Пепел. Хроники Риада

– И не посмотришь на меня, горянка? – насмешливо спросил стражник. – Гордая ты или боишься?

ХынСаа вскинула голову, в глазах её сверкнула ярость. Боль от потери ещё не начала отпускать стеснённую ею грудь, и желание вернуть муку сорвалось с губ девушки традиционным:

– Да будет сладким твой ужин.

Мужчина улыбнулся: дерзость ему понравилась, так же, как и полный достоинства тон пленницы. Не сказав более ни слова, он направился к костру; и всё то время, пока ХынСаа помогала женщинам с оставшейся частью угощения, она не сводила с него глаз, с мрачным удовлетворением убеждаясь в том, что он съел всё без остатка.

Вернувшись к остальным пленникам, горянки принялись готовиться ко сну; утомлённые дорогой дети крепко спали на накидках и опустевших сумах. Волнение среди воинов привлекло их внимание довольно скоро; резко обернувшись, ХынСаа вгляделась в метавшиеся вокруг костров фигуры мужчин. Воины падали на колени, многие кашляли, задыхаясь и краснея, хватали ртом воздух. Девушка знала, что паралич, вызванный ядом, не даёт им дышать, видела желчь на их губах. Раскаяния или сочувствия не было среди её чувств. Она внезапно подумала, что, возвращая кровь своих родных, отомстила за всё племя.

Прошло немало времени, прежде чем в лагерь вернулось спокойствие; короткие, властные приказы Курхо и помощь, которую оказали своих соратникам не успевшие вкусить яда воины, спасли жизни некоторых из них. Погибших было много, и, окинув их недвижные тела полным ярости взглядом, Курхо посмотрел в сторону пленников и громко, пугая злобой в голосе, спросил:

– Кто?

Вспомнив лица женщин, готовивших ужин, воины грубо схватили их и бросили оземь к ногам командира; ХынСаа, не выдержав, хотела было присоединиться к ним, но Кахин схватила её за руку. Девушка опустила голову: о том, что за её месть ответят другие, она не подумала, но понимала, что горянки не скажут правды и примут весь удар на себя.

Курхо оглядел стоявших перед ним на коленях пленниц, державшихся с достоинством даже в таком положении. Он вспомнил слова отца о том, что честь для ламарцев – первый закон. О том, что они не оставляют неотомщённой кровь своих близких. Наследник с сожалением вздохнул: он должен был предвидеть то, что произошло.

Следующих его слов пленницы совсем не ожидали:

– Где дочь женщины, убитой моим воином вчера ночью?

Пленницы переглянулись, пряча страх за девушку, месть которой они хотели скрыть, Кахин снова схватила ХынСаа за руку, но та покачала головой с тихим:

– Отпусти меня, Кахин. Недостойно прятаться, когда твоё убежище обнаружено.

Вид хрупкой фигуры пленницы, без страха представшей перед Курхо после его вопроса, отозвался в нём смесью иронии и удивления. «Маленькое перышко способно перевесить чашу весов, один воин может решить исход битвы», – вспыхнули в памяти слова Хэжара. Вспомнился и его неизменный завет: «Не поступай в приступе гнева. Позволь мыслям вернуть ясность и лишь тогда принимай решение». Оглядев мёртвые тела своих воинов, наследник вновь посмотрел на девушку. Она стояла, выпрямившись, подняв голову и опустив взор, исполненная достоинства, бесстрашная и спокойная. Лично отбиравший воинов в свой отряд, Курхо поневоле подумал, что эта слабая девушка смогла бы принять смерть так, как её принимали лучшие из Эскара. И отпали всякие сомнения в том, кто именно отравил еду: пойти на такой смелый шаг могла только она.

– Прорицатель предсказал мне, – ровно проговорил наследник, – что случайная смерть пленника обернётся для меня потерей моих воинов, и я не смог этому помешать.

Горечь в его словах пронзила ХынСаа странным сочувствием. Она понимала его печаль, пусть и приняла свою долг лишь вчера. Вскинув на миг взгляд, она вновь отвела его в сторону. Лицо Курхо было таким же мужественным, как и у Дийнала, но отталкивало отпечатком жестокости.

– За твою смерть я не заплачу их жизнями, ведь предсказание уже сбылось, – продолжил наследник. Фийха за спиной ХынСаа испуганно вздохнула, но девушка не ощущала страха. Только тревогу о племени. – Ответь правдиво: ты отравила еду?

ХынСаа вскинула бровь. Мелькнула в мыслях догадка, что Курхо зачем-то нужно, чтобы её признание было услышано остальными воинами. Она понимала: он знает, кто подсыпал яд в котелки.

Прятаться в молчании и лгать не было ни желания ни причины, вскинув голову, девушка подарила воину ясный взгляд и промолвила:

– Я.

