Исцели меня

– Настя, – простонала мама. Закрывая рот ладонью, она рыдала. Папа стал просто белым и не мог вымолвить ни слова…

– Я спасла тысячи людей, которые хотели убить себя, но в тот момент я была настолько одинока, что сознательно решила убить себя. Если орден заберет меня, клянусь всеми святыми, я убью себя и не буду никому принадлежать. Я не трофей, который можно передергивать туда-сюда, – рыкнула я. – Максим, прости… – шепнула я.

И, не в силах больше сдерживать навалившиеся обстоятельства, я сбегаю, оставляя родителей на него, и забиваюсь в дальнем углу гардеробной. Стаскивая на себя одеяла и пледы, делаю маленький безопасный мирок, плачу и пытаюсь уложить в голове непростую информацию. «В первую очередь орден накажет меня, – проносятся в голове слова Александра, – а потом придет за тобой. Где бы ты ни была и с кем, пострадают все… Они везде и во всем, это структура, которая существует много веков».

«Кто я?» – думаю я, чувствуя себя частью эксперимента или фантастического романа. Всю жизнь мне говорили о Боге и вере, о добре и зле, о грехах и их влиянии на жизнь и как теперь из этого всего вычленить нужную правдивую информации.

«И все же кто я?» – каждый раз я возвращалась к этой мысли. От страха меня колотит мелкой дрожью, вдруг орден сейчас придет и разрушит то, что у меня осталось – мою хрупкую любовь.

– Вот ты где! – слышу я родной голос.

Максим стягивает с меня плед, я жмурюсь от света и вижу его ласковую улыбку.

– В тебе таится мировой запас слез, может, перестанешь плакать? – подает он мне руки.

– Макс, – шепчу я, панический страх овладевает мною, и я бросаюсь в его объятия. – Максим…

– Боже… ты вся дрожишь, – произносит он и хочет уйти куда-то, я останавливаю его, притягивая к себе. Касаясь его теплых губ, начинаю его жадно целовать. Он сразу же вовлекается в страсть, запуская пальцы мне в волосы. Я очень хочу закончить то, что мы начали, и освободиться от страха и обременений. Максим приподнимает меня, подпирая спиной к полкам, его прикосновения рук оставляют горячую дорожку на бедрах животе, и я забываюсь, теряя себя в его тяжелом дыхании, волнительных поцелуях.

– Настенька, милая, нет… – мурлычет он, пытаясь остановиться, – нет, родная, нет… – задыхаясь, он прерывает поцелуй и ставит меня на пол.

Я растерянно смотрю на него, он отступает на шаг.

– Макс, что не так?

– Мхх, – с досадой рычит он и глубоко дышит. Я вижу, что он пытается подавить возбуждение. – Все так, малышка, – растирает он лицо ладонями, пытаясь отдышаться. Я замираю в непонимании и ожидании. – Боже, ты такая сексуальная, и я безумно хочу тебя, – тихо произнес он, покачивая головой, – но пойми, я не могу стать инструментом, которым ты лишишься своего дара

– Ах вот оно что, – разочаровываюсь услышанным, – ты тоже дорожишь моим даром? – новая порция отчаянья и безысходности накатывают на меня.

– Я дорожу тобой, нами, нашим будущим. Каждый раз, когда я делаю серьезный шаг в отношении тебя, ты сбегаешь…

– Но я хочу тебя, – хмурюсь я, – и до прихода родителей…

– До их прихода я не знал, из-за чего ты сводила счеты с жизнью. Настя! – закричал он, обращая мое внимания на боль в его сердце. – Ты должна разобраться в себе. Что ты хочешь в своей жизни? Я не позволю, чтобы наш первый раз был под воздействием драмы в твоей душе. Чтобы ты потом жалела…

– Я не сбегу, – произношу я, подходя к нему, и обнимаю, – но, как выяснилось, без тебя я запутываюсь в себе еще больше. Макс, ты мне очень, очень нужен.

– Я с тобой, малышка, – бережно целует он меня в голову, – я всегда буду с тобой…

Самые живительные и необходимые слова обволакивают меня спокойствием, и я в руках любимого словно в уютной колыбели.

– За последнее время ты пережила много плохого. Я думаю, у меня есть средство, чем тебя взбодрить, – улыбнулся он и потянул за собой, – Пф… кто бы мог подумать, что гардеробная такое романтическое место, – ухмыльнулся он, пытаясь поднять мне настроение.

