На улице уже стемнело и мне стало зябко.
Макар коротко на меня взглянул и, отпустив мою руку, сам открыл дверцу.
Какие мы сегодня галантные, – внутренне усмехнулась я и остро почувствовала его возбуждение.
Оно накатило на меня потоками энергии, смешиваясь с моей и взрываясь, превращаясь в новую звезду моего желания. И, наверное, именно оно, такое острое. Горячее. Растекающееся по телу ядом, не позволило мне разглядеть ухмылку в темноте вечера, не позволило мне увидеть ловушку.
На сидении не было ничего. Но сзади уже стоит Макар и, подхватив меня под попу, толкает вперед. Залезает следом.
– С ума сошел?! Парковка у ресторана!
– Стекла тонированные, – поглаживая мою попу через ткань платья, успокоил, казалось, от всего. – А трусы у тебя такие мокрые, что отпустить тебя голодной я просто не могу.
– Голодной?
– По мне, – рыкнул Макар, и его рука из нежной превратилась резко в хлыст и ударила меня.
– Ай. Так какой подарок был.
– Сейчас покажу, – прошептал он и стал медленно и протяжно задирать подол платья, словно разворачивая перед собой сладкую конфетку. Я предвкушающе улыбнулась. Не только, потому что надеялась на первый в жизни куни, но и от того, что по итогу его придется жестко обломать.
Пальцы погладили лайкру колготок, и уже в следующую секунду я вскрикиваю, чувствуя, как они тянут кожу, а потом треск ткани.
Его руки тут же уводят полоску между ног и касаются пальцами, ласкают промежность. То вверх, вытягивая из меня гортанный стон. То вниз, заставляя вскрикнуть:
– Ма-акар…
– Такая горячая, мокрая, для меня, – хрипит он и носом задевает половую губу, вынуждая меня дернуться и положить руки на прохладное стекло.
– Да, вот так, Малыш, прогнись сильнее, покажи свою киску, – говорил он мне прямо во влагалище, обдавая горячим кипятком дыхания. Его руки уже рвали трусы, схватили мою задницу.
Он буквально окунулся в мой горячий оазис и пил из него так долго и так смачно, слизывая языком буквально все, что меня разом заколбасило, затрясло, а те самые ливни стали горячими струями бить по нервным окончаниям.
Я мычала, стонала, чувствуя, как от приближения мощного оргазма темнеет в глазах, а сердце рвется ввысь.
Язык такой влажный, обжигающий жарил клитор, надавливал, вторгался внутрь, поражая, ошеломляя. Макар словно знал, где и как нужно жалить, словно делал это со мной много-много раз.
Так хочется, чтобы сделал снова. И снова. И снова. Лизал, всасывал, теребил клитор кончиком.
Мне не хватало какой-то доли, чтобы по моему телу как по струнам заиграло удовольствие.
Макар освободил из тесного плена рук мои бедра, но лишь за тем, чтобы взяться за косу одной, а второй схватить меня за грудь, бесстыдно массируя ее, оттягивая соски.
– О, боже, – сдавленно шепчу я и все….
Это, кажется, заставило вмиг взорваться все лампочки на панели моего самообладания. Я закричала, чувствуя, как по телу бьет сильнейший ток, как в голове взрывается вспышкой экстаз, как внизу живота вспыхивает настоящее, неугасаемое пламя.
Туман заволок глаза, и я почти не соображаю, пока Макар чиркает ширинкой и резко, почти грубо переворачивает меня на спину, широко раздвигая ноги.
Его член уже смотрит вверх, большой, прямой, точно такой же, как взгляд, которым по моему телу скользит Макар.
Грудь из платья вылезла, платье поднято наверх, а колготки и трусы просто порваны. Если когда-нибудь я подумаю о грязи и разврате, эта картинка встанет перед моими глазами первой.
Макар хочет. Хочет так, что его тело дрожит, а я понимаю, что сейчас самое время включить полную дуру и дать понять, что, если член как кол, значит, что-что, но он всегда найдет свою ямку.
Макар с грозным рыком воина прицелился и даже приставил головку ко вспухшим и мокрым губам. Немного поводил, подготавливал. И уже взглянул в глаза, готовый пронзить меня до самого естества, как вдруг я набираю в легкие воздуха и кричу.
Очень громко, очень наигранно. Но Макар поверил. Отпрянул, испуганно раскрыв глаза, и больно ударился головой о потолок машины.
– Ты чего орешь?!
– Живот! У меня болит живот! – кричу я и для пущей убедительности пускаю слезу и опускаю на плоский животик руки.
– Так, ладно, – после небольшой паузы говорит он, и чтобы застегнуть джинсы поднимает голову. И тут же ударяется о потолок. Снова.
– Бл*ть, – выругивается он, а я делаю все, чтобы не заржать в голос.
Верит или нет? В глазах вроде беспокойство, а вот руки.
– Эй, – вскрикиваю я, когда он бесцеремонно хватает меня за резинку трусов, колгот и стягивает все вниз. Парень, у меня живот болит. Ты же не серьезно?
– Что ты делаешь?
– Не поедешь же ты на осмотр в рваном.
Ну точно, лучше вообще без. Так, стоп…
– Какой осмотр? – слабым голосом спрашиваю и внимательно всматриваюсь в серьезные, темные в свете уличного фонаря глаза. – Я до общежития. Нош-пу закину и посплю.
– Совсем больная! А, ну да, – перебирается он за руль, и я тоже хочу вперед, но меня чуть толкает его рука. Не сильно, но ощутимо. – Но-шпой баловаться нельзя. Лежи. Сейчас поедем и посмотрим, что с твоим животом.
– Макар. Это просто живот.
– Нет, Василиса. Тебе ли как будущему врачу не знать, сколько всего может болеть в животе. Нельзя шутить со своим здоровьем, – продолжает наставлять он, а я просто как болванчик киваю головой. Так беспокоится. Даже как-то стыдно. Должно стать. Но совесть моя сегодня уплыла на волнах, которые вчера разбивали наши бедра. Хочет поволноваться, так я ж не против. Когда еще я смогу увидеть столь трепетно заботливого мужчину.
Божечки, как же это круто!
Мне казалось, что я взмахом руки укротила бушующий ураган, превратила тигра в котенка, дракона в ящерицу. Теперь ящерица в штанах этого мачо в моих руках. Теперь он будет носить меня на своих могучих, подкаченных руках.
Я даже и мечтать не могла, что все повернется вот так. Он рядом со мной, слушает советы врача, кивает и, конечно, не выходит, когда терапевт решает провести осмотр на месте.
– Вам стоит выйти, – заметил врач частной клиники, когда попросил меня спустить платье.
– Нет.
Вот так, одно слово, а сколько в нем власти, самоуверенности. Мое тело, абсолютно не испытывающее комфорт пять минут назад, стало изнемогать от желания.
Пока врач щупал мой живот, измерял давление, я не сводила взгляда с Макара, представляя его на месте руки в перчатках.