– Разумеется, нет, служите, пожалуйста, только вот народ у нас в селе больше нецерковный. Как бы вам в одиночестве служить не пришлось.
– За это не тревожьтесь. Один-два человека, уже достаточно. А вы сами – крещёный человек?
– Крещён то я, крещён. Мама верующей была. Да только я и молитвы-то ни одной не знаю. Как-то мимо меня это прошло.
Он посмотрел на меня не с укором, а как бы с сожалением и очень ласково. И сказал :
– Всему своё время…
После обеда, (а отец Иона, действительно, ел очень мало), он попросил разрешения похозяйничать некоторое время в храме, чтобы подготовить всё к вечерней службе. Ему вызвалось помогать несколько женщин, среди которых была, разумеется, и Настасья Сергеевна.
Часов в шесть отец Иона снова явился передо мной и спросил, не хочу ли я поприсутствовать на службе? Большого желания у меня не было, но имелось некое любопытство, стремление хоть немного прикоснуться к тому, что было привычным и даже необходимым для моих предков.
В храме собралось довольно много сельчан. Как-никак, церковная служба была выходящим за обыденные рамки событием, и народ был рад получить новые впечатления.
Интерьер церкви трудами отца Ионы и женщин несколько преобразился, стал «обжитым», что ли. На подсвечниках теплились свечи, и запах воска смешивался с каким-то иным ароматом (как я понял позже, это был ладан).
Мне предусмотрительно был принесён стул, видимо Настасья Сергеевна предупредила отца Иону о том, что я долго стоять не могу из-за ранения.
Служба началась. Я, разумеется, мало что понимал. Язык, на котором читали и пели, хоть и походил на русский, но понимал я только отдельные слова. Священник то заходил в алтарь, то выходил из него, Настасья Сергеевна и ещё одна женщина, стоя на возвышении сбоку, что-то пели, иногда сбивались и поправлялись, и служба шла дальше. Одни прихожане кланялись и крестились, другие заинтересованно озирались по сторонам. Видимо последние, как и я, плохо представляли себе особенности поведения в храме. Какое-то необычное чувство постепенно заполняло мою душу. Это был какой-то иной мир, живущий по другим правилам. И в этом мире было очень спокойно, и как-то уютно. Все наши трудности и беды, казалось, куда-то отступали. Что-то более важное и вечное заслоняло их и делало мелкими и несущественными.
После службы большая часть присутствующих стала расходиться, однако несколько человек, в том числе и наша староста, выстроилось в очередь к маленькому складному столику, установленному в углу храма.
– Они хотят завтра причаститься, поэтому сегодня должны исповедаться, – пояснил мне кто-то знающий. Я кивнул издали отцу Ионе и вышел.
Уже стемнело, на небе зажглись крупные звёзды, прохладный ветерок шелестел невидимой в темноте листвой.
Не душе у меня было одновременно и спокойно, и тревожно. Это было несколько похоже на влюблённость, которую человек испытывает в юности. Как будто душа, наконец-то, отыскала то, что важнее всего на свете. Рассуждая об этом, я отправился домой.
На следующее утро ноги сами принесли меня в церковь.
Служба ещё не началась, но отец Иона уже был в храме. Он снова принимал исповедь. Очевидно, вчера исповедаться успели не все. Я сел и задумался, о чём бы стал на их месте говорить я. Сначала мне казалось, что я всю свою жизнь прожил в согласии со своей совестью, и мне упрекнуть себя практически не в чем. Потом стали вспоминаться кое-какие события, эпизоды, которые мне вспоминать не хотелось, потому что я понимал: я вёл себя тогда не самым лучшим образом… Не знаю, следует ли говорить о таких вещах на исповеди, но мне было бы легче, если бы я понял, что могу стряхнуть с себя бремя вины и запоздалого раскаяния.
Наконец, началась служба. Как мне сказали, это была Литургия, главная служба Православной церкви. Она произвела на меня ещё большее впечатление, чем вчерашнее вечернее богослужение.
В середине Литургии отец Иона произнёс проповедь. Она была посвящена тому, как следует понимать те события, которые мы переживаем сейчас. Священник очень убедительно, с примерами, доказывал, что они были за несколько тысяч лет до нас предсказаны в Священном Писании.
Прихожане слушали внимательно и после Литургии разошлись в глубокой задумчивости.
Последующие дни (а отец Иона пробыл у нас десять дней) службы в храме проходили дважды в день – утром и вечером. Также священник крестил детей и взрослых, венчал супружеские пары, служил молебны и панихиды.
Когда же выпадала свободная минута, мы вели с ним долгие беседы, порой спорили, и я, хоть вначале и не соглашался с его доводами, постепенно стал понимать его правоту. Но до конца поверить в то, о чём говорил отец Иона, я как-то не мог. «Почему, – вопрошал я, – в наше время не случается никаких чудес, которые бы явно указали на существование Бога?» Священник отвечал, что вера должна прийти в сердце человека добровольно, а не под давлением доказательств. Отец Иона как-то обмолвился, что в Священном Писании сказано о том, что не следует ждать от Бога явных знамений, но сам он надеется, что в последние времена Господь всё же может посылать такие подтверждения Своего бытия, чтобы обратить к вере сомневающихся маловеров. А я был именно таким. Слова отца Ионы оказались пророческими. Но в этом я убедился немного позже.
