Бабье лето любимой жены. Часть III

– Ага. Нажралась как-то у нас в баре, хипстерша чертова. Бабища – центнер весу, от стола не отклеить. И ментов не позовешь.

– Но он же повесился, – взволнованно вспомнила Лиза. – Мы с ним когда-то вместе учились. Говорили – от несчастной любви.

– От несчастного диагноза. Дурак, конечно.

– Почему?

– Потому что не светило ему этот центнер, так сказать… При вас, дамах, фиг поймешь, как и сказать. Делать можно, а говорить – ни боже упаси! В тот день, когда он повесился, она и упилась в хлам. Кое-как сгреб ее, в машину посадил. Полчаса допытывался, куда везти. Узнал, ушам не поверил. Куда на ночь глядя тащиться? Думал, к себе отвезу, пусть отоспится, потом мотает на все четыре. Уперлась, зараза. Ну, я и повез. В машине оклемалась. Про горе рассказала.

– И… что?

– Полежали рядышком, и все. Не смотри на меня так, – заметив ее недоверчивый взгляд, рассмеялся новоиспеченный супруг. – Успокаивал. Смотрю – из соседней комнаты старуха выплывает. Ну, я сделал ноги.

– Что же вас так сдружило?

– Черт его знает… Ненормально мы как-то расстались. Дай, думаю, попроведаю. К тому времени похоронили уже Соловьева этого. Аккурат на девятый день меня и сподобило к ним явиться. Откуда я знал? Сидели вдвоем с бабкой, горевали. Ну и я присел вместе с ними. Бабка меня в темноте то ли не признала, то ли не запомнила. Или ей все равно было. Она, кстати, твоя тезка, нормальная герла. Рассказала мне – нацепила тогда на себя его любимые тряпки-цацки и пошла встречу с ним обмывать. Чего-то там подсыпала себе в водку. Не взяло. Решила – знак. Бабка вслед за внуком через полгода преставилась, а дом ей достался. Теперь живет там. По-моему, неплохо.

– Ты так и не сказал, почему у вас завязалась такая прочная дружба?

– Под настроение к ней заезжаю. Хочешь, сейчас заедем?

– Я?… – растерялась Лиза.

– Мы, – поправил ее Андрей. – Она, кстати, об отце твоем хорошо отзывается.

– Он похоронами занимался, больше некому было.

– Не потому, нет. Говорит, все его уважают.

– Почему вы про отца говорили?

– Особняк мне ваш понравился, спрашивал, чей. Теперь вот хочу похвастаться.

– Женщины не любят делить мужчин: ни мужей, ни друзей.

– У нее кроме меня друзей хватает. Там обычно людно.

– Чем она занимается?

– Что-то шьют, вышивают. За границу толкают.

– Да, Сережа в художественном учился. Там познакомились?

– Нет, она моложе лет на десять. Видно, на той же стезе сошлись.

– Без подарка неудобно, праздник сегодня.

– Не примет. Так проще – никто никому ничего не должен.

– Ладно, – нерешительно согласилась она.

Андрей, не раздумывая, развернулся, и через четверть часа они уже стучали в знакомую дверь. Впрочем, Андрей постучал для приличия и тотчас рванул на себя незапертую дверь. Лиза робко вошла за ним в знакомый с детства дом.

Навстречу вышла светловолосая ясноглазая пышногрудая женщина. Завидев Андрея, она тепло улыбнулась.

– Проходите, вон в ту дальнюю комнату проходите, – без предисловия и приветствия просто сказала она, – я сейчас, скоро освобожусь, – с этими словами она снова исчезла за дверью, откуда доносились женские голоса.

По всему было видно, что Андрей чувствовал себя здесь как дома. Лизе же было интересно дождаться продолжения. Что-то не давало ей покоя в их отношениях. Ревности она не чувствовала. Тезка ее, мягко говоря, была женщиной на любителя. Знакомство-то у них, может, так и началось. Но дальнейшее не выдерживало никакой критики.

– Подождем? – спросил Андрей, помогая ей раздеться.

