Тёмный голос

Ирония судьбы: год назад я хотела себя убить, но мир не позволил. Я просто осталась жить. Для чего? Вопрос остается открытым. Целый год я плыла по течению. Каждый день был похож на предыдущий. Работа, дом, еда, сон… И так все триста шестьдесят пять дней. Серые, серые, серые дни, но не такие, как в пасмурный день, когда знаешь, что за завесой облаков спряталось солнце. А именно такие, когда понимаешь, что лежишь в бетонной коробке. Весь этот год я была подавленна. Роль жертвы растворилась во мне.

Я вышла из больницы, здание которой примыкало к парку. Вечереет. Снег в этом году растаял рано, было тепло. Везде валялась прошлогодняя листва, а из низин выползал густой туман. Голая аллея вела вглубь. Я вдыхала влажный, по-весеннему ароматный воздух. Запах мокрой земли и прелых листьев мешался у меня в носу. Я так чётко ощущала его. Я слышала, как беспокойные капли срываются с ветки и ударяют о валун, лежащий здесь под деревом. Я подошла к берёзке, прижалась к ней ладонями. Её жилы начинали бурлить, наполняясь соком. Внизу ствола виднелись засечки. Люди режут твои вены, пьют твою кровь! Я прижалась к ней головой. Ветки встревожено застучали. Тяжёлые взмахи крыльев, и на дорогу приземлилась старая ворона. В клюве – добыча: кусок чёрствого хлеба. Она попыталась его клевать, но твердая, как камень, корка, не поддавалась. Птица переложила его в лужу. Прыгала вокруг него и постоянно переворачивала. И скоро её находчивость возымела результаты: хлеб стал мягкий. Вдоволь насытившись, ворона взлетела вверх, и звук её тяжелых крыльев ещё долго был со мной.

Чтобы понять, как сильно, ты любишь жизнь, как нуждаешься в ней – потеряй ее!

5

Раннее утро. Онкологические корпуса больницы. Очередной забор анализов. Это важно! Два месяца прошли безрезультатно. Мой врач всегда замечает:

– Самое главное, чтобы не стало хуже! В твоём случае мы не можем применить стандартную терапию. Она агрессивна – можно только навредить. Понимаешь, почки, печень, желудок – всё пострадает. Существует ещё один метод – операция… Но мы не имеем права! Это лишит тебя возможности выносить ребенка. Твой организм находится в таком шатком состоянии, что метастазы могут появится в любой момент. Иногда это называют предраковое состояние, – врач задумалась. – Вернее будет назвать – рак на месте! У тебя есть единичные опухолевые клетки, к сожалению, их не становится меньше. Да, этот вид терапии замедлил процессы, но не устранил. Понимаешь? Нужно менять терапию! Поскольку причину невозможно выявить, придется пробовать разные методы.

Старая винтовая лестница зазывает вверх. Я смотрю под ноги, считаю ступеньки. Будучи студенткой-волонтёром, я резво бегала по ним вверх, а потом вниз. Я всегда хотела посчитать, сколько их, но так и не довелось. Сегодня у меня есть возможность.

– Пятьдесят два, пятьдесят три, пятьдесят четыре… – шептала я.

– Доброе утро! – послышалось сверху.

Я продолжала считать, не думая, что это адресовано мне.

– Девушка, добрейшего вам утра! – шутливым тоном бросили вниз.

Я подняла глаза. Рыжеволосая Кристина, моя коллега-волонтёр, лучисто улыбалась мне.

– Привет-привет! – я ускорила шаг, и, добравшись до неё, обняла.

– Сколько лет, Машка! Сколько лет!

– Пять лет.

Она демонстративно закатила глаза.

– Ты как?

– Нормально, – отделалась коротким ответом. – А ты всё волонтёришь?

– Как видишь, не отпускает меня, – иронично заметила Кристина. – Хочу всем помочь! Кстати, возвращайся к нам, тут всегда много консультаций. Даже сегодня мне хоть разорвись! Может, поможешь по старой дружбе, хоть одного проконсультируешь? А?

