Поглощенные сумраком

Поглощенные сумраком
Лорет Энн Уайт

Высшая лига детективаПриманка для убийцы #3
Мэйсон Денье, детектив из Ванкувера, из-за личных проблем переводится на работу в захолустный городок, где все ему кажется странным. Ко всему прочему, на него тут же обрушивается запутанное, кровавое дело, по хронологии событий поразительно напоминающее «Десять негритят» Агаты Кристи.

У реки обнаружен гидросамолет с потерпевшими, но вскоре выясняется, что к трагедии привела вовсе не авария.

Мэйсону и главе местной поисково-спасательной группы Келли Саттон придется столкнуться с собственными страхами, чтобы разгадать эту загадку и понять, кто в этом деле жертва, а кто – хищник.

Лорет Энн Уайт

Поглощенные сумраком

Моим родителям и всем врачам и медсестрам, которые заботились о них, пока я начинала, писала и заканчивала эту книгу. А также моим дорогим братьям, сестрам и дочерям, близким и далеким, которые помогали поддерживать домашний очаг. Я люблю вас всех больше, чем могу выразить словами.

Сейчас

Иногда стоит бояться… только себя

8 ноября, воскресенье

Прежде чем официантка приносит завтрак, я беру пакетики сахара из коробочки на столе и поспешно засовываю их в карман. Потом я жадно поедаю «Особую тройную яичницу Клуэйн-Бэй для лесорубов» и прошу официантку принести еще один тост. Я ломаю тост на кусочки и собираю ими жир от бекона и остатки яичных желтков на тарелке. Потом допиваю кофе и обвожу взглядом небольшой дешевый ресторан.

Пусто. Официантка ушла на кухню.

Я выпиваю сливки из кувшинчика. Теперь мой желудок готов лопнуть, но я беру салфетку и аккуратно заворачиваю в нее кусочки хлеба, которые просто не могу доесть. Я отправляю салфетку в карман одолженной куртки, где уже лежат пакетики с сахаром.

Внутри тепло, но я не снимаю куртку из-за холода, который до сих пор пробирает меня до мозга костей. Врачи сказали, что со мной все в порядке. Они сказали, что мне повезло. Все они говорили одно и то же – полицейские, санитары, члены поисково-спасательной группы. Я верю им. Мне невероятно повезло, и я могу лишь благодарить счастливое расположение звезд, которое помогло мне выжить.

И вот я здесь, всего лишь с забинтованным черепом, головной болью, несколькими порезами и синяками. Я – единственное живое существо, которому удалось пережить это.

Ибо в конце может остаться только один.

А дойти до конца – значит прийти к началу, не так ли? Кажется, Т. С. Элиот писал что-то в этом роде[1 - Скорее всего, имеется в виду поэма «Четыре квартета» Т. С. Элиота («Ист-Коукер», V: «В моем конце – начало») – (прим. пер.).]. О том, что конец находится там, где все начинается, и лишь те, кто рискнул зайти слишком далеко, могут узнать, как далеко можно зайти.

Возможно, завтра я согреюсь. Возможно, тогда моя животная потребность в еде немного успокоится.

Движение за окном привлекает мой взгляд. Это женщина из полиции, констебль Биркен Хаббл, идет по тротуару от озера. Коллеги называют ее Хабб. Ее лицо было первым, которое я увидела, очнувшись в крошечном помещении бревенчатого дома, служащего больницей в этом уединенном северном городке. Она – одна из трех полицейских, расквартированных в Клуэйн-Бэй, где я оказалась после того, как меня доставили на вертолете из дикой глуши.

Я наблюдаю за ней. Хабб – невысокая, светловолосая и плотно сложенная. У нее важная походка служителя закона, похожая на боцманскую ходьбу вразвалочку, румяные щеки и округлое довольное лицо, выглядывающее из-под ондатровой шапки с опущенными наушниками. Но за обманчиво дружелюбной внешностью скрывается настоящий коп. Мне кое-что известно о том, как носить маску Януса. Возможно, поэтому они послали ее за мной; они думают, я могу сделать промашку и что-нибудь рассказать ей. Они убеждены, что я что-то скрываю.

Полицейские из Клуэйн-Бэй хотят еще раз допросить меня – ради формальности, как они сказали, – в крошечной дощатой штаб-квартире местного отделения Королевской конной полиции Канады, расположенной по пути к озеру. Они уже задавали мне бесчисленные вопросы в больнице, сразу же после эвакуации и после того, как врач и медсестры стабилизировали мое состояние. Я рассказала им все, что могла.

Дверь раскрывается, и Хабб входит внутрь, впуская за собой волну холодного воздуха. Она утирает нос тыльной стороной большой черной перчатки и кивает мне. Я – единственный клиент заведения, так что меня трудно не заметить. Ресторан находится на нижнем этаже единственного мотеля в городе. Это полицейские поселили меня здесь.

Я поднимаюсь со стула, натягиваю одолженные перчатки и прошу официантку добавить счет за еду к моему счету за проживание в мотеле, а затем следую за констеблем Хаббл навстречу морозному ветру, задувающему с озера.

