клубу»… Невольная жуть охватывает сердца девушек. Рук сцепленные пальцами, дрожат. А шаги все ближе и ближе… Сердца трепещут и бьются.

– Боже мой! – срывается у кого-то подавленным звуком.

Все явственнее, чудится, как кто-то притаился по ту сторону двери и берется за дверную ручку.

Все бледнеют. Невольно захватывает дыханье в груди… Пересыхают мгновенно губы… Пугливым ожиданием горят глаза… Вот-вот, чудится, отворится дверь пресловутого «клуба»; войдет некто бесформенный, бестелесный, светлый, как облако, и жуткий, как мрак… Теперь ожидание достигло высшей точки напряжения. Сердца заколотились шибко-шибко у девяти взволнованных девушек.

Дверь скрипнула и распахнулась настежь…

И дружное испуганное «ах» вырвалось у всех девятерых.

Глава XII

Белая фигура стройной институтки с маской на лице перешагнула порог клуба. И в тот же миг жалобно прозвучал высокий взволнованный голосок:

– Зачем вы потушили огонь? Зачем сидите в темноте? Ах, как страшно!

– Лиза! Лизанька! Ты?

Черная маска скользит вниз, и встревоженное лицо Лизы Ивановой появляется чуть озаренное лунным светом. Лиза смотрит на юных спириток большими испуганными глазами. Спиритки – на Лизу.

– Что за маскарад? Почему ты в маске? Что случилось? Да говори же. Говори скорей.

Спиритический сеанс прерывается. Тревога росла. Не до вызова тени теперь, когда настоящая жизнь предъявляет свои права.

– Mesdames, я сейчас от Таиточки, Стеша приходила и просила зайти к сестренке. Глаша все время капризничает и блажит. Я боялась быть узнанной и надела, маску. Так, думаю, не узнает Ханжа, если встретится невзначай. Слава Богу, никого не встретила. Но Таиточку не успокоила тоже. Девочка плачет, капризничает весь вечер и все зовет «бабушку Нику». Ефим с ног сбился, трясется от страху. Того и гляди плач Таиточки привлечет внимание начальства.

– Меня она зовет, ты говоришь? Ника быстро срывается со своего места.

– Да, да…

– В таком случае бегу.

– Стой, стой! Надень мою маску на всякий случай.

– Да захвати мой платок. Давай я закутаю тебя хорошенько… Так. Теперь ты – таинственная фигура в черном, с маской на лице, ни дать ни взять, героиня какого-нибудь старинного французского романа, – смеется черненький Алеко.

При свете луны Ника, действительно, имеет фантастический вид. В разрезах черной бархатной маски Таинственно мерцают ее глаза. Темный платок драпирует наподобие плаща всю ее тоненькую гибкую фигурку. Длинная нижняя собственная юбка темно-синего цвета, доходя до пяток, делает ее выше ростом, стройнее.

– Прощай, прощай, и помни обо мне! – патетическим жестом поднимая руку кверху, басит она пародируя слова тени отца Гамлета, одного из лиц бессмертной шекспировской трагедии.

– До свидания, дети мои. Иду. Если Ханжа встретится, клянусь, испугается и ударится в бегство.

– Вне сомнения, ибо ты страшна сейчас, как смертный грех.

– Тем лучше для меня. Тем хуже для нее. Addio.[22 - Прощайте.] Скрываюсь.

Ника давно исчезла, а восемь оставшихся в «клубе» девушек с присоединившейся к ним девятой, Лизой, долго еще беседовали и делали предположения по поводу Глашиного беспокойства.

– И чего она капризничает, право. Все, кажется, у нее есть: и шубка, и белье, и платье, и конфеты, и в сберегательной кассе две с половиной сотни на ее имя лежит… – резюмирует Тамара.

– Боже, Тамара, как ты, однако, наивна, – волнуясь, замечает Золотая рыбка, – во-первых, Таиточка еще слишком мала, чтобы понять такую важную вещь, как лежащие на книжке в сберегательной кассе деньги, а во-вторых… К чему ей и шубка, и нарядное платье, когда она целыми днями сидит взаперти в своей сторожке.

– Неправда, она гуляет.

– Несчастная! Это она называет гулять: постоять четверть часа на пороге мертвецкой при открытой двери на крыльцо.

– Ах! – и маленькая ладонь Шарадзе изо всей силы шлепает себя по лбу.

– Что такое? Что с тобой?

– Идея, mesdames, идея!

– Новая задача или шарада, конечно? – иронизирует Золотая рыбка своим стеклянным голоском.

– Да, если хотите, это – шарада, но такая шарада, которую не решит никто.

– А ты решила?

– Я решила.

– Двенадцать тебе с плюсом за это, – и Маша Лихачева посылает армянке воздушный поцелуй.

– Говори же, говори, Тамара! – звучат кругом голоса заинтересованных девушек.

– Вот в чем дело, mesdames. Ведь Скифки нет в институте.

– Нет, но это не шарада, а решенный вопрос.

– И не будет еще с неделю по крайней мере.

– Да, почти целую неделю.

– А комната ее пуста.

– Разумеется.