Оценить:
 Рейтинг: 0

Посланница вечности

Год написания книги
2019
1 2 3 4 5 ... 7 >>
На страницу:
1 из 7
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Посланница вечности
Лидия Луковцева

Эхо войны доносится к нам не только артефактами на полях сражений. Оно встречается в самых неожиданных местах. Например, в старых штольнях и карстовых пещерах под горой Басит-ола, где раньше располагался лагерь немецких военнопленных. Три жительницы поволжского Артюховска, больше не помышляя о поисках кладов, просто отправляются на экскурсию, но и тут сталкиваются с загадками человеческих судеб и тайной пропавшего эшелона с золотом. Это четвертая книга из серии о предприимчивых пенсионерках из глубинки, умеющих разворошить чужие секреты и помочь восстановить справедливость.

ЖИЛИ-БЫЛИ ДЕД ДА БАБА

Раз, два, три, четыре, пять,

Начинаем мы считать…

Отец погиб неожиданно, нелепо, трагически. Организация похорон полностью легла на плечи Дэна. Он территориально находился ближе всех членов их не слишком многочисленного, шебутного семейства. Да и кому ж, как не ему, единственному сыну, было заниматься этой горестной процедурой?

Отец с матерью разошлись, когда Дэну едва исполнилось три года. Со свекровью же у матери Дэна отношения сложились нормальные, и внучок больше времени проводил с бабой Томой и дедом Никитой, чем с родителями, устраивающими свою дальнейшую судьбу каждый по отдельности.

Вскоре мать вышла замуж за военного, помоталась с ним по гарнизонам из конца в конец по Союзу. Сейчас они с мужем мирно проживали свою заслуженную счастливую старость в Крыму, в собственном доме. Приезжать на похороны бывшего мужа мать не собиралась.

Тетка Галина, сестра отца, жила еще дальше, во Владивостоке. Возраст, букет болячек, дальность расстояния, финансовые проблемы – все до кучи. Их единственный сын находился в очередном плаваньи, бороздил океанские просторы где-то у берегов Африки.

Дядька Григорий, младший брат, доживал век в онкологическом хосписе в Подмосковье. Вообще-то он был Георгием, но с детства терпеть не мог, когда его кликали уменьшительным «Жорик», по артюховским канонам. Он называл свое сокращенное имя собачьей кличкой и еще в детстве переделал себя в Григория. Постепенно и всех приучил к тому, что он – Гришка. Все равно ведь начинается на «г»!

Почему-то баба Тома всем своим детям давала имена на букву «г». Может, это было следствием ее дружбы с казашкой Нургалым. В казахских и татарских семьях не редкость, когда имена всех детей начинаются на одну букву. Денис учился с Айратом, брат которого был Азаматом, а три сестры – Айнагуль, Айшой и Айнур.

Дружили Тома и Нургалым много лет, с детства – из одной деревни были. Смолоду разъехались, а сразу после войны опять там встретились, хоть и не надолго. У обеих война забрала мужей. Потом Тамара вернулась в Артюховск, а Нургалым-апа так всю жизнь и прожила в родном селе, с сыновьями и многочисленными внуками, и до самой смерти бабы Томы, бывая в Артюховске, подкидывала подруге то мешок их знаменитой розовой картошки, то половину туши барана.

Приезжала сначала с сыном, а потом уже и с подросшим внуком. Сын – Степан, внук – Ханнат. Ханнат Степанович, местная экзотика. Дэн все дивился: сын и внук – прокопченные, скуластые, узкоглазые степняки, а волосы у обоих светло-русые и глаза светлые. Разительный контраст! Внучок за лето выгорал до белобрысости. Муж русский был, скупо объяснила баба Тома как-то раз.

А когда Тамара умерла, Нургалым ездить перестала. Наверно, теперь тоже уже в живых нет. Сын и внук тем более не приезжали, кто они им, Докучаевы, в гости ездить. Родня великая!

Двоюродные братья Дэна, сыновья дяди Гриши, довольно успешные московские бизнесмены средней руки, обещали прибыть ко дню похорон. А пока сказали: Дэнчик, ты уж там покрутись сам, материальную поддержку мы окажем. Дэн и не роскошествовал со своей зарплатой, но и не последний кусок доедал. Однако решил, от близких родственников почему не принять помощь?

Отца зарезали собутыльники, вследствие празднования 8 Марта. Обнаружил тело сосед – пришел утром разжиться поллитрой самогона в долг, полечиться. Геннадий Николаевич иногда являл милость, не отказывал страждущему ближнему. Но обмана не прощал, динамить себя не позволял. Долги он не выбивал, а просто закрывал проштрафившемуся клиенту кредит. Да даже и за деньги товар после инцидента не отпускал – молча закрывал перед носом калитку или форточку, смотря куда стучал покупатель с учетом времени – ночью или днем.

Дом фасадом стоял вплотную к тротуару, палисадник отсутствовал, как и у всех домов на их улице Горской. Когда, с какого перепугу ей дали такое название, никто из старожилов не ведал. Гор поблизости и в помине не было, а была река – та самая знаменитая, которая течет издалека долго.

