Маленький Левиафан

– Это совершенно невозможно, – занервничал отец. В доме небезопасно! Состояние строения хуже, чем я предполагал. Не хватало того, чтобы на тебя свалилась штукатурка с потолка. Или вообще стена обрушилась! Нет, Аврора, мне и так хватает проблем и неприятностей!

– Ну, расскажи хотя бы! Ты на башню поднимался? Далеко видно оттуда? Село Лукреции видно?

– Нет, не поднимался. На эту башенку вообще нет лестницы ни внутри, ни снаружи. Она чисто декоративная.

– А подвал там глубокий?

– Самый обыкновенный. И, уверяю тебя, совершенно пустой и неинтересный. И привидения в нём не обитают, если ты об этом.

– А чердак есть? – не унималась Аврора.

– Есть, конечно, как же дому без чердака. Но и там приведения не замечены. И, поверь, между сказками и реальностью существует большая разница. Легко валить все неудачи на призраки и приведения. Легко, но неправильно. Все неприятности происходят от объективных причин, надо только найти эти причины и устранить их. Чем я, собственно, и занимаюсь. Но для этого я должен сосредоточиться. Поэтому, прошу, посиди тихонько, не отвлекай меня.

Аврора вздохнула. Что сказал бы папа, узнав о маленьком Левиафане? Не поверил бы, факт. Да и не имеет права Аврора рассказывать об этом никому. Она ведь обещала.

Хуже всего было с пунктом вторым. Примерно пару раз в неделю Аврора сбегала через окно в сад, продиралась через колючие заросли, вызывала из глубоких и тёмных вод Доминика-Левиафана и кормила его, поскольку тот, едва всплыв на поверхность, сразу начинал жаловаться, что голоден и очень хочет есть. Потом он рассказывал, что вспомнил за неделю. Увы! Все его воспоминания касались жизни в селе, игр со сверстниками, разных семейных историй. Но ничего, совсем ничего, что имело бы отношение к большому дому или колдунье Грандиле.

11. События начинают развиваться.

Так и тянулись эти дни, похожие один на другой. И только чувство безнадёжности всё сильнее овладевало душами отца и дочери.

Но ничто не может продолжаться бесконечно, и вот в один непрекрасный день случилась беда. В доме обрушилась целая стена, причём, наружная. Выглядело так, как будто её кто-то подорвал. Немедленно появился господин Му. Надо ли говорить, что он был в бешенстве. Даже его внешний вид, прежде безупречный, свидетельствовал о степени его возмущения: волосы были растрёпаны, а галстук съехал набок.

– Вы превзошли всех своих предшественников! – орал он на господина Аланса. – Нанесли непоправимый урон моей недвижимости! Что вы такое сделали, что смогли обрушить целую стену? Что за вопиющая безответственность! Нет, я этого так не оставлю! Вы за это ответите по закону. Я подам на вас в суд, и, будьте уверены, выиграю его! Вы компенсируете мне нанесённый ущерб!

– Господин Му, – пытался оправдаться отец Авроры, – Честное слово, ни я, ни мои рабочие даже не трогали этой стены! Мы работали вообще в другом помещении. Рабочие могут в этом присягнуть!

– Рабочих можно подкупить или подговорить! Они ненадёжные свидетели! А возможно – и соучастники! Нет, я поступлю по-другому. Рабочие с завтрашнего дня уволены, как и прислуга. Вы остаётесь здесь до приезда моих экспертов. По результатам этой экспертизы суд и будет определять меру вашей вины. Рабочие получат расчет в городе у моего управляющего, а с прислугой я расплачусь немедленно.

И он протянул Лукреции несколько купюр. Она молча слегка поклонилась, положила деньги в карман и осталась стоять на месте.

– Вы плохо слышали? – разозлился господин Му. – Вы уволены, можете убираться восвояси.

– Не кричите, я прекрасно всё слышала, – с достоинством ответила Лукреция. – Но я вам не девчонка какая, по первому вашему окрику бежать. У меня здесь вещи кое-какие хранятся, надо всё собрать, да не впопыхах, а то позабуду что-то, вернусь, а ворота и заперты. Что тогда делать? Я человек небогатый, не могу своим добром раскидываться. Так что не серчайте. Уйду, когда буду готова.

– Надеюсь, это случится в ближайшее время. Мне не хочется видеть на своём участке посторонних людей.

– Столько времени была непосторонняя, и вдруг посторонней стала. Не бойтесь. Не украду ваши кастрюли и ложки. У меня и свои есть.

– Вон! – заорал господин Му, и Лукреция величественно и неторопливо удалилась в домик.

– Так. Рабочие сейчас уезжают, а вы остаётесь до прибытия экспертной комиссии. Думаю, дня через два-три они будут здесь!

И, даже не попрощавшись, господин Му уехал. Вскоре убыл и автобус с рабочими. Бригадир (нанятый вместо того, который отказался работать в самые первые дни) сунул господину Алансу в руки какую-то бумажку.

– Здесь список всех рабочих с адресами и телефонами. Если до суда дойдёт, смело нас в свидетели вызывайте, все согласны. Ишь, чего удумал, ущерб взыскивать! Да это он нам и вам должен компенсацию выплатить за то, чего мы здесь натерпелись!

