В жерновах

За два – три дня до праздника начинали приготовлять не хитрые казацкие явства. Варили самогон, заделывали казацкий хмелевый квас, варили густые узвары и густые, как желе, кисели, наваристые борщи, холодцы из петухов. Выпекали большие бурсачки белого хлеба, пирожки с творогом, рисом и яйцом, жарили коржики. На этот праздник казаки позволяли себе разгуляться с уделью.

Почти в каждой хате было веселое застолье с песнями, плясками и хороводом.

Семья Осипа два дня суетилась, перед печкой и печью готовились как всегда, с избытком. Осип всегда говорил: « Арина, готовь усего поболе, штоб потом не лупать зенками перед гостями,» И Арина с дочками всегда старалась всего наготовить в изобилии.

– Ну, кажись, усе готово, усё у погребе и на сходцах. Наташа, смажь ишо раз земь у передней хате, а то уж скоро и свят вечер, – приказала Арина дочери, а сама взяла доенку и, выходя на баз, заволновалась: – Глянь, Осип, чиво ж коров не гонють, надо ж ишо до захода их подоить, а их нету.

– Дак нынче ж пасеть безбожник Демьон, яво очередь, дак он у потемках пригонить, надо було, апосля обед не гнать у стадо.

Осип вышел за ворота выглядывать и коров, и гостей.

Раиса с Петей на руках, с Дусей и Васей отправились встречать тетю Полю, сестру и братьев. Дошли до мостка и увидели бегущих навстречу Колю и Ваню, а Нюра с тетей Полей были ещё на бугре.

– Маманя, здравствуйте, – уцепились за юбку ребятишки. – А вон тетя Поля с Нюрой.

– Жалочки вы мои, а мы так скучились, так скучились, вот и вышли вас встречать.

– Мамань, покажи Петюшку. – Раиса наклонила сверток – уу – большой уже, на папаню схожий. Глянь, Ванюшка.

– Маманя, а папаня уже дома? – спросил Ванюшка.

– Да ишо нет, но наверно, скоро будя, разбяруца, што он ни у чем не виноват, и приедя ваш папаня, – успокоила детей Раиса.

Они подождали тетю Полю и Нюру.

– Здрасте, Полина Ивановна, слава богу, камень с души свалился, та я за ними заскучила.

– Здравствуй, Раичка, што ж ты так переживаешь. Живые и здоровые твои детки. Учатся хорошо, поведение хорошее. Хвалят их учителя, да и я могу ими гордится, по дому мне помогают. Молодцы. – Дак, какой же ваш хутор большой да длинный.

– Дак, почти 4км. тянеца, а то и боле, – подтвердила Раиса.

Дед Осип крутился возле ворот, встречая гостей, увидев внуков, пошел на встречу им.

– Полина, кажись Ивановна, – он протянул ей руку, – здорово, унучата, вы первые наши гости и самые долгожданные, – целуя внуков, говорил дед Осип, – ходите, ходите у хату.

– Дедуня, а мине у комсомол примуть скоро к празнику, – хвасталась Нюра.

– И к какому, к Рождеству чи к Пасхе, – поддел шуткой дед.

– Да не, к дню Великой Октябрьской революции, ну што 7- го Ноября, – поправила Нюра, ошибку деда.

– Можна туды и не лезть. У комсомолы. Ну как примуть, нихай принимають. Но ты, Нюра, усёдно у бога верь и люби, иво без богу никуды, а без комсомола усю жизню жили и голоду не видали. Ладно, – Осип махнул рукой и увидел, как приближались к его хате ещё гости.

Из других хуторов и браты, и сестры, и двоюродные, и троюродные, и племянники, и племянницы, и внуки, и правнуки сходились в гости.

Осип ходил довольный, что много гостей, ведь эти гости большая родня. Все гости радовались встречи. Общаясь, они делились каждый своими новостями и впервую очередь о прибавлениях в семьях, о новых членах этого большого рода. А потом кто сколько накопал картошки, запас сена, намолотил горновки и пр.

– Раичка, ну у вас и родни, – удивилась Полина Ивановна, – счастье – то какое.

– Да энто ишо и половины нету. Завтря ишо ближние придуть, – с гордостью сказала Раиса. – Мы кадысь с маманей считали, дак боле 300 душ, ну энто с маленькими дитями и школьниками, а кабы б ишо не мерли, ишо б боле було.

– Можа, хто хоча подвечерить, дак давайте стол сберем? – спросил дед Осип.