Форточку отец устроил в створке специально, как раз такую, чтобы бутылка пролезала. Отец и в ставне выпилил кусочек дерева, как раз на уровне форточки, и посадил его на петли. То есть, для форточки обустроил персональную ставеньку. Она присутствовала в центре большой ставни неким анклавом, государством в государстве, как Ватикан в центре великого города Рима.

Отец, проникшись духом времени и модой на англоязычие, называл свою форточку алкомаркетом. Невнимательному взгляду незаметна – закрыта и закрыта ставня на ночь, как во всех остальных порядочных домах. Или в летнюю жару, когда спасу от зноя нет, термометр ползет за сорок. А люди знающие открывали замаскированную мини-ставеньку и стучали в форточку условленным стуком: «старый барабанщик – старый барабанщик – старый барабанщик крепко спал»… Когда-то дед Никита научил выстукивать эту барабанную дробь отца, а потом и Дэна. Дэн тогда еще был Дениской.

Короче, все у отца было отлажено, продумано и безопасно даже в самые трудные, репрессивные для самогонщиков времена фронтальной борьбы с самогоноварением. Участковый про всё знал, но «крышевал», человек ведь слаб от природы и использует для повышения жизненного уровня те возможности, какие ему судьба посылает.

В то время как матери повезло, она устроила свою дальнейшую судьбу почти сразу после развода, отец всю жизнь оставался в поиске. Уйдя от последней, пятой или шестой по счету гражданской жены, он решил больше не экспериментировать и вернулся в отчий дом. Баба Тома к тому времени умерла, и они с дедом Никитой холостяковали на пару. Дед был неродным отцом Геннадию Николаевичу, и тот всю жизнь считал себя нелюбимым сыном. Может, и были у него какие-то основания так думать, но на последнем отрезке жизни сосуществовали они вполне мирно. После смерти деда Никиты ни Галина, ни Григорий на дом не претендовали, не требовали продать и поделить, – и отец жил себе хозяином.

Продукция его имела немалый спрос. Геннадий Николаевич поначалу был широко известен в узком кругу выпивох только старой части Артюховска, что на правом берегу. Но со временем круг этот значительно расширился. Уже и в гордом молодом многоэтажно левобережье появились у него, как принято сейчас изъясняться, пользователи. Любил и сам употребить. И вот, индивидуально-частное предпринимательство его закончилось трагическим образом.

Полиция шерстила ближайшее окружение Николаевича и широкий круг его клиентуры. Отца не просто примитивно пырнули ножом – его, судя по количеству и характеру ран, пытали. Это отвечало версии следователей о бытовухе: пили вместе, потом собутыльники потребовали деньги. Знали наверняка, что они у хозяина водятся, и шли к нему именно с целью ограбить.

Денис не мог сказать, сколько денег пропало, и пропало ли что-то вообще. Они с отцом не были слишком близки, не то, что с дедом. Кроме того, ему был несимпатичен отцовский бизнес, и Денис в его финансовые дела не вникал. Пенсию отец получал приличную.

В кошельке денег не было. Точнее, не наблюдалось самого кошелька. Небольшую сумму – месячный прожиточный лимит, надо полагать – Дэн обнаружил в коробочке с лекарствами на прикроватной тумбочке. Там же находился и записанный на обрывке листочка пин-код от банковской карты. То ли отец не надеялся на собственную память, то ли записал на всякий случай, для сына. Сама карточка нашлась в пластиковой папке, вместе с другими документами: паспортом, пенсионным удостоверением, полисом… На карточке фигурировала довольно приличная сумма.

Все пьющие люди микрорайона отнекивались, отбрыкивались, отбояривались, ушли в несознанку. Участковый, спасая должностную шкуру, деятельно участвовал в расследовании и «стучал» на весь свой неблагополучный контингент. Про благополучный же благоразумно помалкивал, как и про свою роль, разумеется.

Контингент все же опасался в отместку стучать на участкового – мало ли, как оно там повернется! Все они там, в ментовке, одна шайка-лейка, все равно вывернется и останется на своем месте, рассуждали они. А тебе потом – хоть место жительства меняй.

Но следователь утешал Дениса: рано или поздно найдем. Все равно где-то что-то выплывет.

* * *

Поминки устроили в ближней кафешке. Учитывая местную специфику, прибывшие братья процесс поминовения не пустили на самотек и зорко бдили, чтоб никто не излишествовал и не засиживался за столом.

– Земляк, – говорил кто-нибудь из братьев, прохаживавшихся вдоль поминального стола, в ухо поминальщику, начинавшему вдруг беспричинно повышать голос или протянувшему руку со стопкой, чтобы уже и чокнуться за здоровье присутствующих, – надо и другим помянуть. Уступи стульчик-то! Там на выходе тебе бутылку дадут и закуси, дома с товарищами еще помянете нашего дядю.

И все устремлялись к выходу не ропща. Расход, конечно, увеличился, но не намного, в основном, продукция покойного пошла в ход. Зато все прошло вполне пристойно.

