Улей-2

Улей-2
Лина Негода

Львиная доля наших современников продолжает проживать в «человейниках», самые адские из которых – семейные общаги. Да, да, те самые остовы постиндустриальной эпохи, пожив в которых, ты смело можешь утверждать: «О, ну я-то «плавал»! Я-то знаю, и в цирке больше не смеюсь»! Эта книга не столько проведёт вас за руку по всем лабиринтам человеческого «улья», сколько поможет заглянуть в души его обитателей. Кто они и чем живут? Почему всё сложилось именно так? Порой происходящее будет восприниматься за гранью разумного… Содержит нецензурную брань.

Лина Негода

Улей-2

Глава 1

Хошь так поверь, а хошь на себе проверь

Перевернув страницу под названием «школа милиции», я на некоторое время замерла. Застыла, не имея ни малейшего представления о том, куда же мне приложить жизненную энергию, бившую через край. Ничегонеделание было для меня бесконечно мучительным. Я давно привыкла куда-то бежать, нестись сломя голову, что-то организовывать, постоянно решать проблемы, преодолевая себя и обстоятельства. А тут вдруг тотальный жизненный штиль… Странно…. Очень странно и совершенно непонятно…

Именно в это самое время я каким-то чудом, не иначе, попала на приём к …гадалке, умеющей трактовать кофейную гущу. В поисках халявы – ответа на вопрос, куда же мне направить собственные пяты, я оказалась в крошечной квартирке старушки-одуванчика. Как только чашка кофе была выпита, а его остатки присохли к стенкам миниатюрной кружечки, прорицательница, покрутив перед собственным носом «скрижаль», начала вещать:

– Больше ты никогда не будешь носить погоны, – медленно произнесла она. – А если и сможешь обмануть судьбу и всё же нацепишь их на себя, то будет длиться это один пшик, не больше!

Услышав первую фразу, я тут же поняла, что сидящий передо мной «раритет» давным-давно выжил из ума. Не иначе! Как это – не буду носить погоны? А что же мне остаётся делать?! Ведь ничего иного я не знаю, к тому же впереди у меня диплом, в котором чёрным по белому будет написано: «Юрист-правовед». Следовательно быть мне юристом до скончания веков.

Через пару дней я уже и думать позабыла о старушке, ибо впереди замаячили новые перспективы. Тамуна, знавшаяся с самим шайтаном, предложила мне обратиться к её хорошему знакомому, возглавлявшему отдел дознания в одном из РОВД, находившемся неподалёку от улья. Расчёт был прост: работа дознавателя в разы легче работы следователя, посему имелся шанс, что меня возьмут, несмотря на все мои нюансы.

Начальник отдела дознания, выслушав мою «исповедь», подытожил:

–Майя, я готов вас взять в свой отдел. У меня как раз есть одно вакантное место. Единственное, что вам нужно сделать – это заново и очень оперативно пройти медицинскую комиссию. Вы ведь ко мне не переводом идёте, а через увольнение. Таковы требования. Впрочем, я уверен, что с комиссией у вас никаких проблем не будет, вы ведь её уже не раз проходили. Как только ваше личное дело из школы милиции попадёт ко мне на стол, вам выпишут направление на медосмотр.

К моменту получения направления на медкомиссию со мной приключилась сущая беда. Кто-то из жильцов улья приволок герпетический вирусный конъюнктивит, разлетевшийся по общаге со скоростью света. Стало очевидным: комиссию мне не пройти, ибо окулист, увидев моё «прекрасное» левое око, заключение ни за что на свете не подпишет. А посему нужно лечиться и терпеливо ждать, пока глаз не вернётся в исходное состояние.

Спустя примерно три недели левый глаз снова стал как новенький, зато правый готов был вываливаться наружу. Подобного поворота событий я никак не ожидала. И снова три недели ада. Три недели страшного зуда, красноты, практически слепоты, капель, мазей и безудержного желания царапать стены когтями.

Чтобы хоть как-то отвлечься от болячки и дурных предчувствий, в один из дней, нацепив на нос огромные солнцезащитные очки, я отправилась на пляж. Лето было на исходе, но аномальная дневная жара всё ещё позволяла купаться в местном пруду, расположенном в самом сердце города.

Проведя на горячем песке добрую половину дня, я уж было собралась «сматывать удочки», как вдруг столкнулась со своими бывшими коллегами из дежурки, в компании коих находилась та самая Анна Михайловна, из-за которой меня «попросили» из аэропорта. Менты шумною толпою привалили на пляж с ночевой.

– Майя, привет! Ты уже домой? А чё так рано?

– Оставайся с нами! Мы сюда надолго! До самого утра!

– Не останешься? Почему? Ну, блииин…

– Ну, тогда давай хотя бы искупаемся за компанию?