Пока я иду рядом с ней в куртке с чужого плеча, мои глаза слезятся от ветра, из носа начинает лить как из ведра. Тогда я запускаю руку в карман и нащупываю салфетку, засунутую туда за завтраком. Когда я достаю салфетку, недоеденный тост с хрустящей корочкой вываливается на мерзлый тротуар. Я останавливаюсь в приступе мгновенной паники и быстро подбираю его с земли. Сую обратно в карман, и моя душа вдруг наполняется радостью. Я смеюсь; кусочек хлеба спасен от забвения. Теперь мне не грозит голод. И на улице сплошная красота: туманные завихрения и обрывки облаков, необъятный простор, повсюду вокруг заснеженные вершины, – чудесная тишина и уединение маленького городка на севере Британской Колумбии.

Меня потрясает сладостно-горькая, невероятно острая и почти неизбывная красота окружающего мира, ощущение простого бытия. Это ощущение несообразно с катастрофичностью моего положения. Пятнадцать дней назад меня бросили в бездонную яму, в черную глушь моей собственной души. Там обитало Чудовище, и оно посмотрело мне в глаза, и оказалось, что Чудовище было мной.

Но у меня хватило сил отвернуться от этого обвиняющего взгляда. Моя внутренняя сила рвалась наверх и выгрызала путь на волю. И тогда Чудовище осталось там, внизу. Далеко, очень далеко.

Меня спасли.

Скоро нагрянут репортеры. Камеры, вопросы, критические суждения. Мне еще предстоит пройти это тяжкое испытание. Но сейчас, в это ясное и бодрящее снежное утро возле берега озера Клуэйн, рядом со мной только констебль Хабб. А на всякий случай у меня есть пакетики сахара и кусок хлеба с хрустящей корочкой.

В полицейском участке Хабб приводит меня в комнатку без окон с грязно-белой плиткой на полу. В центре стоит прикрученный к полу металлический стол и по одному пластиковому стулу с каждой стороны. Я бросаю взгляд на потолок и замечаю маленькую видеокамеру в верхнем углу.

– Сержант Денье скоро придет, – говорит Хабб и закрывает дверь. У меня почти сразу же начинается одышка, и я начинаю сжимать и разжимать кулаки. Мы познакомились с сержантом Мэйсоном Денье еще в больнице. Он находился вместе с поисковой группой, которая помогла вывезти меня из леса.

Медсестра сказала мне, что Мэйсон Денье лишь недавно прибыл в Клуэйн-Бэй. Он был опытным детективом из отдела расследования убийств в большом городе, но по какой-то причине, еще неизвестной членам небольшой местной общины, выбрал перевод в эту тихую полицейскую гавань на севере.

Я снова смотрю на камеру, и слабое беспокойство, покалывающее где-то глубоко в груди, начинает расти и пульсировать.

Дверь открывается, и входит Денье с папкой бумаг, ручкой и блокнотом. В его темных волосах на висках поблескивает седина. Он носит мундир RMCP[2 - RMCP (Royal Canadian Mounted Police) – Канадская королевская конная полиция (прим. пер.).] и бронежилет. Насколько я понимаю, будь он городским следователем по уголовным делам, он был бы одет в красивый костюм с галстуком. Взгляд его серых глаз кажется цепким и оценивающим, но в их глубине застыла боль. Этот человек пережил нечто очень тяжелое. За его обманчиво тихим поведением скрывается нечто темное и опасное, словно подводный электрический кабель.

Каковы ваши секреты, мистер Денье?

Какую ложь вы готовы поведать?

Потому что мы все лжем.

Каждый из нас – и тот, кто утверждает, что не делает этого, – наибольший лжец.

Вспышка воспоминания слепит меня. Кровь. Ужас в глазах другого человека. Мое сердце бьется быстрее.

– Как вы себя чувствуете сегодня утром? – спрашивает Мэйсон, заходя к столу с другого конца. Он кладет на стол папку и блокнот, прежде чем стряхнуть с плеч форменную куртку и повесить ее на спинку стула. – Голова не болит?

Я прикасаюсь к повязке на лбу, едва ли не ожидая снова увидеть окровавленные пальцы. Но чувствую лишь жесткую, обволакивающую ткань бинтов.

– Я… Спасибо, мне гораздо лучше. Просто слабая головная боль.

– Нормально выспались в мотеле?

– Да, – говорю я. – А вы хорошо выспались?

Наши взгляды пересекаются. Он изучает меня.

Он оценивает, был ли мой вопрос обусловлен невинной вежливостью, или я исподволь бросаю вызов его авторитету и стараюсь сделать его скорее человеком, нежели стражем порядка. Низвести его до моего уровня.

– Да, спасибо, – спокойно отвечает он.

Но морщинки в уголках его глаз свидетельствуют о другом. Я подозреваю, что он плохо спал. Возможно, бессонница – это разновидность «новой нормальности» для бывшего городского копа из отдела убийств. Я неплохо сужу о людях и многое знаю о «новой нормальности».

– Спасибо, что пришли, – он указывает на стул, ближайший ко мне. – Садитесь, пожалуйста.

Я снова бросаю взгляд на камеру и осторожно усаживаюсь. Кладу руки на стол ладонями вниз, но желание бежать отсюда только усиливается. Теперь я чувствую его как пульсирующее давление под повязкой на голове. Клаустрофобия тоже в новинку для меня после многосуточного пребывания в горах и лесах. Я внушаю себе, что в этом подвиге заключается настоящая сила. Теперь у меня она есть. Я могу то, чего другие не могли – и не смогли – сделать.