– Дэнчик, – сказали кузены потом, – денег мы тебе оставим и на девять дней, и на сорок, а ты уж организуй. А через полгода мы приедем с доверенностью от бати, наследство делить. Или, лучше, через год… Хотя чего тут делить?! Ну, соберемся по-семейному в кои-то веки, может, Славик из своих морей-океанов подтянется. Вроде как по закону положено. Сделаем родительское гнездо местом сбора, вроде общей дачи? Будет, куда приезжать в отпуск, на рыбалку. Словом, остаешься на хозяйстве. Хочешь – квартирантов пусти на год, тебе же деньги не помешают? Не возражаешь?

Дэн не возражал… Квартирантов в дом он пускать не стал, хотя жить ему было где: дед и родители когда-то скинулись и в качестве свадебного подарка купили ему скромную однушку в старой пятиэтажке. Но Денис уже тоже второй год холостяковал. Гены отцовские дурные, что ли?! Или бабы нормальные перевелись? Всем подавай крутых и богатых.

У артюховских красоток запросы не сильно отличаются от запросов красоток столичных. Когда он учился в педухе, студентки, которых там было большинство, выпархивая после лекций на улицу, хвастались: вон мой на ауди, а мой на БМВ… Ни одна не сказала: а вон мой на жигулях или мотоцикле, но я его люблю, а ваши, на иномарках, ему и в подметки не годятся.

Но, надо признать, тут Дэн преувеличивал. Иначе как бы он, идя по стопам отца, женился студентом, на своей однокурснице? Детьми они сразу обзаводиться не стали, и правильно сделали – времена другие. Молодежь поумнела, медицинские средства стали доступными, а жизнь, наоборот, усложнилась. Но долго тоже не прожили.

Оказалось, что у них с Дашей абсолютное несходство характеров, и не стоит даже время тратить на притирку. Даша вернулась к родителям и озаботилась устройством карьеры, как она это понимала, то есть прыгала из фирмы в фирму в поисках то ли хлебного места, то ли надежного мужа.

Поэтому сейчас проблем с отцовским хозяйством, в смысле пригляда, никаких не возникло. Дэн попросил соседей по площадке некоторое непродолжительное время прислушиваться к звукам в его квартире и посматривать в глазок. Рыбок, кота и попугая у него не было, цветов не водилось.

Дэн собрал рюкзачок с кое-какими вещичками и отбыл на Горскую, в дом, где прошло почти все его детство. Захотелось ему перед грядущей продажей дедовского гнезда пожить там хоть недолгое время. Ностальгия, что ли, взыграла? Вроде того, как в песне поётся: «Дайте до детства счастливый билет».

С работой все уладилось легко. Весна, особого наплыва туристов еще нет. Его отпустили на недельку, в счет отпуска, без проблем.

* * *

Когда-то (впрочем, не так уж давно) Дэн баловался стихами. Как-то изумительной июльской звездной ночью, вертясь во дворе в марлевом пологе по причине юношеской бессонницы, он вдруг почувствовал прилив вдохновения. Толчок высокому чувству придало грешное земное происшествие, весьма нередкое в их доме: баба Тома ссорилась с дедом Никитой. Или наоборот. У Дениски, вынужденного прослушать свару от начала до конца из-за открытых настежь окон, родились строки:

Что связывает их? Любовь, привычка, внуки?

Страх одиночества или постельный грех?

Их жизнь – качели, цирковые трюки:

Вверх – вниз. Сегодня слезы, завтра смех…

Сколько он себя помнил, деда с бабкой мир не брал. Дед у бабы Томы в добром расположении духа звался МикитУшкой в глаза и за глаза, с этакой непередаваемой ухмылочкой. То ли уничижительно, то ли ласкательно… У бабы Томы сердитой – ПроклЯтым. Баба обычно именовалась дедом Чокнутой и Патлатюкой (у бабы Томы были роскошные волосы).

Дед был вторым мужем бабы, а она – его первой. Первый муж умер от ран сразу после Победы, и никогда не приходилось ни Денису, ни трем его двоюродным братьям слышать от бабы какие-то разговоры, упоминания о первом муже. Может, она его так любила, что не могла простить деду Никите своего второго замужества, всю жизнь сравнивая их, и сравнение было не в пользу деда?

Дед уходил на фронт неженатым, молод еще был на ту пору. Баба Тома была старше него на пять лет. Дед после войны пришел к бабе Томе примаком. По сути, этот дом – бабкин. Но то, что домишко, переваливший столетний рубеж, не клонится набок и не врастает одним углом в землю, а стоит, пряменький да бравый, да нарядным сайдингом обшитый, – это, конечно, дедова заслуга.

Отец Дэна, Геннадий Николаевич, старший бабин сын, был от первого мужа. Они с отцом – Подкорытовы, дед Никита и, соответственно, тетка Галина и дядя Гриша – Докучаевы.
1 2 3 4 5 ... 7 >>
На страницу:
1 из 7

Другие аудиокниги автора Лидия Луковцева