Кто в тереме?

– Зачем одеваться? Вообще выходить на улицу не надо. Мы по внутренней лестнице спустимся, из дома.

– Она ветхая! Еще сверзимся. А ту, что со двора в подвал ведет, Гарик с Легостаевым как раз подремонтировали. Они через нее и барахло из подвала таскали.

– Ну вот, и давай слазим! Все равно – санитарный день, посетителей нет. Закроем тут все. Басмач с Мочалкой дадут знать, если кто придет.

– Нет. Лучше не надо. Как-то мне не по себе…

– Чего тебе не по себе, глупая?

– Ну… пустой подвал, мы одни в доме… Там темно.

– И что?! День на улице!

– Со всеми этими убийствами…

– Тю! Нас, что ли, убивать придут? Легостаев в кутузке.

Зоя Васильевна колебалась, по обыкновению, не в силах сказать жесткое ««нет».

– А там у вас освещение-то какое имеется?

– Какое там освещение, кто его делал! У Никиты руки не доходят, да и средств не хватает.

– А зачем же подвал очищали?

– Канализацию будем проводить. И вообще, пожароопасно. Никита уже один штраф заплатил пожарникам.

– Тут надо подумать. А то что ж мы там увидим без света? – Люся уже считала дело решенным.

– Ну, можно фонарики взять.

Фонариков в музейном хозяйстве было несколько, на случай регулярных в Артюховске «веерных» отключений.

На калитке висела картонка с объявлением «Санитарный день», входную дверь заперли. Басмач и Мочалка проводили хозяек до двери в подвал с торцевой стены и смирно сели у открытой двери. Подвальную дверь женщины решили не прикрывать – все же дополнительный источник освещения, хоть и слабенький.

Людмила Ивановна, не вняв устрашающему предупреждению на картонке о санитарном дне, поскольку объявление ее не касалось, толкнула калитку и беспрепятственно проникла во двор. Консервативные артюховцы никак не могли преодолеть некоторого недоверия к новому статусу теремка, ставшего музеем, и по-прежнему называли его домом Тихановича.

Внутри дом и в самом деле мало напоминал музей. Насколько прекрасен он был снаружи, настолько обычным жильем оказывался внутри. Экскурсанты, пока еще не очень многочисленные, сразу замечали несоответствие формы содержанию.

Когда три наши дамы сами впервые оказались внутри теремка, они тоже удивились не слишком просторным комнатам и отсутствию залы для балов, чем развеселили Никиту с Лизой.

– Это у вас представления по фильмам – «Война и мир» и другим подобным. Там были дома аристократии, высшего общества. Купеческое сословие пышных балов не устраивало, во всяком случае, не богатеи первой гильдии, а просто зажиточные купцы. По полгорода в гости не собиралось, а если отмечались какие-то праздники, то из самой большой комнаты выносилась мебель, и там устраивались танцы для молодежи. Дом предназначался для жилья, семейного гнезда, и планировка у него была соответствующая – спальни, гостиная, детская, кабинет хозяина…

…Мила подергала запертую входную дверь и сообразила, что Мочалка и Басмач не просто так себе не бросились ее встречать, а продолжали дисциплинированно сидеть по другую сторону дома. Они, правда, синхронно заработали хвостами, приветствуя ее, но с места не сдвинулись. Даже если бы она сейчас крикнула: «Ужинать!» – реакции следовало ждать той же, поскольку собаки мигом понимали, когда их разводят: для долгожданного события время еще не наступило.

Басмач и Мочалка, пережив период проверки отношений, решили, наконец, воссоединиться. Легкомысленная Мочалка, возблагодарив судьбу за ниспосланную ей встречу, оставила обжитую нору под пирсом единственному оставшемуся отпрыску из последнего помета. Она и сама уже сбилась со счета, которого. Остальных разобрали, а этому повезло меньше, хоть и был кобелек. Во всяком случае, добывать пропитание он мог уже самостоятельно, а без крыши над головой она его не оставляла, и ее материнское сердце было спокойно. Для нее самой судьбоносная встреча с Басмачом на склоне лет обещала спокойную старость: гарантированную миску похлебки и конуру на двоих. В тесноте да в тепле, а значит – не в обиде!

Трех пожилых дам, как и молодого директора и его жену Лизу, Басмач и Мочалка воспринимали как хозяев второстепенных. Главными были сторожа, которые их кормили. Поэтому собаки, включив логику, не проявили особого энтузиазма, увидев долго отсутствовавшую Людмилу Ивановну. Тем более, что в данный момент из хозяев она была в единственном числе, в подвале все же их находилось больше.

Мила подошла ближе и заметила открытую дверь в подвал. Приглядевшись, заметила мельтешащие внизу, в темноте огоньки электрических фонариков. Присела и расслышала приглушенные подвальными закоулками, до боли родные голоса.

Радостные чувства от предстоящей встречи распирали Милу, ей вздумалось пошутить. Набрав в грудь побольше воздуха, она постаралась придать голосу басовитости и рявкнула в открытую дверь:

– Кто-кто в тереме живет?

