Код Гериона: Осиротевшая Земля

Скважина отыскалась на «спине» транспортёра, куда снизу, по скруглённому боку, вела небольшая лесенка, по которой Рэнди вскарабкался, чтобы присоединиться к Рахманову. Формой отверстие напоминало солнце с лучами – точь-в-точь как на гербе Гелиополиса. Сняв рюкзак, Рахманов открыл кейс со страными инструментами, напоминавшими скорее набор хирурга, чем обычного механика. Под крышкой было три уровня, и бортинженер аккуратно выдвинул нижний.

Взяв похожий на спицу инструмент, с самодельной ручкой из жжёного пластика, он аккуратно просунул его в центр «солнца», покрутил, но затем удручённо покачал головой. Не подошло. Он брал из кейса одну железку за другой, но с тем же результатом. Тогда Рахманов выдвинул вторую секцию кейса и достал из неё плоскую серую коробочку с ладонь величиной. Будучи приложенной к замку, она громко пискнула, и в её закруглённом уголке засветились четыре красные точки.

– Замок до сих пор реагирует, и это удача хоть куда. – Затем, она с тихим щелчком словно приплила к замку. – Корпус должен открыться, когда цвет лампочек сменится на зелёный – объяснял Рахманов. А пока подбирается код, побродим вокруг, поищем, что нам ещё может пригодиться.

– Гайки, болты, скобы – этого добра я целый ящик насобирал, в сарае стоит, – радостно доложил Рэнди.

– Провода, парень! Нужны ещё провода! Включай свою мусорную чуйку и вперед!

– Сей момент, сэр!

– Только без «сэра», ладно?

Уже перевалило за полдень, а «волшебная» коробочка Рахманова так и не вскрыла транспортёр; Рэнди раскопал среди металлолома целый моток провода, когда увидел, что к их маленькой компании хочет присоединиться кто-то третий: они заметили его приближение, лишь когда на снег легла длинная синяя тень. Это был еще один охранник – широкоплечий парень в толстой камуфляжной куртке, отороченной собачьим мехом. Он походил на тех двоих, что охраняли шлагбаум, но все же не был одним из них, а, скорее всего, явился из замка, заприметив Рэнди и Рахманова с крыши. Вместо арбалета у него была универсальная американская винтовка M-337 с подствольным гранатомётом, и мальчик, научившийся разбираться в оружии от городского кузнеца Масако – своей будущей наставницы, почувствовал запах «жареного».

– Как прогулка, мужики? – спросил незнакомец без какой-либо интонации.

– Вы для этого к нам столько шли? – огрызнулся Рэнди, почуяв неладное.

– Твой друг сейчас отдаст мне весь свой сахар. И ботинки. А будет спорить – ляжет отдохнуть. Старик! Ты ж со мной спорить не будешь?..

Охранник снял с предохранителя оружие, показывая серьёзность своих намерений; знакомый с местными нравами Рэнди понимал, что его и Рахманова не просто хотят напугать. Законы, составленные новым правителем «от балды» (и вряд ли случайно), защищали гостей лишь в пределах города. Свалка же городом уже не считалась, а значит, любой вооружённый человек имел на ней полную власть. У мальчика прескверно засосало в желудке, но ясности разума не убавилось, и глаза скользнули по земле в поисках тяжёлого предмета.

– Ты уверен, что ботинки подойдут по размеру? – неожиданно мягко спросил Рахманов, поднимая руки ладонями к неприятелю. – Я тебя выше как минимум на голову.

– Больше не меньше. Шевелись давай, – сказал человек с винтовкой, занервничавший от хладнокровия незнакомца.

– Сахара у меня с собой нет, – сказал бортинженер, присаживаясь, чтобы развязать ботинок. – Всё в доме оставил.

– Брешешь. Такие вещи где попало не бросают, – процедил сквозь зубы головорез.

– Парень видит всё. Грохнешь его вместе со мной?

– Парень ничего не скажет, иначе вдобавок порешу всю его семью, кем бы они там ни были, – тяжело проговорил мужчина, скосив на оцепеневшего мальчика взгляд. – Ты ведь родителей любишь, дружок?