Отчего же не искупаться, отчего не подарить разомлевшему на солнце телу ощущение приятной обволакивающей прохлады? Отчего не проститься с медленно угасающим солнцем? А самое главное – отчего же не разглядеть как следует блатную бабень?

Но надо же было такому случиться, чтобы именно в тот самый момент, когда любовница «великого мусора» в близлежащих кустах принялась раздеваться, меня кто-то отвлёк. Когда же я снова смогла обратить свой взор на Михалну, та, похрюкивая, уже вовсю плескалась в пруду.

– Вот чёрт! – ругнулась я про себя. – Не дали восхититься прелестями каракатицы!

Из воды дородная «ундина» выползла только когда начало смеркаться. Народ уже давным-давно рыбу запивал пивасом, а она всё продолжала киснуть в мутной водице, очевидно, стесняясь презентовать присутствующим собственные габариты. Как только нога «элитной» сотрудницы ступила на песок, я тут же безо всякого стеснения принялась демонстративно разглядывать её бесчисленные складки да брыльки. Процесс оказался увлекателен настолько, что ваша покорная слуга, словно распоследняя ворона, раскрывшая рот, налетела со всей дури босой ногой на стекло. Рассмотреть рану из-за быстро сгущающихся сумерек не получилось, посему пришлось как есть – без обработки и перевязки – тут же убраться восвояси.

Только оказавшись дома, удалось разглядеть порез, в общем-то, незначительный, однако весь забитый песком. Наспех обработав рану, я тут же отрубилась с блаженной улыбкой на губах. В эту ночь мне было отрадно от мысли о том, что я гордая и хрупкая былинка, пусть даже жестоко выброшенная за «борт», а вот Анна Михайловна (которой на вскидку не было и тридцати) – гадкая свиноматка, которую имеют все, у кого напрочь атрофировано чувство отвращения.

Поражённый конъюнктивитом глаз со дня на день обещал прийти в норму. Казалось ещё совсем чуть-чуть, ещё совсем немного – и заветная финишная ленточка коснётся моей груди, но – не случилось, не срослось! Через пару дней порезанная на пляже нога опухла до такой степени, что я не смогла на неё наступить. Лечение пустяковой, казалось бы, царапины, затянулось ещё на полтора месяца. Естественно, ни о каком выходе в вышеуказанный отдел не могло быть и речи – на календаре было начало сентября. Обещанное место дознавателя было мною бездарно профукано.

Приземлившись голым задом на асфальт, я невольно вспомнила: «Больше ты никогда не будешь носить погоны, а если и сможешь обмануть судьбу и всё же нацепишь их на себя, то будет длиться это один пшик, не больше»!

Глава 2

И снова: куда пойти, куда податься, кого найти, кому отдаться

Как только «серебряное копытце» зажило, я тут же отправилась в Залупцы, чтобы забрать Соню, проведшую практически целое лето в деревне. Долго засиживаться в доме матери не входило в мои планы. Крайне важно было успеть определиться с работой до наступления холодов.

По возвращении в улей наша жизнь претерпела ряд метаморфоз, касаемых графика: ранний подъём, утренняя дорога в садик и вечерняя из него, в перерывах – бесконечный поиск новой работы. Сегодня, по прошествии почти двадцати лет, я не вспомню и десятой доли тех порогов, что были в те окаянные дни мною оббиты. Купив газету с вакансиями, я тут же неслась по указанному адресу, чтобы вновь и вновь слышать одно и то же:

– Мы уже приняли сотрудника.

– Нет, вы нам не подходите, мы ищем человека с опытом.

– Загляните-ка к нам попозже, недельки этак через три…

– А у нас нет вакансии, мы просто так резюме собирали, чтобы база кандидатов на чёрный день была…

Больше всего мне врезался в память визит в магазин «Сом», торговавший унитазами и иным сантехническим оборудованием. Им требовался продавец. После заполнения анкеты меня тут же отсобеседовали. Миловидная женщина, взглянув в графу «Предыдущие места работы», не смогла скрыть собственного удивления, смешанного с разочарованием.

– Вы действительно работали в органах?

– Да, – гордо подтвердила я. – Работала…

– Мой вам совет, Майя Алексеевна: не рассказывайте об этом никому. Особенно в ситуациях, когда приходите устраиваться на работу. Ментов у нас, мягко говоря, не любят, к тому же, кто знает, быть может, вы – «казачок» засланный. «Бывших» сотрудников не бывает, вам ли об этом говорить. Ни одна уважающая себя компания вас, зашедшую с улицы, к себе не возьмёт. Я бы вообще на вашем месте сменила трудовую книжку, а потом уж пробовала что-то искать.