Огоньки фонариков в подвале погасли и на полсекунды установилась полная тишина. А потом ее разорвал истошный двухголосый вопль.

Говорят, собака способна издали чуять страх человека. Научное объяснение такому феномену существует: когда проходящий мимо незнакомой собаки человек испытывает страх, в кровь его выбрасывается адреналин, и это порождает специфическое изменение запаха. Человек пахнет страхом и тем самым провоцирует нападение, поскольку собака – хищник, она инстинктивно бросается на того, от кого исходит запах жертвы. Но есть, конечно, и другие теории, куда менее научные. Они касаются умения собак улавливать то ли мыслительные волны, то ли ауру биополя – в общем, чувствовать чужой страх мгновенно и на значительном расстоянии.

Вместе со звуковой волной из подвала хлынула волна такого ужаса, что ее сумела уловить даже Людмила Ивановна. А бедные Басмач с Мочалкой, истерически взвизгнув, рванули, куда глаза глядят. Ведомые инстинктом, они метнулись было к конуре, следуя принципу «мой дом – моя крепость», но тут распахнулась калитка и во двор шагнул директор музея. Никита Михайлович благоговейно нес на отлете длинную картонную коробку, в которой уютно устроился манекен для новой экспозиции.

Обезумевшие собаки, увидев более верный путь к спасению, не сговариваясь, изменили траекторию движения. Они снесли Никиту с манекеном, а идущий следом со второй коробкой водитель «Газели», отпрыгнув, приземлился на пятую точку самостоятельно.

Собаки, причитая в унисон, мчались прочь, на волю, подальше от неизвестного кошмара. В эти мгновения Мочалку впервые посетило сомнение в том, сколь надежно плечо, ниспосланное ей судьбой на закате дней. Басмач несся впереди огромными скачками как последний трус. Далеко позади раздавался нескончаемый, оглушительный женский визг.

…Обозванная многими неприличными словами, которые в ходу на всей российской территории, а вдобавок еще и теми, что присущи только поволжским диалектам, Мила сидела в уголке. Нахохлившись, она вытирала слезы обиды.

Она уже охрипла объяснять этим двум старым дурам, что вовсе не собиралась доводить их до инфаркта, а только хотела пошутить. А «две старые дуры» в это время дружно «умирали».

Люся демонстративно, как считала Мила, лила корвалол в граненый стакан в красивом подстаканнике, подаренном Никите коллективом на 23 февраля. Она при этом даже забыла спустить со лба очки, чтобы считать капли. Зоя, столь же демонстративно, дрожащими пальцами выковыривала из блистера таблетки валидола.

А Никита Михайлович в это время метался между двумя непримиримыми лагерями и пытался объяснить каждой стороне позицию стороны противной, хотя и так уже всем все было понятно. Наконец, он успешно завершил свою миссию миротворца, и наступил подходящий момент выкурить трубку мира. Как раз и чайник вскипел.

Мила вытащила из пакета торт, бутылку шампанского. И уже без помпы, на которую рассчитывала (и имела на то полное моральное право), учитывая остроту момента, наконец решилась продемонстрировать документ. Сертификат, из-за которого она три месяца проторчала в чужом городе, вдали от подруг и происходящих в родном городе событий.

Документ был загляденье – красивый, на плотной глянцевой бумаге, в желто-золотистых тонах.

Шампанское после пережитого всеми стресса оказалось кстати. Хотя, по мнению большинства, тут была бы гораздо более уместна бутылочка самогона Антонины Семеновны, чистого, без всяких добавок. Торт оказался вкусным невероятно, прямо из советских времен – надо же, где-то еще выпекают такую вкуснятину. Вскоре Мила была прощена.

Директор, помозговав, решил:

– Завтра я протяну проводку в подвал, и мы туда слазим еще раз, с инструментами. Говорите, доски выщерблены?

– Ну да, как будто их пытались отрывать топором! Больше нам Милка… то есть Людмила Ивановна не дала ничего рассмотреть!

– Девочки, вы опять? Да идите хоть сейчас, смотрите. Я вам не мешаю.

– А почему ты раньше приехала? Мы тебя и не ждем еще. И почему не сообщила? – переключились опять на вредительницу подруги.

– Раньше потому, что группа попалась сильная, мы курс закончили досрочно, да еще новогодние праздники надвигаются, чего там преподаватели будут с нами время вести? А без предупреждения – хотела вам сюрприз сделать!

– У тебя это получилось! – напомнила Люся.

Спиртное оказало на нее обычное действие и пробудило агрессию. Теперь уже и Зоя бросилась на помощь Никите – улаживать дипломатическими способами вновь разгорающийся конфликт.

– Люся, ну что ты!.. Хватит уже! Она же не со зла…

– Вы тут со всеми этими убийствами совсем с ума посходили, – взъерепенилась Мила, чутко уловив момент, что уже можно покачать права. – Жалобу на этого вашего Бурлакова напишу, что использует вас в своих целях, а у вас уже крыша едет!