И пусть трепещут все мои враги

– Главный надзиратель знает Лаки? – недоверчиво переспросил Келли. – Тогда получается, что…

– Да, Бэрр, – перебил его Мак Гонегелл. – Ее частенько запирали в карцере в первые годы его службы.

– Но ведь девочек не карают карцером, – не поверил Келли. – Для них предусмотрены другие меры наказания.

– Предусмотрены. Только для девочек, которых не считают ублюдками. Дядька сам был в шоке, когда узнал, как издеваются над незаконнорожденными детьми воспитатели и надзиратели. Он тогда год прослужил на этом месте и такого навидался, что хотел уйти. Его уговорил остаться тогдашний главный надзиратель, чтобы хоть кто-то был нормальный среди сброда, служившего там. Билл рассказал, как познакомился с Лаки и с усмешкой добавил, что благодаря ей он сделал головокружительную карьеру – за два года стал главным, несмотря на то, остальные там работают по двадцать лет.

– Интересно, как девочке удалось посодействовать карьере Робинсона? – недоверчиво покачал головой Бэрр.

– А он объяснил, как, – широко ухмыльнулся Мак Гонегелл. – И начал с истории их знакомства пять лет назад.

– Пять? Но получается, девочке было всего девять лет, когда ее заперли в карцере? Какие подонки! Что такого мог натворить ребенок, чтобы так жестоко расправиться с ним?

– Да ничего, – грустно вздохнул Билл. – Ублюдки ведь ничейные дети, и с ними можно творить все, что угодно для потехи. В тот день дядька делал обход своих камер и услышал детские крики, раздававшиеся из подземелья. Крики были наполнены таким ужасом и отчаянием, что он не задумываясь бросился вниз. В подземелье есть камеры, сохранившиеся с времен средневековья, но в них уже два века официально запрещено помещать нарушителей порядка. Дядька скатился с лестницы и увидел, как два здоровых мужика жестоко избивают мальчишек. Один из них упал, и мужик стал бить его ногами, а второй отчаянно отбивался, стараясь вырваться, но мужик вцепился в него и молотил кулаком. Дядька сказал, что у него потемнело в глазах от ярости. С разбегу он врезал обоим амбалам и уже потом разобрался, что один был его напарником по смене, а другой – воспитателем пятого курса Школы Оватов. Пока они, выпучив глаза, хватали воздух, дядька поднял с пола худого парнишку, всего в крови, слезах и соплях. Захлебываясь и глотая слова, тот начал быстро говорить, но дядька ничего не понял. А второй мальчишка, немного старше и шустрей изо всей своей маленькой силы пнул воспитателя, затем надзирателя и отчаянно жестикулируя, объяснил, что произошло. Дядька просто ужаснулся. Эти подонки заперли в камере, кишевшей крысами, подружку мальчишек, а их избили за то, что они просили выпустить ее оттуда.

– Ты хочешь сказать, что… – с ужасом произнес Келли, отказываясь верить, что подобная жестокость существует в Дармунде. Он знал, что ублюдков презирают и издеваются над ними, но, чтобы дойти до такого надо быть извергами, а не людьми.

– Да, они заперли там Лаки. Даже звери не обращаются так с чужими детенышами. Дядька не мог поверить в такое, но из камеры раздался нечеловеческий вопль.

Мак Гонегелл глубоко вздохнул и слегка улыбнулся:

– У нас с Коултером прямо дух перехватило от его рассказа, но потом слегка попустило. И тебя сейчас попустит, слушай дальше. Услышав крик, дядька быстро приказал напарнику: «Немедленно открой дверь, козел, или я тебя сейчас убью!»

Тот не на шутку испугался, дядька ведь ловец не из последних, убьет одним ударом. Подскочив к двери, он вставил в нее ключ и резко распахнул ее.