Когда автобус с рабочими исчез из виду, на крыльце появилась Лукреция.

– Прошу к столу, – пригласила она. – Обед готов.

– Мне сейчас не до еды, – махнул рукой папа. – И потом, Лукреция, ведь господин Му вас рассчитал, что же вы продолжаете о нас беспокоиться? Спасибо вам за всё, можете идти домой. Поймите, я в таких обстоятельствах, что не смогу оплачивать ваш труд…

– А кто вам сказал, господин Аланс, что я оплаты требую? Чай, понимаю, что сейчас у вас творится на душе, да и в кармане. А только так я думаю, что не только из-за денег люди друг другу помогают. Сколько вы здесь будете ещё, столько и я, Не брошу я вас с Авророй. Девочку вашу я полюбила, да и вы хороший человек.

– Спасибо вам, Лукреция, на добром слове, и за желание помочь. Действительно, мне может понадобиться ваша помощь. Может быть мне придётся отлучаться, съездить к адвокату или по другим делам. Я буду очень рад, что с Авророй будет кому посидеть.

– Ну и ладно, – сказала Лукреция. – А сейчас – к столу, а то всё остынет. Ишь, не до еды им! Да если у человека беда, разве он на голодный желудок с ней справится?

– Вы, Лукреция, человек удивительной души, – сказал папа, – нам с дочкой повезло, что мы встретили вас.

– Самая обыкновенная у меня душа, – вполголоса проворчала Лукреция. – Просто пришлось и мне горюшка хлебнуть, вот и когда у других душа болит, как свою я эту боль чувствую.

До вечера отец Авроры бродил по руинам разрушенной стены, что-то фотографировал, отбирал пробы и образцы. А после ужина и ухода Лукреции сказал что у него болит голова. Лучше сейчас ему будет лечь и заснуть.

Это было на руку Авроре. Она решила сегодня же ночью сходить к Левиафану, покормить его напоследок и попрощаться с ним. Что поделаешь! Хотя было очень жалко этого несчастного гигантского головастика, но жил же он без неё раньше, авось, проживёт и сейчас. Хуже другое. Где теперь раздобыть деньги на мамино спасение? И вдруг господин Му засудит отца и посадит в тюрьму? Тогда Аврорв останется одна на всём белом свете. Это было так страшно…

Отец не засыпал очень долго. Аврора несколько раз подходила к его двери, и через дверную щёлку слышала, как он ворочался и вздыхал, а иногда даже вставал и ходил из угла в угол.

Наконец, всё стихло, и Аврора, захватив побольше всякой еды (пускай маленький Левиафан поест напоследок!), вылезла в окно и помчалась через ночной сад к пруду.

Левиафана не пришлось даже звать. Он, казалось, ждал её, плавая неподалёку. Как всегда, первым делом он заявил, что хочет есть.

Когда последний кусочек был проглочен, Аврора вкратце рассказала маленькому Левиафану о том, что произошло, и закончила тем, что на днях они с отцом уезжают, так что эта их встреча – последняя. Реакции, которая последовала, Аврора никак не ожидала. Она думала, что бывший мальчик Доминик огорчится, скажет, что привык к ней, что ему грустно расставаться… Но…

– Как, уедешь? А кто меня теперь кормить будет?!

Все его мысли были только о себе самом. Это было последней каплей, и Аврора зарыдала.

– А тебе так и надо! Ты совсем ни о ком не думаешь, кроме себя! У меня там мама… умирает! (Аврора в первый раз произнесла вслух это ужасное слово). Денег на лечение нет! Папу могут в тюрьму посадить! А со мной что будет? А тебе лишь бы поесть!

Она плакала, а Левиафан молчал и только иногда издавал какие-то булькающие звуки.

Наконец он произнёс:

– Арора, прости. Я привык за все эти годы ни о ком не думать, ни о ком не заботиться. Это правда. Но что я могу сделать? Разве я виноват, что оказался в этом пруду? Разве я виноват, что меня все бросили? Разве я виноват, что все эти годы вынужден есть только эту противную траву? Вдруг появилась ты, и жизнь стала меняться. Но сейчас ты говоришь, что уезжаешь. А мне придётся снова долгие годы проводить в одиночестве и голоде.

И он забулькал ещё сильнее. Аврора вдруг поняла, что Левиафан плачет. Сразу её злость сменилась жалостью. Да, ему тоже нелегко, и даже никакой надежды нет.

– Прости, – сказала она. – Прости. Тебя мне тоже очень жаль. Но чем я могу помочь? Дом этот на самом деле какой-то заколдованный. Но твоей Грандилы там нет, это точно. Папа бы её нашёл, если бы она до сих пор жила в особняке.

– А кто же тогда там зажигает свет? – спросил маленький Левиафан.

– Какой свет? Ты про свет ничего не говорил! – заволновалась Аврора.

– А я и сам не знал. Я ведь по ночам спал всегда, а днём этот свет незаметен. А тут, когда ты стала по ночам приходить, я как-то ждал тебя, смотрю, а на стене дома, около самой земли что-то светится. Хотел тебе сказать, а потом забыл.

– А сейчас этот свет видишь?