Услышанное меня невероятно покоробило. Но это была лишь первая реакция. Немного поостыв, я поняла, что в словах мадам, отважившейся зарядить правду-матку, не было ничего оскорбительного, ничего из ряда вон. Многие компании действительно не желали видеть у себя «проходивших мимо». А меня ко всему прочему не желали знать ещё и из-за отягчающих обстоятельств: отсутствия опыта, заочного обучения и маленького ребёнка. К тому же я действительно могла оказаться «засланцем». Ради чего чёрно-белым компаниям устраивать подобные эксперименты, когда рисков и так пруд пруди?!

Отчаянию моему не было пределов. Что же делать? На что нам с Соней жить? Отложенные деньги неумолимо таяли. Ответы, как и выходы, отсутствовали…. А тут ещё и новая напасть, разразившаяся, словно гром среди ясного неба. Заведующая детским садом как бы невзначай напомнила о том, что в конце декабря ждёт от меня справку с работы, подтверждающую мою причастность к внутренним органам (Соня ходила в ведомственный садик). Принести данную писулину у меня не было никаких шансов. Из сложившегося положения следовало, что с января мы остаёмся без детского сада.

Как уже говорилось выше, мой график претерпел изменения. Подъём был очень ранним – в пять утра, именно в это самое время можно было более или менее спокойно помыть пол и убрать заблёванные туалеты. Да, вы всё верно поняли: стремясь не сдохнуть с голоду, мне пришлось неофициально устроиться техничкой в родненький улей.

– Майя, работа очень тяжёлая, а деньги смешные, но это всё равно больше, чем совсем ничего, – предложила комендант, увидев в один из вечеров мою зарёванную рожу. – Мыть будешь свой этаж и пятый. Полностью. Четыре туалета, две кухни, четыре лестничных пролёта и два коридора. Кроме этого из кухни будешь выносить на помойку баки с мусором. Они неподъёмные, ну, как-нибудь справишься за несколько подходов. Мыть можно утром или вечером, это как сама решишь.

В попытке избежать лишних расспросов и издевательств со стороны соседей, я тут же решила, что буду мыть пол ранним-ранним утром, в тот самый миг, когда сон жильцов крепок да сладок.

Первая неделя прошла в относительном спокойствии, зато вторая и все последующие оказались сущим адом. Мало того, что весь улей был в курсе моего «падения», откровенно издеваясь: «А тебе резиновые перчатки идут больше, чем китель мусорской»! – так ещё и Сонька категорически не желала оставаться одна в закрытой на ключ комнате. Как бы тихо я ни вставала с дивана, она, словно бы назло, просыпалась и тут же впивалась в меня, аки клещ, пища и причитая: «Мамочка, мамочка! Миленькая, я не останусь одна! Не останусь! Не закрывай дверь! Не закрывай! Я боюсь»!

Оставить её в комнате с открытой дверью я не могла, ибо и в пять утра в сиваковском «огурце» продолжала бушевать пьянка. Страшно было представить, что может случиться с ребёнком, если вдруг в комнату ввалится пьяное быдло. В итоге, приходилось мыть пол в тесной семейной компании. Соня, словно сиротинка, держа ручонки за спиной, молча стояла возле стеночки, а я тут же орудовала шваброй. При виде смиренной малышки, прислонившейся к обшарпанной холодной стенке коридора, сердце моё готово было разорваться от невыносимой боли. В этот миг я ненавидела себя! Ненавидела Жопова и всю его треклятую семейку! Ненавидела Чмошск! Ненавидела саму жизнь!

Порой нам крупно везло. Вынося мусор, удавалось раздобыть порядка десяти, а то и двадцати, бутылок, валявшихся в мусорном бачке или стоявших рядом. Найденный «клад» в тот же день сдавался в приёмку стеклотары. И всё же, несмотря ни на что, денег катастрофически не хватало. Пришлось экономить на проезде. Так, утром в детский сад мы отправлялись на автобусе, а вечером возвращались домой пешком. Соня капризничала, дёргала меня за рукава куртки, не желая топать ножками пять остановок, а я, словно Астрид Линдгрен, заговаривая зубы, пыталась приковать её внимание то к красивой птичке, то к необычной веточке, то к волшебному листочку на ней.

К концу декабря стало очевидно: всё, я «спеклась». У меня нет больше ни физических, ни моральных сил вставать в пять утра, нет сил тягать на себе тяжеленные мешки с парашей, нет сил носиться по городу в тридцатиградусный мороз, умоляя дать мне шанс заработать копейку. К тому же на горизонте маячили две вещицы: очередная сессия в универе, который я не готова была бросить даже под пытками, и «сделай ручкой» детскому саду.

Собравшись в кучу, я упаковала сумки и мы вместе с Софой, словно два бесхозных пса укатили зализывать раны в Залупцы, где и встретили Новый год. Соня – во сне в своей кроватке, а я – сидя перед телевизором с ногами, по щиколотку опущенными в тазик с горчицей. Отходняк, последовавший за осенними приключениями, был довольно жёстким: температура под сорок и страшные головные боли, унять которые не выходило никакими судьбами.