И пусть трепещут все мои враги

– Жать тут особо некому. Нашей заслуги в этом деле ноль, – самокритично признался Билл, закуривая дорогую сигару и протягивая вторую приятелю. – Мы повели себя, как последние чмошники, и сейчас сидим в такой яме, что не знаю, как и выберемся из нее, – он глубоко затянулся и продолжил: – Твоего парня спасла девчонка. Ей тут прозвище дали Барби, типа, тупоголовая кукла. Вот эта кукла нас и сделала.

– Девчонка? – сделал недоуменные глаза Келли. – А откуда она взялась в лесу? Девочки ведь проходят испытания в начале августа, если мне не изменяет память.

– Ну, это если нормальные девочки. А ненормальные проходят сейчас, – с досадой произнес главный егерь. – Представь, вызывает меня господин Катэйр и говорит, что в этом году в группе гасителей будет не десять, как обычно, претендентов, а одиннадцать. И это дополнительное место специально выделено для четырнадцатилетней соплячки.

И видя округлившиеся уже от неподдельного изумления глаза Келли, он повторил еще раз:

– Да, Бэрр, ты не ослышался. Просто фамилия у нее такая, как у нашего правителя. Хозяин захотел побаловать свою девчушку, вот и разрешил ей поиграть в гасителя.

Мак Гонегелл надолго замолчал, крутя в руках свой стакан. Приятель не торопил его, терпеливо ожидая продолжения.

– Признаюсь, я прямо взбесился, когда Катэйр предложил мне стать ее тренером. Однако, послать его я не мог, поэтому вежливо отказался, сославшись на давнюю договоренность с тобой. Но во мне все кипело. Не хватало еще слезы и сопли вытирать свиристелке, а может и дерьмо. Сам знаешь, как часто в лесу обделываются. Мы уже делаем вид, что не слышим вони, когда выводим их через трое суток. Я деликатно намекнул об этом…

Келли живописно фыркнул, представив «деликатный» намек несдержанного Мак Гонегелла.

– Ну, не привык я делать реверансы, – недовольно нахмурился тот, но продолжил рассказывать дальше. – Прямо так и сказал главному лекарю, что не надо идти девчонке на поводу. Мало ли, что взбрело ей в голову, а вот окажется ночью в лесу и обделается с головы до ног. Сама опозорится, и прадеда оконфузит. А если для нее хотят установить особые правила, то я сразу заявляю, что честно выполняю свой долг и ни для кого не делаю исключения. Так что пусть меня снимают с должности, но девчонка пойдет наравне со всеми, если уже вызвалась. И никакая фамилия не заставит меня изменить клятве, которую я дал десять лет назад, становясь главным егерем. А господин Катэйр ответил, что в данном случае соблюдение клятвы как раз и требуется. Именно непредвзятое отношение во время испытаний он лично пообещал девчонке. Поэтому я должен только обеспечить ей равные условия со всеми. А слезы и сопли – уже ее проблема. И еще он подчеркнул, что прохождение девчонкой испытаний утверждено Советом четырех. Что мне оставалось делать? Только выполнять приказ.

– И кто же стал ее тренером? Коултер?

– С тобой неинтересно. Ты все знаешь наперед.

– Ну, что ты, – великодушно возразил Келли. – Я просто прикинул, кого еще можно назначить деликатным и учтивым тренером для нежной барышни. Кроме тебя, конечно.

Коултер прославился взрывным и вздорным характером. Он даже запретил называть его по имени, отзываясь только на фамилию.

– Хорош умничать, Келли. Да, я решил проучить девчонку, чтобы ей неповадно было с мужиками равняться. Захотела – получила! А Коултер – мой заместитель, не могу же я поручить нашу принцессу кому зря, – уже довольно мирно произнес Билл. – Согласись, что не подкопаешься. Не смог сам стать тренером – назначил второго человека в нашей стае, а не вчерашнего стажера. Короче, когда я сказал Коултеру, то у меня чуть уши не лопнули от его воплей. А тот как увидел девчонку, так сразу дал ей кличку Барби. А все и подхватили. Но она, и правда, настоящая куколка. И фигурка, и мордашка – все при ней. Как такую не баловать? Вот Хозяин и поддался, решил внученьке угодить. А до этого такую коронацию ей устроил! Ты бы видел, что тут творилось. Сынок, небось, рассказывал, как все ученики ей кланялись?