Мы пришли на кухню, он бережно усаживает меня за стол. Я, хлюпая носом, внимательно наблюдаю за ним. Он включает чайник и беззаботно достает две большие желтые кружки.

– Макс, мы пришли есть? – удивляюсь я.

– Именно, – весело произносит он и неизвестно откуда кладет красную коробочку на стол, – когда я тебе ее подавал, они еще были теплые. Переживания отнимают много силы, которых у тебя очень мало. Ты должна кушать.

Макс по-хозяйски ходит по кухне, а преданная кошка ластится у его ног. Я с любопытством открываю коробочку и вижу коричневые румяные блинчики. И мой желудок тут же отозвался, громко урча.

– Веста, сейчас я тебя тоже покормлю, – заботливо произносит он, открывая пакет с кормом.

– Веста?

– Да, она мой симпатичный друг…

– И ревнивый, – добавила я, наблюдая, как Максим насыпает коричневые подушечки в кошачью миску, та, громко мурлыча, припадает к чашке.

Я ловлю на себе заботливый веселый взгляд Макса, который сменяется задумчивостью. Максим подходит ко мне, занимая место напротив.

– Настя, я хочу тебя попросить, – начал он серьезно, – не думай больше никогда о смерти и не говори о ней. Что бы ни случилось в этом безумном мире, ты должна жить.

– Только если в этом безумном мире будешь ты, – отвечаю я и через стол беру его за ладонь.

– Я буду… – растерянно ответил он.

– Обещай мне, Максим. Для меня это важно…

– Как и для меня, Настя! – воскликнул он, напрягаясь. – Ты первая…

– Обещаю, что буду жить в этом мире, пока в нем будешь ты.

– Теперь ты от меня зависишь, – ухмыльнулся он, даря мне короткий, но нежный поцелуй.

– Максим, я потеряла веру, – сконфузилась я с досады, – я вообще потерялась, весь мой мир просто рухнул в одночасье, и теперь я не знаю, где правда, где ложь, во что мне верить. Это пугает.

– Знаешь, у меня были минуты затмения, когда мне казалась, что стены на меня давят, а выхода нет. Тогда я просто начинал верить в воздух… в пустое пространство, – сделал он осмысленную паузу, подбирая правильные слова. – Ты тогда в парке сказала, что, когда ситуация не зависит от тебя, надо просто верить в благополучный исход, и во Вселенной найдутся силы и возможности, чтобы помочь. Я верил, что найду тебя, остро чувствовал твою боль и продолжал искать. София сказала, чудо, что я тебя во время нашел, но это не так. Это вера. Там, наверху есть «чел», – показывает указательным пальцем вверх, – который слышит все и понимает на разных языках. И я просил по-разному, с истерикой и депрессией, и пьяный, и даже матом, но он все ровно понимал меня и не бросал во всем этом безумии. Как бы тебе плохо ни было, ты должна продолжать верить поначалу хотя бы в себя и тогда поймешь, как тебе жить. А я всегда рядом с тобой, – Максим бережно берет меня за ладони, согревая их собой и воодушевленно смотрит на меня.

– Макс, прости… – с досадой произношу я, осознавая, что если бы я не ушла, то не было бы столько страданий, слез, и на самом деле все это время я очень нуждалась в нем…

– Я уже сказал, что не дам тебе прощения, – улыбнулся он, вставая, и вышел из комнаты.

Я неожиданно осталась наедине со своими мыслями.

– Вот… – сказал он, положив синюю записную книгу. – Это было в твоей машине.

Я пристально посмотрела на нее, не решаясь взять. Эта книга – спутник моего детства, в ней мои мысли, сокровенные желание и молитвы, в ней я спрятала свои чувства к Максиму, те мысли, что не решалась сказать вслух.

– А где сама машина? – спросила я, отстраняясь от размышлений.

– Дима завтра пригонит. Тогда, на мосту, у нее сел аккумулятор, ему пришлось повозиться, чтобы доставить ее до стоянки.

– Спасибо… и Диме тоже.

– Настя, я тебя оставлю с блинчиками и сладким чаем. Ты должна поесть и подумать, если я тебе буду нужен, найдешь меня в кабинете.

– А что ты будешь есть?