Рэнди угрюмо сплюнул под ноги и выцепил взглядом ржавую банку, припорошенную снегом. Главное теперь – выбрать момент, швырнуть – и дёру. Но хватит ли прыти на этот «дёр» у пожилого Рахманова? На вид он, вроде, здоровый…

– Пожалуйста, опусти оружие, – все тем же добродушным голосом попросил Рахманов, продолжая возиться с ботинком. Они в Советском Союзе все такие наивные, что ли?.. Одно хорошо: все внимание охранника сейчас на пришельце, и можно дотянуться до банки. Пушка уперлась бортинженеру в голову, перечеркнув надежду Рэнди: в такой ситуации швыряться жестянками станет только дурак. В следующую секунду пушка рявкнула, заставив Рэнди вздрогнуть; пуля взрыла землю рядом с его ногами.

Однако Рахманов, ускользнувший от пули легким и молниеносным разворотом корпуса, ткнул во врага предметом, похожим на карманный фонарик, из которого хлынул пучок белого света. С ужасным воплем грабитель вцепился себе в лицо, почти мгновенно превратившееся в уголь, ещё несколько секунд ноги мужчины яростно колотились о землю, прежде чем вторая вспышка успокоила его навсегда. Рахманов тяжело вздохнул, спрятал в ботинок смертоносный «фонарик» и шагнул к дрожащему Рэнди.

За его спиной протяжно запищал прибор, возвещая о результатах взлома. Инженер протянул руку, чтобы положить мальчику на плечо, но тот шарахнулся и бросился бежать во весь дух. По его лицу градом бежали слёзы, и дикий визг погибающего грабителя звучал в ушах бесконечным эхом.

Не взлетевшие

26 ноября 2188, Аркона, Марсианская коммунистическая республика

Обращение архонта Майрона Асано к жителям поселения Арконы.

Уважаемые сограждане,

новость, которую я хочу сообщить, станет горьким разочарованием для многих жителей республики и в особенности нашего города, однако такой шаг мне диктует ответственность, которую вы возложили на меня.

Как член Совета архонтов и глава космической программы, я сообщаю, что программа освоения Земли будет отложена. Решение будет обсуждаться Советом архонтов в течение двух недель для утверждения.

Максим Юрковский, при всём моём уважении к его памяти, не всегда адекватно оценивал риски своих проектов. На мой взгляд, крайне опасно было снаряжать на Землю «Фермион-2» после того, как причины гибели «Фермиона-1» так и не были окончательно установлены. Напомню, что одна из спасательных капсул, кусок обшивки и одно из кресел корабля были обнаружены на орбите.

И пока мы не поставим последнюю точку в этой истории, я считаю недопустимым повторно рисковать нашими лучшими специалистами и сложнейшей техникой, в создание которой было вложено столько ресурсов и труда. Пока придётся смириться с тем, что Марс – это наш единственный дом, и заботиться о нём так, чтобы не допустить беды, постигшей Землю. Огромные территории нашей планеты остаются неосвоенными, озеленение началось лишь недавно, климат планеты по-прежнему враждебен для людей. По-прежнему нужно заменять старую технику, которую поставлял нам до революции Советский Союз и которую теперь мы должны производить сами. А значит, нам есть куда приложить усилия. Нам есть к чему стремиться здесь, у себя дома, и на данном этапе это будет целесообразнее, чем высылать экипаж за экипажем на вероятную гибель.

Вы скажете, что аборигены не в состоянии сбить даже обычный самолёт, не говоря уже о космическом корабле, но поверьте, эта планета ещё полна неразгаданных и очень мрачных тайн, поэтому я буду настаивать на отправке других разведчиков – бионических, которые дадут нам более полную картину того, что там сейчас происходит. Два новых зонда отправятся на околоземную орбиту взамен пришедших в негодность в ближайшие недели.

Учёные и инженеры, которые готовились к отправке на Землю, приступят к выполнению новых, не менее интересных и нужных задач на проекте «Китеж»; никто не останется в стороне от великих дел. Главное, что нужно помнить каждому из нас – задача у всех одна – создать на Марсе условия не хуже, чем когда-то были на Земле, и продвигаться дальше за пределы Солнечной системы. Мы уже прошли огромный путь, и я уверен, что для нашей молодой цивилизации нет неразрешимых задач.