Бэрр молча кивнул, вспоминая рассказ сына о церемонии представления преемницы главы клана.

– Оно понятно, что наследнице правителя негоже быть гадалкой, ну и выучил бы ее на лекарку, чтобы мужа и детей лечила. Так нет, захотел из нее первую бабу-гасителя для показухи сделать. У мафаров же есть такие, да и у ведьмаков тоже. Чем мы хуже? – со злостью съязвил Мак Гонегелл. Однако, из дальнейшего изложения событий Келли понял, что тот злился на самого себя.

– Ну, в общем, мы все так рассуждали, а за нами и ученики, – Билл глубоко затянулся и снова надолго замолчал, а затем с таким же глубоким вздохом продолжил: – И устроили девке такой прессинг, что взрослый парень и дня бы не выдержал. А эта на все издёвки только хлопает ресницами и улыбается. Ну, вылитая тебе Барби! Мне даже хотелось треснуть ее, чтобы перестала улыбаться. Так она вела себя первые два дня, пока мы долбились с теорией. Сам знаешь, что преподаватели из нас аховые, мы люди простые, говорить красиво и долго не привыкли.

Мак Гонегелл не преувеличивал, что не привык красиво говорить. Бэрр уже утомился слушать бесконечные «ну» и «в общем». За полчаса беседы он толком ничего не узнал. Но, что поделать, надо же услышать все из первых уст.

– Короче, цирк начался на третий день, – наконец-то разродился Мак Гонегелл, и дальше повествование стало намного живей и интересней.

– Ты же помнишь, что сначала три дня идет теория, а потом уже тренировки. Так вот, на третий день Коултер от души оторвался на Барби. Он приказал ей показать конспект его двухдневных лекций. У Коултера среди нас лучше всех подвешен язык, вот мы и обязали его читать ученикам лекции о поведении в лесу. Не знаю, кто и когда составил всю эту белиберду, но, когда я пришел сюда, потрепанная синяя тетрадка уже была. Честно говоря, я ее толком даже не читал, так пролистал немного. Какая-то хрень ни о чем, но, если так заведено, значит надо. Вот Коултер и ставит из себя препода – два дня долдонит все по тетрадке, а потом по ней же принимает экзамен. Ну, так вот, все что-то пишут, стараются, а наша красотка поставила ручки на стол, подперла ими личико и просидела так два дня, пялясь на Коултера. Типа, плети, что хочешь, мне все по барабану. Коултер специально два дня молчал, а на третий позвал меня и еще двоих наших, типа, экзамен принимать, и вызверился на Барби: «Где твой конспект, куколка? Неси его нам на проверку».

Девчушка подошла к нашему столу и протянула розовую тетрадочку. После того, как ее прозвали Барби, у нее все стало розовым – ручка, тетрадка, кофточка и даже ленточка в волосах.

Так вот, Коултер тетрадку открыл, а в ней ни словечка, ни буковки, ни закорючки. Он даже подпрыгнул от радости: «Как же ты будешь экзамен сдавать, красавица, если даже ума не хватило готовое записать?»

Барби губки надула и захлопала ресничками: «Я не знала, мистер Коултер, что надо записать – в лесу солнце восходит на востоке, а заходит на западе. Я считала, что оно везде так восходит, сэр, а не только в лесу. Хотя, пожалуй, что север находится напротив юга, мне следовало бы записать».

Она старательно сморщила лобик и похлопала по нему пальчиком: «Это очень ценная мысль».