Билл торжествующе улыбнулся и сделал выразительный победный жест:

– И тут же получил по заслугам вместе с дружком-воспитателем. Дядька сказал, что до конца жизни такое не забудет, а ты знаешь, он не из робкого десятка. Казалось, сотни крыс хлынули из камеры, и эта живая волна накрыла охранника и воспитателя. Они ведь оба стояли перед дверью, и крысы прямиком кинулись на них. В паническом ужасе мужики повалились на пол и душераздирающе заорали. Дядька схватил мальчишек и толкнул себе за спину, лихорадочно соображая, как защитить и себя, и детей. Но защищаться не пришлось. Крысиная армия прокатилась по мужикам и хлынула в глубь коридора, словно спасалась бегством от грозного Крысолова. Только из камеры выскочил не Крысолов, а маленькая чумазая девчонка, которая громко кричала: «Нападай на них, кусай!» А затем она наступила на хвост огромной крысы, бежавшей в числе последних, и та заверещала так, что у всех уши заложило. А девчонка торжественно произнесла, глядя на обезумевших, обгаженных в прямом смысле слова, мужиков: «Королева Брунгильда сказала, что так будет со всеми, кто посмеет обидеть ее брата Крысу».

Она убрала ногу, и крыса прямиком кинулась на воспитателя. Тот заорал во все горло и обмочился от страха. А девчонка подбежала к меньшему парнишке и обняла его. «Я договорилась с крысиной королевой. Теперь они будут защищать тебя, ведь ты их брат».

Мальчишка робко улыбнулся, а затем заплакал и все никак не мог остановиться: «Мы так боялись, что крысы загрызут тебя, Ангел, мы просили выпустить тебя, а они…»

«А я предупреждала, что им же будет хуже, – девчонка высокомерно посмотрела на валявшихся мужиков и брезгливо повела носом. – Фу, как воняет. Пошли отсюда».

Она схватила за руку мальчонку, которого называла Крысой, и потащила его наверх. Второй мальчишка побежал за ними, по ходу еще награждая пинками обидчиков.

Дядька прямо восхитился им и сказал: «Ну, ты и шельма, парень. Правильно. Никогда не упускай возможности еще раз ударить врага».

– Вот это история! – с неподдельным восхищением произнес Келли.

Мак Гонегелл, сам того не ведая, помог ему узнать имя таинственного Ангела.

«Теперь все понятно в рассказе Эйлина. Но девочка какова, настоящее чудо. Она же прирожденный гаситель. Только как убедить в этом наших долбаков?»

Но вслух Бэрр сказал совсем другое:

– Получается, Лаки не блефовала, когда говорила, что можно и в подземелье с крысами?

– Получается, так. Вот какая наша девочка, – с отцовской гордостью произнес Билл. – А мы, дураки, ее поддевали, считая никчемной куклой. А она до безумия смелая. И очень сильная.

Он понизил голос и едва слышно произнес:

– А еще владеет приемами других магий. Дядька сказал, что некоторые даже считают ее испанской ведьмой. Хотя, какая Лаки испанка, если нам объявили, что она законная правнучка господина Галларда?

– Ты больше не упоминай об испанской ведьме и других магиях. Сам знаешь, что бывает за такие разговоры, – с нажимом намекнул Келли. – Лаки наследница главы клана. И естественно, что он передал ей неизвестные нам приемы магии.

К тому же девочка применила не испанское, а мафарское колдовство, подумал Бэрр, которому много раз доводилось сталкиваться с мафарами, как с белыми, так и черными. Изгнание крыс удавалось лишь очень сильным потомственным колдунам. В средние века они мешками огребали золото за спасение городов от нашествия крыс. Один его приятель, мафар-середин наглядно показал этот прием черной магии на полевых мышах, когда им пришлось заночевать на заброшенном поле. Но он не стал делиться своими мыслями с простодушным Мак Гонегеллом.