Говорят, «Архангел» должен быть готов ко всему, но трудно предусмотреть такой удар. Если решение Майрона утвердит Совет архонтов, перечёркнуты окажутся сразу десять жизней – моя и всего экипажа «Фермиона-2». До сих пор незнакомая злость поселилась в груди, копошась гадючьим клубком. Какая молния ударила в Майрона Асано, который едва успел занять место Юрковского? Он, сам руководивший программой «Архангелы», сам набиравший первую экспедицию и принимавший экзамены у второй – то есть у нас? Понимает ли он, что вся республика теперь может потребовать его ухода?

Из двадцати девяти лет, что я топчу марсианскую пыль, на подготовку к экспедиции ушли пятнадцать. Когда на орбите Земли погиб «Фермион-1», мы с Кэт еще были детьми. Но несмотря на боль и ужас от всепланетной потери, я уже тогда сказал себе, что полечу следующим – как бы сложно и страшно это ни было – и завершу начатое. И вот, я узнал об отмене полета меньше, чем за две недели, вернувшись с грузом продовольствия из Тесла-Сити. Со мной, без пяти минут капитаном, даже не удосужились поговорить с глазу на глаз.

Полёту на Землю предназначалась вся наша жизнь. Учеба по десять часов, дважды в день – тяжёлые тренировки с поправкой на земную гравитацию, почти армейская дисциплина, словно из нас пытались сделать не просто лётчиков, инженеров, медиков и учёных, а вдобавок и воинов-разведчиков. Да, цель нашей вылазки была сугубо мирная, но все понимали, как одичала Земля со дня Блэкаута и на что способны потерянные, лишенные элементарных знаний люди, озабоченные лишь тем, чтобы задержаться в своей голодной жизни еще на денек- другой. Падение цивилизации, учили нас, неизменно должно выпустить на свободу всех демонов, что человечество столетиями училось в себе подавлять, и мы понимали, что рано или поздно с насилием нам придётся столкнуться.

Но кто – в нашей неспешной, аскетичной и предсказуемой марсианской жизни – не завидовал первопроходцам и не мечтал о Великом Деле? Ещё первую экспедицию кто-то случайно прозвал «Архангелами». И хотя отсылок к христианству у нас обычно не любили, название оказалось на удивление живучим и впоследствии прикрепилост к новому экипажу – моему. А тот, кто привык считать себя Архангелом, вряд ли смирится с участью простого смертного – до конца своих дней жить под защитным куполом города, изредка выбираясь наружу в глухом скафандре, не зная ни дождя, ни снега, ни ветра…

Но если отбросить романтику, такое решение, принятое чуть ли не перед самым взлётом, мягко говоря, обескураживает. Особенно после потери Максима Юрковского, и так подкосившей всю Аркону. Смелость, с которой он взялся за возрождение проекта по обратной колонизации Земли, приободрила приунывших после первой неудачи марсиан. Мечта о цветущей планете с лесами и океанами стала чем-то вроде топлива для всех нас, а ведь без мечты ни одно общество долго не живет. К тому же, Юрковский знал, как сделать наши будни радостней – до него Аркона не знала такого числа выставок, концертов, карнавалов, а также спортивных игр среди подростков; этот пример подхватили и другие города. С ним мы наконец-то перестали тянуть лямку в полуаварийном режиме и начали жить.

Но вот, капсула с телом Максима погрузилась в грунт, чтобы дать жизнь новому дереву, а через три недели от его мечты решено было отказаться. Но нечего метать громы и молнии впустую. Пойду к Асано сам и по крайней мере попытаюсь что-то прояснить.

Я ставлю трансляцию голограммы на паузу и разглядываю нового архонта. Майрон плотен, приземист; со своей смуглой кожей, узкими глазами и грубыми чертами он напоминает очень древнего деревянного идола. Говорит медленно, металлическим голосом, делая паузы перед каждым предложением и тем самым заставляя прислушиваться к себе внимательней. По лицу и глазам никогда не скажешь, что у этого человека на уме: выражение у них почти всегда одно и то же. Cам Юрковский был подвижный, эмоциональный, любил шутить, но в случае с Майроном можно сказать, что противоположности притягиваются.

Юрковский скончался у меня и Майрона на глазах с какой-то невероятной быстротой. Он как раз пристыковал десмодуса – летающего робота-разведчика – к неопознанному спутнику Земли, каким-то чудом пережившему Блэкаут. Он подозревал, что это экспериментальный военный спутник, запущенный перед самой катастрофой и оснащенный электромагнитной защитой особой мощности. С помощью встроенного в мозг чипа архонт воспользовался беспроводным нейроподключением и через десмодуса начал деактивировать опасную машину.