– Подождем, – согласилась Лиза, направляясь «в дальнюю комнату» и, видя его удивление, объяснила: – Мы с Сережкой дружили в детстве. Наши бабушки приятельствовали, друг к дружке в гости ходили. Сережина хлебосольной была, чаем с плюшками нас угощала. Помню, мы с ним горки спускались, у них во дворе погреб был, оттуда и спускались. Сад у них в низине, зимой вода замерзала, он меня на коньках учил кататься. В младших классах он у меня уроки списывал, но делал за меня рисование. А когда постарше стали, как-то охладели друг к другу, хоть и не ссорились. Вроде и дружбы никакой не было.

Дожидаться пришлось недолго, вскоре в комнату вошла ясноглазая Лиза, и от ее доброй улыбки стало тепло и уютно.

– Вот, привез жену к тебе, познакомиться, – гордо заявил Андрей, протягивая руку с обручальным кольцом.

– Значит, все у вас сладилось? – без особой радости удивилась ясноглазая. От неожиданности она не сумела этого скрыть, но тотчас попыталась исправить оплошность: – Ты ведь тезка моя, Лиза? Приезжает он ко мне как-то и говорит: «Женщину сегодня встретил. Чувствую, быть ей моей женой».

Лиза перевела растерянный взгляд на Андрея. Тот смущенно потирал затылок.

– С потрохами сдала, – покачал он головой, обращаясь к ясноглазой, – я ей самой недавно об этом сказал. Сейчас я тебя тоже удивлю. Моя Лиза – Серегина одноклассница, Матвеева.

Лиза зарделась. «Моя Лиза»… – смаковала она эти слова, как когда-то бабушкины плюшки, пытаясь подольше растянуть наслаждение.

– Да, теперь узнала, – кивнула ясноглазая, – а ты почти не изменилась. Сережа рассказывал, как вы с ним в детстве дружили. Погоди, у меня для твоей жены кое-что есть, – обратилась она к Андрею и, открыв старый фанерный шкаф, взяла с полки листы с рисунками. Перебрав их, она протянула один Лизе. – Узнаешь?

Еще бы она не узнала. Это был ее портрет, за который Сережка получил на районном конкурсе первое признание – главный приз. Многие тогда говорили – не за мастерство, а за портрет дочери секретаря райкома.

Андрей растопил печку, дом благодарно вздохнул теплом. Синий вечер, как прежде, заглядывал в окна, старая ель у калитки все так же простирала пышные лапы. В маленьких окнах, словно в кривых зеркалах, время искажало благословенные былые времена. Вместо сероглазого Сережки сидел кареглазый Андрей, вместо доброй бабушки – ясноглазая Лиза, ловко сбывавшая заезжим торгашам плоды своего творчества. При свете зажженных свечей играло в бокалах гранатовым цветом вино, тепло его плеча у щеки обещало любовь, звало обратно домой.

9

«Кто придумал, что утро вечера мудренее?» – глядя на кучу оставленных мужем денег, с тоской думала Лиза, вспоминая их супружеское утро. После двух выходных соскучившийся по работе муж живо переключился на деловую волну. Пока она хлопотала на кухне, он, уже одетый, заглянул к ней и чмокнул ее в щеку. Прощально и быстро. Как покойника.

– А завтрак? – смерив его недоуменным взглядом, растерянно спросила она.

– Не балуй меня, – направляясь в прихожую, сказал он, – привыкну.

– А рубашку чистую… почему не надел? – идя следом за ним с половником в руке, недоумевала она.

– Так эта еще не грязная, – обуваясь, ответил он.

До нее понемногу начало доходить очевидное, то, что они в горячечной спешке упустили из вида. Сошлись два чужих, понравившихся друг другу человека. Каждый из них – застывшая глина, прочно сформированная годами. Попробуй притрись. Что ночь свяжет, день размотает и перевяжет по-своему.

– Ты спешишь? – спросила она, остановив его на полушаге.

– Нет, – лизнул он по ней оживленным взглядом.