– Дак не, какая ж вечеря и к причастию, и к мированию, и к кресту хочим подойти, – возвразила Аринина сестра Марфа. – Да мы ишо со вчерашнего дня ни чиво не ядим. Можа, тольки дитям што дать, им ишо не такой грех.

– А я ж про дитей и гутарю, им хочь сыты навесть нихай похлебають, – подчеркнул дед Осип, – нихай подъедять, а то и до церквы не дойдуть, – усмехнулся дед, – а завтряи к службе у церкву, а потом на ярморок.

Отвечерявших детей, молодых племяшей и внуков дед Осип начал отправлять на ночлег к двум отдельным сынам и к двум замужним дочкам, живущим отдельно в хуторе.

Кто постарше и совсем старые остались у хате Осипа. Всем хватало места и на лавках, и на земляном полу, устланным коцубейками, полушубками и «куфайками».

Для детей «Ярмарок» – это было самое главное развлечение, они его ждали целый год. Предприимчивые спекулянты из Луганска, из Миллерово да и других городов привозили столько самодельных сладостей, что у степных дикарей глаза разбегались, они целый год копили по копеечке собирали, зарабатывали, а тратили на празднике за считанные минуты. Спекулянты выворачивали из своих мешков кучами конфеты, леденцы на палочках: петушки, красные звездочки, желтые и красные паровозики, конфеты в красивых ярких обертках, пряники – коники, пряники – птички, белочки, зайчики, ведмедики-медвежата.

Спекулянты не забывали и взрослое население. Для них везли «мануфактуру»: ситец, сатин, бязь, батист, куски бастона и драпа, разобранные и отутюженные из распоротой старой одежды, парусиновые тапки, хромовые сапоги, валенки и галоши, платки, полушалки, шали и много разной мелочевки, свечи, клей…

Спекулянты приходили на прицерковную площадь раньше прихожан и выстраивались в торговые ряды.

Проснувшись рано утром в хате Осипа, все засуетились наряжаться во всё самое лучшее, заранее приготовленное. Пришли дети, молодые племянники, сыны с невестками и внуками, дочки с зятьями и внуками. Все были готовы к выходу в церковь и ждали команду деда Осипа, дед перекрестился перед иконами.

– Ну, с богом! Давайте выходить, пока дойдем хоч ишо и рано, но народу будя много. Нынче и у церкву не улезешь, а хочица усем поближе к алтарю, – и со своей семьей и гостями направились к церкви.

– Осип, ишо ш ребяты от быков не пришли, – сказала Арина.

– Ну, нихай, Наташа и Манюшка подождуть их и уместе тады и придуть. Ветерок дуеть и с востоку от и зима будя оттуль: холодная.

Народ уже толпами шел со всех сторон хутора, и Осип подумал: «Надобно б ишо чуток раньше».

Приблизившись к церковному двору, брат Иосифа Григорий встревожено воскликнул:

– Братка Осип, глянь на крышу, какойся человек крясты вон с куполов срубливаить, дак не один, а вон ишо два лезуть, – глянул на брата в недоумении.

– Грец их знаить, прости господи, таперича што ни день, то новость. Зараз усё узнаем, – сказал Осип, приближаясь к дверям церкви, перекрестившись перед храмом и еще раз перекрестившись перед самой дверью в церковь, «отвесили» глубокие поклоны. Из двери навстречу им вышел человек в военной форме с иконой Николая Угодника.

– И куды ты икону Николая Угодника тянешь? – спросил Григорий.

– Куды – куды, – передразнил военный, – а вон туда, на костер.

Григорий схватил икону, потянул к себе и вырвал из рук военного.

Войдя с иконой в церковь, они такое увидели, что не приведи господи никому такое узреть.

Местные коммунисты, парторг, председатели колхоза и сельсовета, бригадиры и прочие хуторские активисты – безбожники вместе с военными снимали со стен у алтаря иконы, выносили священные книги и прочую церковную утварь.

Пришедшие прихожане толкали, кричали, мешая тем громить церковь, т.е. «работать».

– Проклятые антихристы, церкву закрывать у такой празник – над богом ругаца. Ироды проклятые. – кричала бабка Фекла и байдиком огрела антихриста по спине, снимавшего икону.

– Идолы окаянные! Место оскверняете и бога не боитесь. Во, дьявол уселяица! Спаси, господи! – Старый Нефёд перекрестился и поцеловал икону Божьей матери, к нему подошёл местный коммунист Игнат Наумович – бригадир колхоза и оттолкнул от иконы.