– Да я и не говорю ничего такого, – начал оправдываться Билл. – Конечно, девочка не колдунья. Дядька сказал, что с того дня заинтересовался странной троицей и выяснил, что они друзья – не разлей вода и всегда защищают друг друга. В тот день Лаки оказалась в камере потому, что бросилась защищать друга, над которым постоянно издевались воспитатели. Мальчонка панически боялся крыс, поэтому ему регулярно подбрасывали в постель дохлых крыс, или кидали на него парочку живых. Тот от страха мочился, и его ставили перед всеми на обозрение в мокрых штанах, обзывая ссыкуном и крысой. Те два подонка три года над ним так издевались, а в тот день напились и решили разнообразить развлечение. Красочно расписывая, что с ним сделают крысы, они потащили мальчишку в подземелье. Его друг – тот, кого дядька назвал шельмой, попытался помешать им, но они отбросили его, как котенка. А потом на них налетела девчонка, тоже из ублюдков, и стала кричать, чтобы они оставили Крысу в покое, иначе крысы сами нападут на них и сожрут. Она повисла на руке воспитателя, царапая ее ногтями, а парнишка вцепился в надзирателя. А эти сволочи разозлились и втолкнули девчонку в камеру. Потом, оправдываясь перед начальством, они заявили, что она сама напросилась.

Мак Гонегелл осуждающе покачал головой.

– Какими же тварями надо быть, чтобы сотворить такое. Но их хорошо проучили. Они на всю жизнь запомнили, каково стоять обделанными перед всеми. Тогда сбежалось человек двадцать надзирателей, во главе с главным, услышав крики ублюдков о том, что в подземелье усрались два мужика. Ну и увидели этих горе-крысоловов. Дядька не стал молчать и рассказал, что эти двое запихнули девчонку в камеру, а он услышал ее крики и заставил их открыть дверь. И эти два удальца, увидев несколько крыс, сразу наложили в штаны. Те стали кричать, что на них напали сотни крыс, на что дядька ухмыльнулся и сказал, что у страха глаза велики. Крыс было не больше десятка, в противном случае от девчонки ничего бы не осталось. Но дело не в этом. Они не имели права самовольно спускаться в подземелье, и тем более, запирать в камере малолетку. За такие дела их надо гнать из Дармунда. Мужики разозлились на дядьку, решили отомстить ему и подстерегли в темном закоулке, прихватив пару дружков-надзирателей. Но дядьку предупредил тот малец – Шельма, и даже немного помог ему, швыряя камнями в нападавших. А один камень он бросил в окно главного надзирателя, тот выглянул узнать, кто посмел разбить стекло и увидел потасовку – четверо на одного. Нападавших выгнали, вместо них взяли троих приятелей дядьки, бывших ловцов, а дядьку главный надзиратель повысил и сделал старшим по смене. Потом Билл еще несколько раз сталкивался с этими ребятами, их за малейшую провинность, часто выдуманную, тащили в карцер. В смену дядьки это боялись делать, но он быстро все понял и стал внезапно приходить в чужую смену, чтобы освободить маленьких пленников. Сменщики пытались дядьку строить, однако, он сразу затыкал им рты. Главный полностью поддерживал Билла и постепенно состав надзирателей стал меняться в лучшую сторону. А однажды к дядьке прибежал тот парнишка – Крыса и умолял спасти Лаки. Двое пьяных надзирателей потащили ее в каморку, чтобы там изнасиловать. Билл по рации разбудил главного надзирателя и сказал, что в каморке пожар. Кто-то бьется в дверь, а замок заклинило. Главный быстро прибежал, и они вдвоем ломами сняли железную дверь с петель.

– Бедный ребенок, – огорченно прошептал Келли.

– Она сумела себя защитить, Бэрр, – восторженно произнес Мак Гонегелл. – Те двое валялись на полу со спущенными штанами и кричали, что девчонка – ведьма, и обожгла их взглядом. А она молча кивнула головой на чайник, намекая, что окатила их горячей водой. Только никакой воды там не было, дядька сразу это понял. Господин Бирн считает, что полгода назад он научил Лаки сбрасывать огненный заряд, а она умела это делать еще в десять лет. Вот и представь, какая у нее сила! После того случая с ней боялись связываться. Больше никто не тащил в карцер ни ее, ни мальчишек. Тех охранников выгнали, дядьку начальник сделал заместителем, а затем и вовсе поставил на свое место, когда решил выращивать капусту.