Коултер покрылся красными пятнами, не зная, что быстро ответить девчонке, а та без запинки начала дословно озвучивать всю галиматью из тетрадки. И с такими наивными комментариями, что мы сразу почувствовали себя полнейшими идиотами. И те, кто читал эту чушь, как очень важную лекцию. И те, кто записывал, считая, что иначе не пройдет испытания.

«Описание на пяти листах, как установить трехместную палатку, конечно, очень интересное. А нам дадут палатки, сэр? – невинно поинтересовалась Барби. – И мы будем жить в них по трое? – она бросила оценивающие взгляды на учеников, словно прикидывала с кем ей разделить палатку. – И спасибо, что рассказали, как жарить мясо на костре. А кого нам разрешат убить в Заповедном лесу, сэр?»

«Я сейчас сам тебя убью! – в бешенстве рявкнул Коултер. – Устроила тут представление! – Он изо всей силы ударил по столу тетрадкой. – Ни хрена не знаешь! Не сдала экзамен!»

«Я не знаю? – криво усмехнулась Барби. – Открывайте свой талмуд и водите по нему пальцем, чтобы не сбиться, – и застрекотала, как сорока, у нас даже в ушах зазвенело, а потом остановилась и ехидно сказала: – Махнете рукой, когда хватит».

«Хватит!!! – сразу завопил Колутер. – Иди, о результате сообщим тебе позже».

«О положительном результате», – с нажимом уточнила Барби и не спеша вышла из комнаты.

А нам уже совсем расхотелось принимать экзамен, мы чувствовали себя оплеванными. И кем? Тупоголовой куклой, – усмехнулся Мак Гонегелл, а Келли уже не смог сдержаться и засмеялся во весь голос.

– Смейся, смейся, – беззлобно разрешил Билл и сам расхохотался от души. – Нет, представь, мы годами с умным видом принимаем экзамен о поведении в лесу, а на следующий день говорим – фигушки вам палатки, с собой можно взять только один нож. И зачем определять, где север, а где восток, если им приказывают: «Сиди на месте и не рыпайся. Тебя привели сюда, и отсюда выведут». Но тогда мы так разозлились на Барби, что вместо экзамена ругали ее почем зря и прикидывали, как же ей отомстить. А ученики поддакивали. Ну, оно и понятно, веселей же перемывать кости девчонке, чем сдавать экзамен. Да и нам хотели угодить, типа, не ей, какой-то кукле решать, что рассказывать на лекции. Заведено объяснять, как ставить палатку, значит для чего-то это надо, и нечего строить из себя самую умную. Даже предложили договориться всем и сказать, что Барби завалила экзамен. И ничего она не докажет одна против нас четырнадцати.

– И вы такие честные и принципиальные, не делающие никому поблажек, решили пойти на прямой подлог? – осуждающе покачал головой Келли. – А все эти разговоры о клятве…

– Да ничего мы не решили, мы же не закоренелые сволочи, – резко прервал его Мак Гонегелл, невольно покраснев.

Они почти уже договорились с учениками, что те подтвердят, как Барби лепетала какую-ту чушь, и за это им всем поставят зачет, но Келли-младший помешал им нарушить профессиональный долг.

– Ладно, признаюсь, это твой сын придержал нас и не дал сподличать. Растолковал, что учился вместе с ней у Броуди, и у девки зверская память. Никто не поверит, что она не смогла пересказать ту мурню, и нам же только хуже будет. Макбрайд заставит всех пересдавать экзамен в его присутствии.

Мы с парнями прикинули, неизвестно еще, что он скажет о наших замусоленных лекциях, да и ученики явно не протарахтят так бойко, как Барби, и решили пока ее не трогать. Поставили ей сдачу экзамена, как и всем. Ничего, сказал я Коултеру, прострекотать эту чушь она смогла, потому что зубрилка. А вот завтра начнутся тренировки в лесу, и тогда посмотрим, что запоет наша красотка, когда столкнется с настоящими трудностями. Тут уж никто не обвинит нас в наездах на Барби, если она не справится, ни Макбрайд, ни даже сам Хозяин. С этим мы и разошлись, с нетерпением ожидая завтрашней потехи.

