Кто в тереме?

– Почему вдруг на остановку?

– Я домой ехать хотел.

– Куда это – домой?

– Ну, на дачи же!

– Вот теперь точно врете, Виктор Иванович! На даче вы давно не жили.

Легостаев хотел было бурно возразить, но тут же понял, что этот факт полиции известен наверняка. На даче, конечно же, обыск был, ситуацию они знают. Начал выкручиваться.

– Ну, я не жить, я просто проведать хотел. Посмотреть, что да как… А Гарик сказал, что надо бы допить, но не на остановке же. И я предложил ему поехать со мной, на пикник, так сказать.

– Почему же именно на дачу?

– Ну а куда? В моем доме квартиранты, к нему нельзя ни боже мой. Не под забором же! Что мы, не люди?

– А вы что ж, вот прямо так, без закуски пили?

– Ну, нет. У него там что-то от ужина оставалось. И я ж тоже не с пустыми руками к нему шел.

Теоретически – возможно, отметил мысленно Бурлаков. Один из водителей маршрутки показал, что в день исчезновения Гарика вез двух поддатых мужиков. И высадил их на дачах. При этом разговаривали мужики вполне мирно, не ругались, не ссорились. Запомнил их только потому, что не много пассажиров приходится в зимний сезон высаживать на дачах.

– Потом что было?

– Потом еще какие-то мужики приходили, еще пили…

– Какие мужики?

– Не помню!

Все. Дальше у Легостаева наступала полная амнезия. Он не помнил ничегошеньки, абсолютно. Какие-то мужики, имен которых он не знал или забыл. Кто-то бегал еще куда-то за самогоном, потом еще кто-то ездил в аптеку за спиртово-травяными «фанфуриками». Прямо столпотворение какое-то было в тот день на дачах. Чуть ли не треть мужского населения Артюховска рванула на пикник.

– А как эти мужики узнали, что вы у себя?

– Ну, может, зашли на огонек. Бомжи, они там зимуют, они всегда замечают, где свет зажегся. А может, это из соседей кто. Да клянусь, я уже не соображал – кто!

Амнезия у Легостаева наблюдалась хитрого свойства: кое-что он, безусловно, помнил. На некоторые вопросы отвечал легко и откровенно, не задумываясь. Особенно если не улавливал связи вопроса со случившимся преступлением. А вот что касается имен остальных участников – тут память словно отшибало. Тут невольно придешь к выводу, что он попросту кого-то покрывает.

Но Легостаев стоял на своем непоколебимо.

– Врете, врете, опять врете. На вашей даче, Виктор Иванович, вообще нет никаких следов пребывания людей. Тем более, многочисленной компании. Никаких там мужиков не было.

– Ну как же не было? Были! Только не на моей были даче! – снова заюлил Легостаев. – Уже когда вышли из маршрутки, я обыскал все карманы – нет ключей! Где-то обронил, в кармане дырка оказалась. И тут я вспомнил, что у Кузнецовых двери никогда на замок не закрываются. Их дачу однажды бомжи разбомбили. Разозлились, что замок открыть не могут, так вообще дверь с петель сняли, нагадили там конкретно.

– Бомжи ли? А может, местная молодежь похулиганила?

Допрашиваемый напрягся.

– Молодежь? Может и молодежь. Но местные вряд ли. Может, с соседнего села вот только. Или приезжие какие. Решили, будет чем поживиться – домик у Кузнецовых крепенький, ухоженный. Ну так вот, они теперь, после того погрома, как и многие, входную дверь на щепку закрывают, еще банку-другую закруток оставляют на закусь, чтоб только незваные гости не безобразничали. Заходите, мол, но будьте людьми! Вот мы и пошли на кузнецовскую дачу.

– Стоп! Подробнее: где эта дача? Как зовут хозяев? Понимаете, да, что мы каждое ваше слово проверим?

– Проверите? Ну проверяйте… Только я место точно не скажу. Не уверен я, какая точно дача. Мы ведь, как выпили, потом еще куда-то шли, я точно не помню – снова заюлил Легостаев.

По рассказу выходило, что в какой-то момент он отключился прямо за столом. Гарик поплыл еще раньше, много ли надо ослабевшему от долгого воздержания организму! Когда Легостаев проснулся, в комнате никого уже не было, все разошлись.

Вокруг во множестве валялись бутылки из-под водки и пузырьки из-под «фанфуриков». Но самое страшное – в левой руке Витек сжимал толстую ножку от старой табуретки, а облупившиеся деревянные обломки на полу окровавлены. И повсюду на полу были следы крови.

Переведя взгляд, Витек увидел возле кровати Гарика. Приятель лежал без движения, не дышал, вся голова в крови. И решил Легостаев, что в пьяном угаре пошел на «мокрое дело». Единственный выход, который напрашивался сам собой, вытащить труп в степь и там бросить, а потом податься в бега. Благо, было где укрыться.

– Но ведь Херсонский был жив!

– Откуда ж я знал? Я подумал, что он мертвый. У него вид был, как у мертвеца.

– Когда вы его тащили, вы что ж, не почувствовали, что он живой? Он не застонал ни разу?

– Нет! Он был, как мертвый.

Врет, конечно.

– Ладно, продолжайте.

Светке ничего не рассказывал, наплел что-то. Вскоре по телевизору услыхали со Светкой о чудесном спасении Гарика, а потом и о таинственном покушении на него.

– А кто, по-вашему, мог покушаться на Херсонского?

– Откуда же мне знать?

– Допустим. Вернемся к происшествию на дачах. Кто помогал вам тащить Херсонского к колодцу?

– Никто! Я один!

– Врете, Легостаев!

– Не вру! Я не помню! Честно, не помню!

– У вас есть дети, Виктор Иванович?

Легостаев пожал плечами.

– Ну так-то нет. Может, и бегают где-нибудь, да я не в курсе. А почему вы спросили?

– Ну полно, как так не в курсе? Есть же человек, которого вы сынком называете?

Нет, Бурлакову не показалось. Легостаев напрягся. После паузы ответил:

– Нет такого человека. Вернее… Я же вообще всех молодых так называю. Привычка у меня такая, да!