Мы так привыкли за эти десять дней к отцу Ионе, что когда он объявил, что назавтра уходит, потому что должен посетить и другие поселения, мы всем миром стали уговаривать его остаться. Однако, он был твёрд в своем решении, и утром следующего дня простился с нами. Все просили его на обратном пути снова посетить нас, но он только сказал, что на всё воля Божия, и он верит, что когда-нибудь мы обязательно увидимся снова.
Удивительно. Мы раньше совершенно спокойно жили без отца Ионы и без церковных служб, а вот сейчас все почувствовали какую-то пустоту.
У Настасьи Сергеевны нашлась Библия. Я попросил одолжить её и засел за изучение Священного Писания. Многое, конечно, мне совершенно непонятно, но некоторые слова ложились на душу.
На следующий день, запирая храм, староста обнаружила в углу посох, который отец Иона оставил там, когда зашёл в первый раз в наш храм.
Это была простая палка – толстая ветка какого-то дерева со снятой корой, лишь слегка обработанная. В верхней части она имела подобие рукоятки, напоминающей клюв какой-то птицы. Рукоятка эта была отполирована постоянным к ней прикосновением. А нижняя часть посоха была расщеплена и истёрта от долгой ходьбы по дорогам. Одним словом, это был старый, повидавший виды посох.
– Как же он без него, Вениаминыч? – огорчилась Надежда Сергеевна. – Путь-то неблизкий предстоит.
Я её утешил:
– Не переживайте. В лесу палок много, сделает он себе новый посох. А этот, если хотите, сохраните. Вдруг он зайдёт к нам на обратном пути, тогда отдадите.
Но история с посохом имела неожиданное продолжение. Через неделю Надежда Сергеевна прибежала ко мне страшно взволнованная, с дрожащими губами. В руках у неё был посох.
– Вениаминыч, смотри! Вот чудо, так чудо нам явлено! Поистине, посох Аарона!
К этому времени я уже прочёл библейскую книгу «Числа», поэтому возглас Надежды Сергеевны был для меня отчасти понятен.. Я взял в руки посох и замер в изумлении. Из сухой древесины проклюнулся побег с тремя маленькими клейкими листочками. Я, каюсь, сначала маловерно предположил, что росток просто вставлен в дырочку на посохе, но, слегка подёргав, убедился, что он произрастает из самой палки.
Всё Звонково сбежалось подивиться случившемуся чуду. Посох решили занести в храм и сохранять в алтаре».
В этом месте записей Орлика имелась сноска. Вера прочитала:
– «Продолжение истории посоха на стр…»
Вере нетерпеливо нашла нужную страницу.
«Вот уже год прошёл с того времени, когда посетил нас отец Иона. В наше трудное время очень мало надежды, что он снова заглянет в Звонково.
Посох всё зеленеет, веточка, хоть и очень медленно, но растёт. Ни отсутствие влаги, ни зимние холода не повредили зелёным листочкам.
И вот, на сходе, мы приняли решение отправить в Н-ский монастырь трёх паломников. Поскольку им предстоит длительный пеший путь и, возможно, непредвиденные трудности, то решили, что отправятся в паломничество трое крепких молодых людей: Иван Дробышев, Семён Чайков и Денис Крапивников (последний – внук Настасьи Сергеевны). Все трое – люди верующие, насколько может быть верующим современный человек.
Снабдили их картой, провиантом (хотя, на всю дорогу его всё равно не хватит) и простились, ожидая их возвращения в лучшем случае месяца через два».
Тут снова была сноска, и Вера с нетерпением нашла нужную страницу.
«Наши паломники вернулись. Вернее, двое из них. Иван Дробышев остался на несколько месяцев в монастыре, чтобы усовершенствоваться в вопросах веры и, возможно, принять сан. Тогда он вернётся к нам священником, и снова возобновится богослужебная жизнь Успенского храма. В последнее время я всё больше и больше мечтаю об этом.
Вернувшиеся из паломничества привезли в Звонково удивительную весть. Отца Ионы в Н-ском монастыре нет. Не потому, что он не вернулся из своих странствий, а потому, что монах с таким именем погиб в день Катастрофы. Нашим паломникам показали, где он похоронен.
Когда появилась мысль, что нас в прошлом году посетил некий самозванец, отец настоятель принёс ещё докатастрофный альбом с фотографиями из жизни монастыря. И среди запечатлённых лиц нашёл изображение отца Ионы. Все трое наших паломников без труда узнали на фотографии инока, посетившего нас в прошлом году. Отец настоятель и другие монахи продолжали утверждать, что сами лично принимали участие в погребении иеромонаха Ионы, и он был, безусловно, мёртв.
Также выяснилось, что ни одного монаха из монастыря никуда не направляли, и все они не покидали обитель с самого дня Катастрофы.
Наши паломники рассказали и про посох отца Ионы, пустивший побег.
Отец настоятель погрузился в раздумье, а потом сказал:
– Пути Господни неисповедимы. Но можно предположить, что наши погибшие братья продолжают трудиться во славу Божию и привлекать сердца людей к Богу. Как это происходит, нам знать не дано. Но ваш посох – это явное подтверждение того, что посетивший вас монах был не простым человеком. Был ли это Ангел, принявший образ отца Ионы, или сам отец Иона за свою праведную жизнь отпущен ненадолго на Землю послужить Богу – этого мы никогда не узнаем. Да это и не нужно. Всё, что надо, у нас есть. У нас есть Священное писание, у нас есть Заповеди, у нас есть храмы и священство, продолжающее апостольские труды. И есть вера, чтобы всем этим воспользоваться.
И все братья сказали: – Аминь! Что значит: – Истинно!»