Эта рутинная операция длилась около часа без каких-либо помех, как вдруг Юрковский прервал соединение, безуспешно попытался встать и произнёс набор слов, в котором я различил только «тень». Нам показалось, что архонт нас разыгрывает. Он неуклюже дёрнул рукой в мою сторону, и лишь тогда до меня дошло, что с ним стряслась какая-то беда. Я уложил Максима в кресло, Асано послал за врачом, но примерно через час нашего архонта не стало. Врачи определили у него инсульт со множественными гемморагическими очагами: если коротко, в голове у бедняги лопнуло сразу несколько сосудов.

В последний раз сверстник Юрковского (а было ему пятьдесят шесть, что по нашим меркам почти молодость) умирал от инсульта двадцать четыре года назад. На всякий случай медики взяли пробы еды и кофе, которые мы употребляли в течение рабочего дня, но никаких токсинов там не обнаружили. Не нашли следов яда и при вскрытии. В то же время генетическая карта указывала на предрасположенность к сосудистым заболеваниям, а предсмертный анализ крови – её повышенную вязкость. В посмертном исследовании участвовала и Дарья Ким, которую назначили судовым врачом на «Фермион», и сомневаться в результатах оснований не было.

– Уинстон… Могу ли я надеяться, что ты меня не возненавидел? – вздохнул Асано, пропуская меня в кабинет, когда я примчался.

– Прошу, не надо так говорить, – ответил я. После нашей общей потери таких вещей не хотелось слышать даже в шутку.

Архонт протянул мне свою квадратную ладонь; когда я ее пожимал, моя собственная рука была словно деревянной. Мы прошли в небольшую комнату, убранство которой состояло из стола с обсидиановой столешницей, двух кресел, голографического камина в стенной нише да небольшого растения с дивной красоты тёмно-синими цветами, накрытого прозрачным колпаком: новый архонт был увлеченным ботаником.

– Вы же сами подписали мне допуск к полёту, и гипотетический риск агрессии вас тогда не волновал… О каких угрозах идет речь, если реактор теперь в норме?

Перед экспедицией на Землю «Фермион-1» тестировали в космосе дважды, дав ему сначала облететь Марс, а затем отправив его к нашей дальней луне – Деймосу. В общей сложности, в космосе он провел двадцать дней, в то время как полет к Земле на этом корабле должен продлиться тридцать шесть. Маневры намеренно делали максимально сложными, но капитан Григорий Сафронов успешно посадил «Фермион» на Деймос, а затем на поверхность полярного ледяного озера Хельхейм, хотя для земной экспедиции это и не требовалось: корабль предполагалось оставить на орбите, используя для высадки челнок. Отработать не смогли разве что посадку на жидкую воду – за неимением озер подходящего размера. Обшивка прошла специальные испытания, имитирующие метеоритные удары. Впоследствии все, что делал Сафронов, пришлось повторить и мне, а в открытом космосе я провел даже больше времени.

Удивляло то, как мало было замечено фрагментов погибшего корабля, что сразу наталкивало на мысль о взрыве в реакторе. Если ему способствовала некая внешняя сила, она должна была быть чудовищной, и взрыв должен был произойти сразу после критического повреждения, потому что из эфира экипаж пропал в один миг, как и сам корабль – с радаров. Мы, конечно, приняли в расчет, что сигналу требуется время, чтобы от Земли добраться к нам, но все произошло слишком быстро даже с поправкой на это.

Данные с радара «Фермиона-1» поступали непосредственно в космический центр; до последнего мига он не показывал никакой угрозы. Когда я писал диплом, то специально рассчитал массу гипотетической «ракеты-невидимки», взрыв которой мог привести к мгновенному разрушению корабля на мелкие фрагменты. Таких монстров не держала на орбите ни одна космическая держава: они были просто запрещены международными конвенциями.

Экспертная комиссия так и не пришла к окончательному выводу, но чаша весов склонялась в пользу версии о дефекте в конструкции реактора, поэтому комиссия, расследовавшая причину катастрофы, подвергла «Фермион-2» особенно тщательному исследованию. Реактор разобрали и собрали заново, контролируя и отмечая каждый шаг. Дефект обнаружился в системе газового охлаждения. И сядь я в корабль после стандартного тестирования, то не дотянул бы до Деймоса.