–Я уже всё забыла, – отмахнулась я.

– Ой, а что, там помнить, ты только слушай, – улыбаясь, говорила подруга. – Так может?

Я потупила взгляд с мыслями, что мне самой в ближайшее время может понадобиться волонтёр.

– А ты что здесь делаешь? – интересовалась Кристина.

– Пришла навестить, – соврала я.

– Кто у тебя здесь? – сочувственно уточнила девушка.

– Да ничего серьёзного, родственницу положили на ежегодное обследование…

– Ааа, видно, болела?

Я кивнула.

– Ладно, не буду задерживать, но ты заходи, мы в том же кабинете. Может, передумаешь и поможешь мне?

– Хорошо!

– Ловлю на слове!

После многочисленных анализов я решила заглянуть в кабинет волонтёров. Ничего не изменилось, всё то же маленькое помещение. Старый шкаф, три стула, стол и потрёпанный чайник. Сиротливая икона на мраморно белой стене и окна, выходящие на пустырь. Я смотрела на бескрайнее поле, пока Кристина искала мне халат и благодарила, что я согласилась помочь. Жёлтые одуванчики махровым ковром устилали землю, их медовый запах пробивался сквозь старую, оконную раму. Распахнуть бы её, снять туфли и побежать по мягким, тёплым лепесткам. Кружиться, а потом пасть на этот ковёр, жадно вдыхая его аромат, слушать жужжание пчёл, что собирают пыльцу, а потом сделают из нее мед. Попробую ли я его, пчёлы? Буду ли жить?

Кристина набрасывает халат, и я возвращаюсь в реальность.

– Будешь? – она протягивает мне жвачку.

Отрицательно качаю головой. От количества принимаемых препаратов, меня тошнит. Во рту, по утрам, вкус кисло-сладкий. Он приторный, стоит сухим комком поперёк горла. Если ничего не есть, то большие шансы, что меня не вытошнит.

– Нам всегда нужны руки! – не унимается Кристина. – Приходят эти «зелёные сопли» – девочки девятнадцати лет! Десять дней походит, а потом бежит! Нервы у неё не выдерживают! – подруга нервно передергивает бровями. – А больным надо, чтобы их кто-то слушал…

Я поправляю халат. Последний штрих: Кристина вешает на меня свой бейдж со словами:

– Теперь тебя пустят везде! А я пока немного отдохну.

Длинные бесконечные коридоры увлекают за собой. Двери, двери, люди в белых халатах, каталки, больные с капельницами, запах препаратов и хлорки.

Четырёхместная палата. Я вошла, женщины начинаю суетиться, трое из них собираются и выходят. Четвёртая, сидящая у окна, оборачивается, улыбкой приветствует меня. Она выглядит вполне здоровой или, по крайней мере, идущей на поправку. Её соседки имеют куда более болезненный вид. Подхожу ближе.

– Здравствуй! – в её голосе слышится оправдание.

Я внимательно рассматриваю её бордовый халат и такого же цвета волосы. Я знаю эту категорию обитателей хосписа: они больны, но лечить их бессмысленно. Они это знают и спокойно принимают. Они ждут своего часа, периодически приходят на терапию в надежде продлить свои дни.

– Добрый день!

– Присаживайся, – указывая на стул, предлагает женщина.

Ей не нужна помощь, она просто хочет поговорить, таких здесь много, и то, что её соседки ушли, тому подтверждение.

– Расскажи мне что-нибудь хорошее, девочка? – неожиданно она обращается ко мне.

Я внимательно рассматриваю её лицо: оно жёлтое, глаза мелкие, тёмно-синие. Черты лица острые. Отрешённая блаженность застыла на губах.

– Я даже не знаю! – искренне начинаю я. – Может, Вы расскажете?

Я сразу перехожу к делу, ведь ей абсолютно всё равно, кто я и что со мной происходит. Я здесь для того, чтобы слушать и слышать.

– А что я могу тебе рассказать. Ты и сама видишь. Я болею! – с упреком замечает женщина. – Я так устала, но сдаваться не собираюсь!