– Занятная история, – задумчиво протянул Келли. – Но если Билл так хорошо знает Лаки, и судя по его рассказу, даже симпатизирует ей, тогда почему отказался передать ей воду? Не верю, что он испугался внезапной проверки. Всегда можно улучить подходящий момент.

– А потому, Бэрр, что девочка живет по закону: не верь, не бойся, не проси, и тем более, ничего не бери у врагов. Да, она знает дядьку много лет и уважает его, как справедливого человека, но, когда он предложил ей выпить воды перед тем, как захлопнется дверь камеры, она лишь отрицательно покачала головой. Только попросила передать тому парню – Крысе, чтобы он принес бутылку воды через двое суток, когда ее выпустят. Напоследок я еле уговорил Билла показать мне Лаки в глазок. Она спала на полу, так было хоть немного прохладней в той душегубке и хоть какой-то воздух проникал в широкую щель из окошка для передачи еды. Вот такое счастье быть наследницей нашего правителя.

Мак Гонегелл в очередной раз затянулся, крепкая сигара почти успокоила его, и уже более хладнокровно он продолжил:

– Жаль девчонку. Она настоящий гаситель. У нее есть все – и сила, и ум, и смелость, только никому это не нужно.

– А на комиссии ты выскажешь свое мнение о Лаки? – цепко вглядываясь в глаза приятелю, серьезно спросил Келли. – Не побоишься озвучить мысль о настоящем гасителе ее прадеду?

– Не побоюсь, Бэрр, – твердо ответил Мак Гонегелл. – А ты помоги мне и Коултеру написать объяснительные. Мы с утра сидим, затылки чешем, как бы чего лишнего не написать.

– Хорошо, – сразу согласился Келли, такая просьба была ему очень на руку. – Сейчас обмозгуем, как все лучше представить для девочки. Я ведь тоже убежден, что она прирожденный гаситель, Билл.

Глава 4

Лаки медленно шла к резиденции главы клана, вернее, едва плелась, сил у нее почти не осталось. Только час назад главный надзиратель отворил дверь камеры, и она почти упала на руки Крысы, ожидавшего ее с бутылкой воды и несколькими сухариками. Он подхватил ее и усадил на подставленный Робинсоном стул. Лаки сделала несколько осторожных глотков, хотя казалось, что она не сможет утолить жажду и ведром воды, но пить сразу много нельзя, а тем более, есть. Она налила немного воды на ладонь и вытерла лицо.

– Лаки, надо идти, – тихо сказал Крыса. – У нас всего один час. Ровно в одиннадцать тебя ждут на комиссии.

– Ну это уже в никакие ворота не лезет, – возмутился Билл Робинсон. – Могли бы и дать тебе три-четыре часа, а уже потом долбить на своей комиссии. Все равно ведь будут заседать до самого вечера.

– Они хотят, чтобы я не успела прийти в себя и не огрызалась, – слабо улыбнулась Лаки. – А мне их комиссия нафиг не нужна. Я уже все решила.

– Вот и хорошо, – ободряюще улыбнулся Крыса. – Давай, я доведу тебя до коттеджа миссис Фокс. Она уже приготовила ванну, а Мариока принесла одежду. Пойдем потихоньку.

– Спасибо, мистер Робинсон, за то, что охраняли мой покой, – вежливо поблагодарила девочка, а надзиратель лишь покачал головой, в очередной раз восхищаясь ее силой духа.

Почти все отпущенное время Лаки пролежала в ванне с теплой водой. Пить хотелось ужасно, но она лишь ополаскивала рот. Неизвестно сколько времени ее продержат на комиссии, и было бы последней степенью унижения проситься в туалет.