Кто в тереме?

Витек еще таил надежду, что замначальника «уголовки» действительно такая старая нюня, какой хочет казаться. Что не «разводит» своими вопросами, что на самом деле не замечает пауз перед некоторыми ответами. Мозг Легостаева, среагировав на стрессовую ситуацию, осветил самые отдаленные уголки памяти и почти мгновенно выдал подходящую информацию.

В Витькином детстве был такой дядя Миша, сосед. Кличка у него была «Сынок». Высокий, крупный мужик, к старости он обрюзг и расплылся, и стал еще крупнее. Сколько Витька себя помнил, он всегда был бритоголовым. Глаза его угрюмо смотрели из-под набрякших век, и не смотрели даже, а сверлили собеседника буравчиками.

Детей у них с теткой Машей, вроде бы, не было. Во всяком случае, их двор не оглашался даже летом визгом приезжих внуков. Может, судьба наказала его, не подарив собственных детей. А может, с другой стороны, судьба просто поопасалась их дарить дяде Мише, понимая, что он за фрукт.

Факт железный: детей дядя Миша не любил. Пока он работал и был занят делом, это как-то не бросалось в глаза, но пришло время ему выйти на пенсию. Из-за избытка досуга дядя Миша полюбил совершать моцион, и совершал его в любое время дня – то по утреннему холодку, то в дневную жару, то по вечерней прохладе. Но всегда по одному неизменному маршруту: от одного конца их улицы до другого, а потом обратно.

И поза его на протяжении всего маршрута не менялась: дефилировал он, держа руки за спиной. В руках же во время этих прогулок сжимал длинный прут, позже сменив его на тоненький ремешок. Ребятня подозревала, что дядя Миша купил его специально.

Завидев издалека несчастного, к которому звезды в этот день с утра были не расположены, дядя Миша окликал:

– Сынок, подойди-ка сюда!

Сашки, Ваньки, Петьки обреченно, как кролики, влачились к удаву – дяде Мише. Остановившись на безопасном, как им казалось, расстоянии, с тоской вопрошали:

– Чего, дядя Миша?

Дядя Миша ласково интересовался:

– Ты позавчера ко мне в сад за абрикосами лазил?

– Не, дядь Миш, это не я был!

– Ты, сынок, ты!

И внезапно появившийся из-за спины ремешок врезал несчастному, по чему придется.

Или:

– Сынок, ты зачем же моему коту хвост подпалил?

– Да не я это, кто вам наврал? – довольно натурально изображал возмущение малолетний садист, предчувствуя расплату.

– Да ты, сынок, ты!

И ремешок взмывал, словно меткое лассо.

И ведь не расскажешь никому, поскольку и в самом деле, рыльце в пушку было практически у всех, подвергавшихся дяди-мишиному наказанию. Глаз у него был алмаз. Если и ошибался изредка в определении виновного, то не сильно расстраивался: будет наперед наука.

Не подойти же на призыв нашкодившему было нельзя: в следующий раз, найдя вину, врежет больнее, а то и добавит лишний раз. Память у деда была феноменальная.

Что интересно, родителям, по умолчанию, не жаловалась ни та, ни другая сторона. Да и взрастал Витек во времена, когда правота взрослого не подвергалась сомнению по железному прародительскому принципу: у тебя еще молоко на губах не обсохло, а ты рот на деда разеваешь!

Это был порочный круг: чем больше лютовал дядя Миша, тем чаще ему мстили всякими пакостями. И только смерть старика, как говорится, примирила их.

– Перейдем к последнему вопросу. Где ваш телефон? Был же у вас сотовый?

– Потерял где-то… Не помню!

– Да что ж у вас за обострение склероза?! Как вы без телефона обходились? Сейчас даже малыши – все с телефонами.

– А кому мне звонить?

– Что, совсем некому?

Легостаев только пожал плечами.

* * *

Зоя Васильевна и помогавшая ей Людмила Петровна готовили экспонаты к новой выставке. Если говорить обычным языком, из того хлама, что вытащили Гарик с Легостаевым из подвала, сразу же были отобраны с десяток женских и мужских нарядов, пребывающих хоть и в весьма плачевном состоянии, но еще вполне пригодных. Не для ношения, конечно, а чтобы обрядить в них манекены.

Одежку нежно перестирали с шампунем, и теперь Зоя с Люсей гладили и подштопывали платья и блузки, а Никита Михайлович укатил за самими манекенами. Какая-то торговая фирмочка (а точнее, расширившая свой бизнес знакомая торговка с рынка) обещала ему выделить с десяток пластиковых болванов в качестве спонсорской помощи.

Предполагалось, что экспозиция будет называться что-то вроде «Мода купеческого сословия конца XIX – начала XX веков».

– Кто бы мог подумать! – искренне недоумевала Зоя Васильевна, разговор крутился вокруг задержания Легостаева. – На вид вполне себе нормальный мужик. К тому же трудяга, ведь пахал тут, как трактор. Неужели это и в самом деле он убил Гарика?!

– Именно, что на вид! А ты его видела-то сколько раз?

– Твоя правда. Пару раз – и то в окно.

– И откуда ты знаешь, чем они там занимались в подвале! «Пахал, как трактор!» Может, они там квасили все время! Хотя… Нет, Лида не распиналась бы так, если б Гарик не завязал стопроцентно.

– Ну, не знаю… Во всяком случае, они все стучали там. Даже когда Гарик уходил домой после дежурства, этот Витек все стучал. Я еще думала: и что там можно прибивать без конца, все же на века делалось. Да и кладка – кирпичная.

– Подожди. Ты же говорила, по договору они только очистить подвал должны были? Никакого ремонта?

– Нет, не то, чтобы совсем никакого. Какой-то мелкий ремонт предполагался. Самый необходимый.

– Тогда чего они там так много прибивали, интересно?

– Откуда я знаю! Может, доски отошли в каком-то месте…

– А вы потом лазили в подвал? Смотрели?

– Никита лазил, работу принимал. А я? С чего бы я туда полезла? Да ты же помнишь, я в санаторий собиралась уезжать, как-то мне тогда вообще не до подвала было.

– Тогда не интересно было, а теперь? Неужели тоже не интересно? Давай слазим!

– Ты с ума сошла? Зачем?

– Да просто так! Странно все как-то с этим подвалом.

– Что ты прямо зациклилась на нем?

– Фу, какая ты… индифферентная! Была бы сейчас Милка здесь, она бы уже туда птахой полетела!

– Не индифферентная, а не авантюристка, ты хочешь сказать. Так и есть. Там лестница крутая! И одеваться неохота.