Некоторые воины зашипели от злости в ответ, Дийнал прищурился, скрывая досаду. Ламарцы ничем не выдали своих переживаний, и Курхо, горько усмехнувшись, сделал шаг к ХынСаа. Девушка не отступила, не отвела взора. Ярость туманила сознание наследника, он помнил о том, что принятые в гневе решения оборачиваются тяжелыми последствиями, но его обманула уверенность, что предсказание Хэжара сбылось. Потому он проронил, умело пряча эмоции:

– Всё твоё племя будет продано в рабство и станет подчиняться жителям Риада, но ты… Ты достанешься в дар Саа Мелару. Станешь жертвой, что я преподнесу ему ко дню своего возвращения в Риад. И сполна отплатишь за кровь моих воинов.

– Курхо! – вырвалось у Дийнала.

Наследник подарил ему гневный взгляд, и воин промолчал, решив не вмешиваться. Отрешённость, которой отреагировала ХынСаа, напугала его и вызвала разочарование у Курхо, ждавшего хоть искры страха в этих чистых, совершенно невинных глазах. Слабое удовлетворение он почувствовал, лишь когда пленница опустила голову, хмурясь, словно от боли, и резко развернулся, намереваясь вернуться в палатку. Но его остановило твёрдое:

– Я – ХынСаа из племени Ламар.

– Я запомню, – ядовито отозвался наследник, оборачиваясь, и сузил глаза. Взгляд у девушки был пронзительным, но странно пустым.

– Я – ХынСаа из племени Ламар, – повторила она. Курхо нахмурился, и пленница вновь промолвила: – Я – ХынСаа из племени Ламар… Я проклинаю ваше племя. Ваш город будет разрушен, ваши дома покроет жидкий огонь, ваша слава обратится забвением. Тот день, когда Цайлом извергнет свою ношу, когда земля опустеет, когда небо станет слабым и рухнет вниз, когда брат побежит от брата… тот день будет последним для Риада.

Воины и пленники застыли, слушая охрипший, огрубевший голос девушки, стихли звуки, казалось, даже ночь затаила дыхание. ХынСаа покачнулась, едва с её уст сорвалось последнее слово, и без чувств упала на руки подхвативших её женщин. Курхо переглянулся с Дийналом. Они оба поняли, что услышанное только что было пророчеством.

Глава 6

В сердце горы Цайлом всегда было прохладно и влажно, и только особенно солнечные дни согревали воздух внутри храма Ихрадж. Неровные каменные стены просторной пещеры, украшенные исполинскими гравюрами, были сухими и светлыми, идеальным кругом опоясывали ритуальный зал мощные колонны, высеченные из серебристого песчаника. На некоторых валунах вдоль стен золотом распространяли вокруг тёплое сияние медные светильники, вливался в сырую свежесть воздуха лёгкий аромат аниса. Тёплая голубоватая вода в неглубоком озерце посреди пещеры была прозрачной, позволяя разглядеть камни на плоском дне, и хрустальная влага миниатюрными водопадами сбегала к подножию горы, журча в тишине её многочисленных внутренних переходов. Глубокая расщелина в своде пещеры пропускала лучи света, что потоком падали на озеро, отделяя его от темноты, в которую кутался древний алтарь. Островками касалась краёв расщелины сочная зелень, в изножье жертвенника, освещая высокую арочную нишу, ровно горело пламя. К монолитному возвышению за алтарём двумя полукругами вели высеченные в камне ступени, заключая жертвенник в своеобразный плен, виднелись на верхней площадке каменное седалище, укрытое белоснежной шкурой, и темневшая позади него арка проёма.

Вахия, главная жрица Ихраджа, наблюдала за остальными девушками, поднявшись на несколько ступеней; ступить выше ей не позволял страх перед древним демоном, который занимал ложе во время проводимых в храме ритуалов. Изредка в мелодичное пение жриц вливался нежный свист кокхов, летавших над расщелиной. Уже много поколений любимые птицы жителей Риада не появлялись под сводами храма, словно что-то не позволяло им влететь внутрь пещеры. Вахия ненадолго залюбовалась изящным полётом длиннохвостого кокха, парившего в лучах света, затем вновь вернулась к наблюдению за своими помощницами, которые готовились ко дню осеннего равноденствия.

Каждую осень в этот день в городе ярмарками и народными гуляниями расцветал праздник, люди на улицах хвастались собранным за солнце урожаем, смеялись, танцевали и играли. В Ихрадже в это время проводились древние ритуалы жертвоприношения и приветствия Цайлома, засыпавшего до прихода весны. Служившие в храме девушки в белых платьях сейчас исполняли танец, который стены ритуального зала видели почти девять сотен лет; проверяли медные светильники в постаменте колонн юноши, часть которых, расположившись возле нетронутого нагромождения камней, била в барабаны в такт плавным движениям жриц.