Келли удобней устроился в кресле, Барби нравилась ему все больше и больше, и он с удовольствием настроился слушать дальше косноязычного Мак Гонегелла.

– На следующий день спектакль продолжился. Мы знали, что девчонка не справится в лесу, это ведь не пикничок, а настоящее испытание. Помнишь, как нам приказали разжечь костер? Несколько часов высекали искру, но ничего не получалось. И мы – грязные, злые почем зря ругали про себя этих гребаных «лесных братьев», скаливших над нами зубы.

Егерь хитро усмехнулся.

– Если бы кто-то сказал мне тогда, что я стану «лесовиком», то я бы плюнул ему в глаза. А сейчас сам с удовольствием скалю зубы над сопляками. Ну, короче, день тогда был препаршивый – сырой и холодный после дождя. Мы расставили всех по участкам и дали им три часа, а сами сидим, пиво потягиваем и гадаем, чей парнишка справится. Каждый своего расхваливал. А затем решили скинуться по десятке для интереса. Один Коултер был злой, как черт, а парни еще его и поддевали. Джек предложил ему монетку кинуть за Барби, так он его чуть не придушил. Ну, просидели мы так три часа и пошли делать обход. Ясный перец, костер никто не разжег, опыта ведь нет пользоваться огнивом. Все уже, как обычные люди, привыкли спичками пользоваться. Да и заклинания сейчас редко кому даются. Поэтому их и запрещают применять, чтобы пожара не было.

Ну, ходим мы, смотрим, кто как постарался. Все были молодцы – ветки натаскали, на кучки разложили, и искру, хоть и с десятого раза, высекать научились. Троим даже удалось пару листьев поджечь, но настоящий костер ни у кого не получился. Одна наша красотка ни хрена не сделала. Принесла для вида несколько веточек, разложила их веером, а сама уселась на пень и подняла мордочку вверх, типа, загорает на выглянувшем солнышке. И вся такая чистенькая, не то, что остальные – потные и чумазые. Она последняя шла в нашем списке, как раз за твоим сыном, вот мы к ней последней и подошли. А заодно, и сопляки с тренерами подтянулись, чтобы посмеяться над Барби.

Келли вопросительно приподнял брови и лукаво усмехнулся, а Билл загоготал:

– Хватит скалиться, умник! Да, в тот день мы наржались, – он скептически хмыкнул, – все по очереди. Сначала мы над девчонкой, а потом она над нами. Короче, слушай. Подруливаем мы к Барби толпой, все двадцать человек плюс Коултер, и ждем представления. И оно началось.

«Что же ты, куколка, костерчик не разожгла? – сладким голосом спросил Коултер. – Я же тебе все объяснил. Да ты и сама умная, вчера как бойко все протарахтела. Так чего сидишь, попку греешь? Поняла, наконец, что бабам в лесу не место? Это тебе не цветочки, ягодки собирать. Давай, дуй отсюда, гасительница хренова, и передай привет Кену».

А девчонка вскочила с пенька, хлопнула ресничками и смущенно сказала: «Простите, мистер Коултер. Я думала, костер надо разжечь у вас на глазах, а оказывается, что он должен уже гореть. Сейчас я быстренько его разожгу».

Мы так и покатились со смеху. Ни у кого и за три часа не получилось разжечь, а эта сейчас быстренько все сделает.

Барби присела на корточки, сложила ветки пирамидкой и три раза дунула на них. Я думал от нашего смеха опадут все листья. Но когда она еще три раза хлопнула в ладоши и запела песенку, то я уже опасался, что и деревья рухнут. А девчонка с серьезным видом пропела: «Гори, гори классно, только не напрасно, а чтоб тепло и ясно стало у костра» и взмахнула пальчиками, словно посылала искры.

Бэрр расхохотался от души, представляя эту картину:

– И когда вспыхнул костер, вы все вытаращили глаза.