Со стороны прохода, видневшегося за седалищем на возвышении, донесся утробный рык, и Вахия поспешно спустилась вниз, к краю озера. Одна из её помощниц кружилась в его воде, скользя по дну босыми ступнями и поднимая брызги быстрыми шагами. Движения девушки сопровождали её монотонный грудной напев и тихий плеск тревожимой ею влаги, она смотрела невидящими глазами и временами без сил падала в воду, чтобы подскочить через несколько мгновений и продолжить танец. Главная жрица знала, что помощница сейчас в трансе; необычное воздействие воды озера на танцовщиц до сих пор не нашло у служителей Ихраджа объяснения, и по большей части в силу невежества эту магию призывали, что увидеть грядущее.

– Правитель просил узнать, когда вернётся его сын? – услышала Вахия дружелюбный вопрос.

– Глава Союза беспокоится, успеет ли наследник к сроку, прорицатель Хэжар, – с мягкой улыбкой на устах обернулась главная жрица.

Хэжар тихонько рассмеялся:

– Курхо войдёт в Риад накануне праздника, это дитя скажет вам то же, Лучезарная Вахия.

Вахия тактично промолчала и, поклонившись старцу, приблизилась к танцовщице, распластавшейся на камнях у самого края озера. Вода лениво омывала её руки и грудь, скользила между белыми складками её платья, ласково перебирала длинные чёрные волосы. Опустившись на корточки возле кромки озера и избегая касаться влаги руками, главная жрица осторожно дотронулась до закрытых век своей помощницы. Ресницы девушки затрепетали, она распахнула глаза с прерывистым вздохом и рывком села, шумно дыша и невидяще глядя перед собой.

– Поющая с кокхами… В Ихрадж войдёт поющая с кокхами, – явно не понимая, что говорит, промолвила жрица надтреснутым голосом. – Та, что сбросит кокон, ступит в Ихрадж рука об руку со смертью, – покачиваясь, прошептала она. – Она вернёт в Риад благодать… и время потечёт обратно, – выдохнула девушка и упала на руки успевшей подхватить её Вахии.

Стоявшие рядом юноши, дождавшись знака главной жрицы, унесли девушку в её комнату и оставили там заботам преданных служанок. Поднявшись на ноги, Вахия долго безмолвствовала, глядя на прозрачную, как слёзы, воду и вспоминая только что произнесённое пророчество. Хэжар стоял рядом, сложив сцепленные в замок ладони под грудью, и не вмешивался в её раздумья. Наконец жрица взглянула на него и предложила:

– Давайте пройдёмся по храму, прорицатель Хэжар.

Они обогнули главную пещеру и вступили в один из многочисленных переходов в недрах горы, соединявших между собой покои тех, кто жил в Цайломе и служил в его святынях. Клубившийся в узких коридорах мрак рассеивался тёплым пламенем факелов, свет которых выхватывал многочисленных рисунки и символы, оставленные на камне стен служителями храма. Длинный переход вывел Вахию и прорицателя на террасу, имевшую вид овальной чаши и сплошь увитую плетистыми растениями. Хэжар отошёл к краю, молчаливо созерцая открывшиеся взору пики величественных гор, и взглянул на главную жрицу после её проницательного:

– Наследник приведёт в числе пленников девушку, которая вернёт в Риад благодать?

– Её появление в городе предзнаменовала Рубиновое Око, появившаяся на небосклоне в ночь рождения Курхо, – с расстановкой промолвил прорицатель. – Я наблюдаю её уже тридцать три солнца и три луны.

– Думаете, прорицатель Хэжар, что Владыке Цайлома известно о ней?

– Спросите его, – добродушно усмехнулся Хэжар. – Вы единственная в храме, кому дозволено с ним видеться.

Главная жрица улыбнулась в ответ на шутку и заметила:

– Что ж, это так, прорицатель, испокон веков только первая из жриц получала право личной встречи с Саа Меларом. Оттого все вокруг так стремятся приблизиться ко мне, надеясь получить тем власть, которой и у меня нет, – грустно добавила она: настойчивое внимание тех, кто приходил в храм, сильно докучало ей.

Поглядев на Вахию несколько мгновений, Хэжар вернулся к созерцанию гор, залитых золотом и багрянцем заката. Мысли его вернулись к образу воспетой в преданиях Бледноликой Сийг. Именно она была единственной главной жрицей, получившей недолгую власть над Риадом, именно благосклонность Саа Мелара, одарившего её подарками и вниманием, послужила причиной того, что простые люди до сих пор верили в особенность положения первой служительницы Ихраджа.

– Пожалуй, вы правы, – помолчав, согласилась Вахия, – мне стоит побеседовать с Саа Меларом… Мы не говорили ещё даже о празднике, – призналась она.